Два поэта, да ещё каких – гениальных! Стали супругами. Николай Гумилёв и Анна Горенко. Ахматовой её назовут позже. Какой союз! Какая идиллия! Аххх!!!... И всё тут же рушится. Никакой идиллии. Никакого союза. Полный крах. Единственное утешение: дитя - Лёвушка Гумилёв. Гениальное дитя гениальных родителей! Но таких разных, невозможно разных. Зверски разных. Ничего общего. Постель – как пропасть, как бездна между двумя бесконечностями, между двумя непостижимыми вершинами бытия.
Какая жена нужна была Николаю Гумилёву? Та, которая станет перезаряжать ружьё, пока муж отстреливается от крокодилов и львов. Та, которая, обессилев, будет продолжать ползти за ним по пескам до самого озера Чад. Та, которая обнимет его в последние мгновения жизни и бросится вместе с ним в чёрную пропасть небытия! Ему нужна была ровня по духу, авантюрному, отчаянному, но… это не про Анну Андреевну. Нет, про неё.
Избалованной мужским вниманием утончённо-изнеженной будуарами царскосельской дворянке – не до диких ветров и ущелий. Да, можно и за границу. Да. Но, простите, куда? В Итаааалию, во Фрааааанцию, миль пардон, о каком Судане или Джибути может идти речь? Ни-ког-да! «Да, я знаю, я вам не пара, Я пришел из другой страны, И мне нравится не гитара, А дикарский напев зурны…» Николай понял это быстро. За месяц супружеской не-жизни. И уехал. К чёрту, куда угодно, лишь бы подальше от этой клухи-курочки! Потому что это – не его! Он с этим – жить не будет! Поэтессичек в мире полно. Клух среди них – каждая первая. Это – не его. Такой мир ему не нужен. Им нужны поэты в бархатных курточках, в беретиках с помпончиками и преданными глазками мопсиков.
Хрен вам, а не мопсики! Это ж – Коля Гумилёв! Чхал он на всю эту гламурную дурь! Он уже в море. Он же плывёт к дальним непричёсанным берегам.
"Наплывала тень... Догорал камин,
Руки на груди, он стоял один,
Неподвижный взор устремляя вдаль,
Горько говоря про свою печаль:
"Я пробрался в глубь неизвестных стран,
Восемьдесят дней шел мой караван;
Цепи грозных гор, лес, а иногда
Странные вдали чьи-то города,
И не раз из них в тишине ночной
В лагерь долетал непонятный вой.
Мы рубили лес, мы копали рвы,
Вечерами к нам подходили львы.
Но трусливых душ не было меж нас,
Мы стреляли в них, целясь между глаз.
Древний я отрыл храм из-под песка,
Именем моим названа река.
И в стране озер пять больших племен
Слушались меня, чтили мой закон.
Но теперь я слаб, как во власти сна,
И больна душа, тягостно больна;
Я узнал, узнал, что такое страх,
Погребенный здесь, в четырех стенах;
Даже блеск ружья, даже плеск волны
Эту цепь порвать ныне не вольны...
И, тая в глазах злое торжество,
Женщина в углу слушала его."
( Н. Гумилёв)