Гость сезона Дмитрий Близнюк

Литературный Фестиваль Рунета
Дорогие друзья, у нас с вами снова «Гость сезона», которым к общей радости стал Дмитрий Близнюк
http://www.stihi.ru/avtor/fkfyn1

Мы с большим удовольствием приглашаем всех присоединиться к разговору с Дмитрием.
Начиная с этого момента в течение всей следующей недели у вас есть возможность высказаться, поделиться впечатлениями, задать вопросы и, конечно, просто душевно пообщаться с Дмитрием Близнюком.

--------------------------------------------------------
Дмитрий, добрый день! Рады видеть вас в нашей гостиной!

http://www.stihi.ru/2016/04/03/7215
портрет О в молодости
***
 
любимая, дай мне таблетку
анальгина; туман туго обмотал
треугольные головы горам,
точно влажными полотенцами,
легчайшая боль неба, мелкая, незаметная,
как подъязычная кость колибри,
и виноградники разлаписто тянутся
по каркасам и шиферным заборам
карликовыми истощенными драконами
/больны осенним рахитом/,
усыпаны сладкими пыльными ягодами,
и грузчики, кряхтя и потея,
уже вносят в прозрачные чертоги воздуха
трехметровые портреты осени,
забрызганные грязью, глиной,
грибными спорами,
а осень в кровавых от ягод ботфортах
с нами-статуэтками на ладонях
позирует возле ржавого лимузина
с выбитыми стеклами...

Петра Калугина (ПК): «Дмитрий Близнюк, литератор из Харькова» – так определяет себя сам автор на разных сайтах, и в этом способе сказать о себе есть некая тонкая, почти неуловимая ирония. Автор «оглашает» свое имя, как оглашали имена рыцарей на турнирах, как выкрикивали свои имена средневековые ваганты перед собравшейся толпой зевак; как, в конце концов, называли себя многие древние философы. Этой иронично-любовной, куртуазной ноткой Дмитрий Близнюк, литератор из Харькова, как бы сразу вовлекает нас в ситуацию некой игры, предлагает абстрагироваться от привычных знаний: «слишком» традиционные образы в поэзии – это штампы, следовательно, это плохо; чрезмерный любовный пафос – это либо наивно, либо пошло, следовательно – плохо; длинные стихи – это несовременно, неактуально, не айс; зрелый уважающий себя «литератор» не может ограничиваться в своем творчестве столь узким кругом тем, как чувственная, эротическая любовь – это несерьезно и, следовательно, тоже вряд ли хорошо.
Трубадур-верлибрист из Харькова как-то очень легко и при этом убедительно показывает мне («зеваке»-читателю из той самой толпы), какой на самом деле неисчерпаемый ресурс этот самый затёртый, оскоминный образ-штамп и как много можно выжать из любовного пафоса, если знать, куда и с какой силой жать. А жать надо именно что с предельной силой, доводить до абсурда, чтобы наивный и примитивный этот пафос, зашкалив за некую риску, перевалив через некую черту, становился вдруг мощным поэтическим приемом. Близнюк работает с любовным лирическим пафосом как мастер фейерверка, как артист файершоу с горящими поями на цепях. Главное и единственно важное: он его не боится. Играет с огнем.

Марина Чиркова (МЧ): Читая Дмитрия Близнюка, прежде всего улыбаюсь. Как бы то ни было, сколько бы ни было расставаний навек и безнадежных вздохов у лирического героя, он всегда – навсегда! – сиятельно весел изнутри. Не хулиган, но озорник, редкий положительный герой читательского воображения, ни разу не поучительный и никогда не скучный.
Сказать, что Близнюк узнаваем – констатировать очевидное. И тем не менее, каждую новую строку хватаешь глазами с неослабевающим интересом – да, Близнюк узнаваем, но при этом парадоксальным образом разнообразен и каждый раз новый в самом себе. Кажется, это называется «щедрый»? Ну да, расточителен, но что ему – он же богат! То ли еще будет, очевидно.
Забегая вперед: прочитав про бутерброд со стрекозами, невольно подумала: стих Дмитрия прежде всего необыкновенно «жирный» на впечатления. Такие они «недиетические»! Тут же и спрошу: а вне стиха, в каждодневности, какое мировосприятие у автора, такое же буйное? И если да, то как ему живется с ним? А если он «как люди», тогда откуда?..

