Ярлыками обвесили осень,
собирали хлеба с рассвета,
вдоль межи положили восемь,
отпевали четыре лето.
Новый год стал сиротским приютом,
при делах, но никто не в ответе,
вижу чёрный опричник Малюта
разливал по стаканам чай детям.
Пошлый век - аппетитный штрифель
суррогатных вещей в целом;
по сухой доске скрипит грифель,
не запачкать мне пальцы мелом.
Отпечатки на каждом томе,
переписанные страницы,
там где мысли мои о доме,
кто-то правит: хочу застрелиться.
Непристойный, как тропик рака,
не февраль, так октябрь вышел,
окунул кулаки свои в драку,
растворился в кровавой жиже.
Без царя в голове, на престоле,
всё в предании этом не ново;
ночь ушла в твоё чистое поле,
злая вольница или оковы.
Вновь уверовав в архипелаги,
с высоты старой лагерной вышки,
либералы ткут белые флаги
и жирнеют от грантов кубышки.
Подзабыли родство сучьи братья!
Новый Авель пиндосского списка,
что тебе не посмею сказать я,
у гранитного обелиска?