* * *
Так, с открытым забралом, проверивши дверь, вековые
пружины разжав, как архангел,
входит время ворованных яблок и вер,
выпадая из нот, где ветвятся архары.
Где голодные игры и голос как плеть, целлофановым утром,
как дрозд, мне дарованы:
огнедышащим жерлам молчать повелеть,
над посёлками выпасти дронов.
С ромбовидной вершины как пластырь сорвать, Люцифера
прижав к колокольни Ивана,
Воробьёвы где горы не позволят соврать,
семихолмием зычно названивая. —
Так, с открытым забралом, проверивши дверь,
по ступенькам судьбы, как по трапу, спускаешься...
От ворованных яблок гудит твоя твердь,
но ты ждёшь над крыльцом своим — аиста.
Но ты веришь, что сбудется: талая тля, с мыльных рук
уползёт к разговорам,
где несносно себя от других отделять,
чтоб допрежь не изгнал себя в горы.
Глинобитные стены — сырой вариант, чтоб вписать
свою мебель в орбиту,
где напряг свою спину Авраам как Атлант,
но где руки гвоздями пробиты.
На какой-то из станций забытых вещей трутся души
в преддверии рая.
Кто-то гонит их с круга, как левой взашей:
что останется — то подбираем.
Семимильными вышел брататься как тень; на ресницах —
торговая марка.
В коем веке собой быть — как тень — не хотел, —
через голову высшим отмаргиваются!
На подстанциях квохчут: нет сил брать в рассвет: он
обрушит стодневную кладку.
Не концы же с концами пришёл я здесь свесть.
По тарифу ковчега — выкладываюсь!
Днепрогэс ли замкнётся, иль мирно пройдут. Крестообразно
взяв центрифугу,
я пройдусь по дорогам (Витрувианский продукт),
колесницей горящей распугивая.
От Ильи до знакомых в два шага отстал — световые два
шага в предмете.
Когда выйду с ленивыми в шаткий астрал —
можно с Вегу личинкой приметить.