 Александра Инина (АИ): Уже не раз слышу сомнения в том – верлибр ли это. Для меня верлибр – поэзия смысла. Для чего он – для того, чтобы ни размер, ни рифмы не довлели над образом, над мыслью-образом – так, наверное, точнее. В идеальном верлибре нет ни одного лишнего слова, он поджар, как ахалтекинец, так же легок и стремителен. Таков верлибр в идеале для меня. Поэтому поэзию Дмитрия я скорее воспринимаю как стихи в прозе, которые тяжеловесны, как зрелые виноградные кисти, так же сочны и содержат в себе семечки жизни. В данном конкретном случае можно выделить личностный план, где автор говорит о внутреннем, и общий – где он описывает окружающее пространство. Эти два плана взаимопроникают друг в друга, и внутреннее (головная боль) становится общим, а личности становятся статуэтками в руке осени. Очень напоминает картины Дали.

Татьяна Комиссарова (ТК): Я буду самой лапидарной. Оно как бы и в масть – лаконичность считается одним из достоинств верлибра – при безусловной емкости. Впрочем, мне лучше не вдаваться в теорию верлибра, я в этом полный профан. Люблю ли я свободные стихи? Скажем так: больше люблю традиционные стихи. Ну, или на грани. Да и большая часть того, что именуется верлибром, имеет к поэзии весьма отдаленное отношение. Если вообще имеет. Впрочем, из каждого люблю-не люблю есть исключения.
Оставив в стороне то, чем мне стихи вообще нравятся, скажу об удивительном: я далеко не сразу поверила, что передо мной верлибр, т.е. «безрифменный стих со свободной ритмической организацией». Тут не только очевидна эта самая «организация» – специально заданный ритм текста, тут она настолько сильна, что я вчитываюсь и вчитываюсь, не в силах поверить, что в этих мощных и неизбежных окончаниях нет фонетического созвучия. Скорее оно есть, но иной природы – художественной. Поэтому я воспринимаю эти роскошные концовки как художественную рифму.
Не удержусь от толики критики: перенос во вторую строку кажется мне всё же неоправданным и нарушающим тот самый внутренний ритм. Вообще, первая часть текста, до «шиферных заборов», видится мне едва ли не самодостаточной (вспомним о лапидарности). Дальше пошли кой-какие необязательности в виде больных рахитом драконов и осени в ботфортах, а вот концовка с людьми-статуэтками на ладони (эдакие нэцке) и ржавым лимузином очень хороша.

http://www.stihi.ru/2015/11/03/10554
чипсы осени
***

осень - голодная скорпионша
с клейким выводком детенышей на спине:
но никто не приютит ее, не пригреет.
лишь поэт смело протянет руку и скажет: «Сигай ко мне!»
осенью каждый второй если не поэт, то зародыш Гомера:
прошли четыре рыжих недели, без дождей и дрожи.
и каждый третий прохожий ужален роскошным ядом,
и кленовые листья хрустят и шуршат под ногами, точно
чипсы осени со вкусом Пушкина Александра.
а город, а город, а город
исподволь грузно и с грустью впадает в предзимнюю спячку;
дворник жадно сосет никотиновую лапу -
насыщается медвежьим жиром дворовой мечты.
все эти пейзажи - городские, земные, осенние,
с червивыми чертогами и грудами дряхлого золота,
с кривыми гвоздями в полусгнившей раме,
с голым ветром, босиком шагающим по листьям,
будто невидимка по острым ракушкам на берегу моря, -
я никогда не забуду, где бы я ни оказался завтра:
в каком-нибудь раю/аду или на незнакомой планете.
спасибо. спасибо. спасибо…

АИ: Вот здесь – да, это верлибр. Образы хорошо сочетаются друг с другом, выбиваются чипсы... но уже которое поколение растет без пиетета к Нашему Всё и вольное обращение с ним уже не наказуемо, но еще и не прощено).

