"Исчезнет Мир и заново начнётся,
и на Земле пребудешь ты вовек,
вбирающий лучи Луны и Солнца,
беспечный до безумья человек.
Твоя душа средь животворных рек,
в которых на рассвете звёзды гаснут.
Её быть дано счастливой иль несчастной
и выбирать то праведность, то грех.
А если века разорвать кольцо,
создав спираль из круга с новым веком,
восстанет ли иным твоё лицо?
Останешься ли прежним человеком?
Иль, вырвавшись полётом или бегом,
окажешься мятежником и ты
и, пронизав просторы пустоты,
низринешься за злым нечистым следом?"
Так мыслил мой лирический двойник
в одно из многих сотен полнолуний.
Хоть возвышались вавилоны книг,
но слово мудрости простаивало втуне:
он не читал. Стояла ночь июня,
известная короткой темнотой,
и вскоре ожидался боевой
крик петуха - спасенье от колдуний.
Устали мысли и хотели спать,
ответов странным не найдя вопросам.
Лежала позабытая тетрадь,
стыл чай. валялись всюду папиросы,
а впереди легли рассвета росы.
Минуты, череда за чередой, прошли.
Заснул двойник мой молодой,
как сходят поезда с крутых откосов.
Во сне его незримый Путь позвал,
гонцом судьбы своей же и назначив.
И тот себя в пустыне увидал
и вдаль пошёл, надеясь на удачу.
А это что-то всё-таки да значит!
Пустыня проверяет каждый шаг
того, кто сам себе, как лютый враг,
и никогда в страдании не плачет.
"Согрей меня, дыхание пустыни,
сожги меня, чтоб я не мог дышать
ничем иным, кроме тебя, отныне!
Чтоб сжёг огонь желение желать...
Но станет по пескам самум шагать
стеною ослепляющего шока.
Как полуправду злого лжепророка,
меня он не сметёт ли? Как познать?
Исчезнет ли жестокая стена,
скрывавшая инакое пространство?
Взовьюсь ли я туда, где тишина
на крыльях ангелического братства
парит и никому до её сна
нет дела - вот, что главное найти
в мучениях сомнений на пути,
где мне придётся с прожитым расстаться!
Раскроется душа, цветку подобно,
являющая красок наготу.
Цветку, невиданному прежде, словно
зовущему из бездны в высоту.
Он вознесёт молчанием мечту
и мир избавится от торжищ и отребий,
и на полночном, звездооком небе
увидят Изумрудную звезду!"
С Надмирностью к незримому союзу,
освободив от морока и зла,
какая-то невидимая муза
лирического странника вела.
Соединеньем душ она цвела
и ниспадал узорчатый хитон.
Двойник мой испарялся, таял он,
и вот исчез. И Музыка плыла!
(2002)