ПК:  Выше я говорила о традиционности и о штампах. Наверное, многим поклонникам (да и хулителям) Дмитрия Близнюка было странно это прочесть. Какие у Близнюка могут быть штампы? Где штампы – и где Близнюк? У него же сплошь – оригинальные, сверх-оригинальные, квази-оригинальные образы!
Тут я отвечу так: образы-метафоры – да, но образы-исходники – нет. Исходники (то есть то, что метафорами означается, к чему метафоры отсылают) у Близнюка очень традиционны. Квази-традиционны. Вот, например, что может быть столь же традиционно и естественно, как восхищение родинками на теле любимой женщины? Родинки на теле возлюбленной – кондовый, заматерелый поэтический штамп.
Дмитрий Близнюк, заклинатель огня из Харькова, берет такой штамп, как сдутый воздушный шарик, и наполняет его не просто воздухом, и даже не летучим гелием, а, не побоюсь этого заявления, – огнем! Огнем чувственности, неги, страсти, но и не только. Это еще и огонь языковой, речевой. Напряжение и горение поэтического события внутри фразы.
Родинки в стихах о любви – да, это общее место. Но «караван маленьких родинок», кочующий по «нежной пустыне» тела любимой и наблюдаемый лирическим героем Близнюка «с высоты самолётного полёта» – это уже, мне кажется, красивая эротика и хорошая поэзия (ст-ние «Слепая грудь Мадонны»).
В «чипсах осени» таким «избитым образом» является образ осенних листьев. Запах увядания и тления, шелест под ногами, светлая грусть, очей очарованье… ассоциативный ряд можно длить до бесконечности. Листья – это штамп осени. Ярко-желтый кленовый штамп. Настолько очевидный и несомненный, что современные поэты стараются либо совсем его не трогать, либо как-нибудь по касательной, опосредованно, не голой ладонью, а рукавом пальто.
Дмитрий же Близнюк идет от обратного – сосредотачивается «на всём осеннем», сгребает эти листья в охапки, зарывается в них лицом, плещется-купается в осени уверенно и «бесстыдно». «Выпячивая» (сказал бы недоброжелательный критик) гипертрофированную сезонную чувственность. То есть, опять-таки, доводит поэтическое «общее место» до абсурда и до предела – за которым оно вдруг взрывается к новой жизни.

МЧ: чипсы осени, да...Пушкиным похрустим? ))) неплохо придумано, издать-изжарить бы такие!))) Кроме редкого таланта извлечения мощных чувственных впечатлений у Дмитрия есть еще один редкий дар – дар молодости, свежести и детскости в лучшем ее проявлении. Автор Дмитрий Близнюк – это Кот Леопольд и Сергей Есенин в одном кентавре. Это юный языческий бог, не наигравшийся свежесозданным миром, еще липнущим к пальцам и пахнущим сладкой акварелькой. Ха, да он заразителен, похоже! еще чуть и я тоже заговорю развернутым языком смачных сравнений))) не смогу, конечно, и тем более спасибо Дмитрию за эту краткую возможность «поднабраться».
Один вопрос: Есенин как (может быть неожиданная) внезапная ассоциативная родня (не текстам, а авторскому подходу к реальности, способу обращения с ней) подходит Дмитрию?

ТК:  Если искать родство, то это в большой степени Мандельштам, как мне видится. Не причинные связи, а ассоциативные.
И опять концовка мне кажется избыточной:

я никогда не забуду, где бы я ни оказался завтра:
в каком-нибудь раю/аду или на незнакомой планете.
спасибо. спасибо. спасибо…

МЧ: и согласна с Татьяной, и не согласна. ОЭМ – более отстраненный созерцатель, а от взгляда ДБ, ненасытного на приключения в «обыденном», мир плавится и перекрашивается сам. Тут еще мне краем пробежал Слава Зайцев в валенках разного цвета — один зеленый, другой розовый.


http://www.stihi.ru/2013/01/07/5447
бабочками Брэдбэри
***
 
Вагон метро качается, как метроном кошмара.
Берлинская стена из лиц и искривленных взглядов.
Вот базальтовая женщина в очках. Что ей сегодня снилось?
От этого зависит судьба целой планеты.
Неужели она третья лишняя в самодостаточном мире?
Посторонняя насквозь, с мигренью и страстью к белому шоколаду?
Жизнь непоправимо стареет и теряет каштаны.
У вселенной опускаются руки с фломастерами –
все миллиарды, все летит к черту в тартарары!
Неужели в спектр радуги не входит цвет
ее карих настороженных глаз? Кто-то выдрал
провод из кабеля человечества – авось никто не заметит.
Я смотрю на нее, и чувствую –
что-то в мире идет не так. Логика эгоиста мечет бисер,
но я не свинья разумная - бери выше!
Она – один из каратов алмаза, смысла моей жизни.
Без нее вчерашний день развалится на куски,
как халабуда бродяги под ливнем. Без нее
строки растекутся растаявшим мороженым.
А она по-носорожьи прямо смотрит в меня,
инстинктивно прижимает сумку к бедру,
где кошелек и ключи от дома. От иного мира.
И вся планета безнадежно кишит бабочками Брэдбэри,
полыхает людьми Брэдбэри, как в немом кино.
И лик мира меняется ежесекундно, ежеминутно, ежечасно,
точно его нещадно бьют током, танком, танка.

МЧ: не касаясь уже многажды обсуждавшейся темы, что такое верлибр и насколько это стихи, хочется поразмыслить, почему далеко не каждому автору этот (несравненный) вид поэтического слога приходится «впору». Не берусь судить насколько часто, но не раз видела, как в отсутствии строгого ритмического корсета и барабанного боя неизбежной рифмы речь начинает тяготеть к (излишней) экзальтации, становясь (по большому счету) бедной и малоинтересной. «Теряет каштаны», проще сказать, чтобы было понятно. Потому что если можно найти полную противоположность такому типу текстов, то это – верлибры Дмитрия Близнюка. В них нет ни на буковку искусственности, но есть широта души, которая говорит: «Я смотрю на нее, и чувствую – что-то в мире идет не так». Во Вселенной, не больше ни меньше, забирая ее целиком и при этом ничуть не растеряв ни крошечных деталек достоверности, ни беспокойства о капризных карих глазах...

АИ: Хорошая прозаическая миниатюра, зачем-то записанная как стихотворение. Сквозь текст бьется тревога, почти паника и обреченность. Одна из сильных сторон текстов Дмитрия – способность вызывать сильные эмоции, сопереживать.

ТК: Размышления мужчины над женской судьбой. И да – Вселенная изменится, выпади из нее хоть самое неприметное звено. Всё же это не моё стихотворение.

ПК: Дмитрий Близнюк, несомненно, из тех поэтов, о которых говорят «поэт с собственной интонацией». Мне кажется, самое время об этой интонации поговорить.
Что именно интонирует Дмитрий Близнюк, зачарованный чувственной красотой жизни гедонист из Харькова? Для меня его посыл считывается так: мир слишком, избыточно красив, красота повсюду, она невыносима, она выматывает, ввергает в сладостное и мучительное изнеможение, из состояния которого автор и ведет свой акынно-верлибровый репортаж. Средоточием этой красоты является Женщина. «Всё женское» – тот самый мощный импульс, который заставляет автора счастливо терзаться и сладостно сокрушаться по поводу. Изводить себя не предполагающей ответа риторикой: «где заканчиваешься ты и начинаюсь я?», «…и зачем вспоминаю нас, тебя вне меня?», «Так я сейчас в каком мире? В лучшем из невозможных?» (ст-ние «супер-наив»).
Между интонацией сердечного сокрушения у Близнюка и интонацией сердечного же ликования, «аллилуйи», можно смело ставить знак равенства. Порой при чтении его текстов возникает эффект путанности, сбивчивости слишком уж экзальтированного сознания. Говорения-упоения взахлеб. Но ловко расставленные там и сям маячки иронии, мягкой, неявной, «любовной», всё уравновешивают и проводят нас сквозь буйство эйфорической образности.

http://www.stihi.ru/2015/01/06/4104
не грусти, златоуст
***
 
Сельская тишина - толстый бутерброд с маслом,
щедро присыпанный сахаром луговых стрекоз.
В ближайшие сто лет здесь ничего не произойдет,
в future simple тебя никто не ждет.
Только внезапно нахлынет красноватая синева вечеров
с повышенным гемоглобином,
и зашевелятся хищные звезды, задвигают клешнями -
настоящие, страшные звезды,
а не мелкое городское зверье в намордниках смога.
И луна привинчена ржавыми болтами к небесам на века;,
как баскетбольное кольцо,
и филин летит слишком низко - не достать трёхочковым броском.
Парочка поедает друг дружку под темным окном;
кожа плотной девицы с толстой косой
покрыта лунной пылью - со вкусом плохо смытого мыла;
поцелуи грубы и жадны, сладки и приторны, как рахат-лукум.
Вокруг разлито такое опьяняющее постоянство,
что ты не отличаешь дня от ночи.
И днем весь ландшафт, куда ни глянь,
голубой газовый шарф с запутавшимся воробьем;
коза улеглась на старой будке,
петух важно бродит по двору с хлястиком мозга наружу.
А по ночам упрямый мотылек
бьется головой об освещенное стекло,
как буйнопомешанный ангел в мотоциклетном шлеме
о стену.
-
Здесь революционеры впадают в спячку, как лягушки.
Здесь не имеет смысла откладывать с получки
на путевку в Египет.
Здесь все живет согласно теореме Еремы,
здесь все поддернуто дремой.
И пьянят по вечерам крепкие, как спирт, рулады сверчков;
хочешь - грильяж созвездий погрызи,
а на рассвете грубые домики примеряют дожди,
как самки гоблинов - ожерелья...
Мечты не сбылись? Ну и что?!
Ангелы на мотоциклах умчались без вас,
бросили с рюкзаками на проселочной дороге?
Жар-птицы разменялись на зажигалки?
-
Так не грусти, златоуст.
Ты - нарисованный человечек на школьной доске,
и тебя медленно стирают снизу вверх,
сейчас виден один бюст,
и уже растворяется локоть под губкой во влаге.
Жизнь не идет, а прыгает, как Царевна-лягушка,
со стрелой в толстых губах,
по-песьи тащит апорт, и вершины не взяты.
И тишина все так же неприступна, и приступ взросления длится,
спущенные колеса велосипеда шамкают
по теплой пыли, и звезда со звездой все больше молчит.
Жизнь проходит, оттесняя тебя к шумящему краю.
Господь давал помечтать,
посидеть за рулем лимузина-мира,
а затем, как щенка, бросал назад
и вставлял ключ-рассвет в зажигание...
 
МЧ: На мой вкус и нюх это стихотворение – одно из лучших у Дмитрия. Хотя бы своей неукротимостью. А при наличии – да-да – осязательной тонкости («грубые домики») и подавно.
Ни на миг не сомневаюсь, что тропой сочинительства Дмитрий отправился сам по себе, а не повинуясь зову волшебной дудочки кого-нибудь из мастеров, такая первозданность впечатлений сквозит в каждой строке. Но все же: кто любимые авторы Блюзнюка-читателя? В какой момент – детства ли, позже ли – Дмитрию самому захотелось сказать что-то свое?
 
ТК: Я опять вижу сильно избыточный текст. Да, буйство фантазии, неожиданные образы, богатые ассоциации. Но не тонет ли в этом смысл? Думаю, не буду первой, если скажу, что третья часть, взятая отдельно, создала бы более сильный эффект. А вы что думаете, друзья?
 
АИ: Опять же пребывая в поисках определения к читаемому, следуя за автором от одной картинки к другой, пришла к такому: сверхплотный суперметафорический акын с сильным семантическим разбросом. Сверхплотный и суперметафорический – по сравнению с обычным акыном, который отличается простотой. Здесь простотой и не пахнет, но череда образов, приблизительно равнозначных по силе и сменяющих друг друга как железнодорожные станции, натолкнула меня на мысль об акыне. Сильный семантический разброс, с одной стороны, дает повод говорить о неэлегантности стихотворения, с другой стороны – он дает красочность, живость, и такое стихотворение интереснее многих, сделанных по всем требованиям техники стихосложения. Образы впечатляют. Не всегда принимаются мной, видимо, в силу гендерных отличий восприятия, но не выделить образ бутерброда с маслом и сахаром не могу. Провинция всегда была небогата, и вот такие бутерброды – это лакомство далекого детства целого поколения. И вот эта тишина с маслом и сахарными стрекозами чудо как хороша. А вот дальше меня смутило поедание… да, внешне похоже.. но коробит. И вкус девушки описан, а вкус юноши нет. Однобоко как-то))) Хорош образ ангела-мотылька в мотоциклетном шлеме, бьющийся о стекло как о стену. Да, в провинции как ни бейся... она все равно продолжит спать дальше. Хороша жизнь-лягушка. И то, что господь дает помечтать и швыряет назад.

http://www.stihi.ru/2014/12/31/4853
Psycho
 
Грачи орали в микрофон,
и весенняя капель зеркально морщилась в лужах, и ворона
с лицом голодного ребенка
жаловалась на жизнь кустам остролиста
и дворнику Ефиму.
А я искал любимую
в прозрачном лесу девушек,
и каждая девушка вертелась каруселью,
и щебетала на птичьем: "я здесь! я здесь!…"
но лопалась застекленная ложь многоэтажек,
акварельный весенний обман расплескался.
Не солнце светило, а лягушонок
колыхался в запотевшей колбе со спиртом.
Золотистые блямбы играли в хлопки,
береза стояла с пустым кулечком в руке,
как сумасшедшая пловчиха
(или Венера Милоская, упакованная в полиэтилен).
Она невпопад смеялась грачами,
но смех не взлетал высоко,
отражался от мокрых деревьев и стен, от света и луж,
как ангельский голос в соборе.
И праправнучки снежинок с грацией ртути
текли по дорогам – по своим журчащим делам.
Хромированная Венеция,
заросший в блестящих трубках и раструбах Харлей.
Не обращая внимания на хрупкий храм Февраля,
я не мог прийти в себя. Последний снег лежал на затылке,
как обедненный – нет – как нищий уран.
Весна – день открытых дверей,
перерезанных вен и рек трамвайными проводами.
Нашествие фальшивых алмазов, ре-диезов.
Румяная печать снегирей разломана.
Вот так в феврале береза надела мамино платье,
и подол ветвей волочился по мокрой земле.

АИ: Psycho понравилось больше всего. Наверное потому что оно самое романтичное и нежное из всей подборки).

МЧ: Если делать сравнения, то так, чтобы не казаться, но быть – чтобы веткам волочиться не как подол, а именно состояться этим самым подолом, в прозрачном лесу девушек смеяться грачами... Когда Дмитрий именно так строит сравнение, то оно играет особенно сильно, становясь не уподоблением, но истинным превращением. Современный колдун, чего там, весна-то так и дохнула.

ТК: Я не одна провожу параллели и вспоминаю – собственно, этим же занимается и наш гость, поэтому:

Всё трещит и качается.
Воздух дрожит от сравнений.
Ни одно слово не лучше другого,
Земля гудит метафорой,
И легкие двуколки,
В броской упряжи густых от натуги птичьих
стай,
Разрываются на части,
Соперничая с храпящими любимцами
ристалищ.

Да, земля гудит метафорой. И, по сути, всё равно, что отвечает ребенок: "Я дам тебе яблоко" или "Я не дам тебе яблока". Важно, что
… лицо его точный слепок с голоса, который
произносит эти слова.

Итак, дорогие друзья! Гость сезона с нами, разговор открыт!