Нет ничего более сложного и требующего внимания, чем уход за грибом Рош. Стоит отвернуться, как он уже оказывается от тебя в трёх расстояниях твоего роста, и продолжает увеличивать дистанцию.
У него нет мозга, но сородичей от прочих гриб отличает прекрасно, и защитить себя очень даже может.
Если не хочешь несколько дней ходить вонючкой, то умей построить загородку или сплести из песка хоть что-то, что сможет удержать Рош на месте.
Всегда проще сказать, чем удержать на расстоянии общество очень подвижных грибов, которые спустя несколько минут легко превращают всё возведённое тобой в то, чем оно и было раньше, легко растворяя формы с помощью ферментов, выделяемых их закруглёнными шляпками, и выбирающими из песка необходимые микроэлементы тонкими псевдоподиями, которые при необходимости, как уже говорилось выше, могут очень быстро бегать.
Почему-то некоторые моменты общего шкодливого детства, сейчас вспоминаются особенно ярко, хотя тому минуло больше 12 сезонов, по множеству коротких годовых ночей, каждый.
Всматриваясь в глубь, времён, я снова вижу в желтеющем небе, большой и кажущийся вечным, золотой круг. И события открываются передо мной как раньше, но всё же немного по другому, потому что никто и ни что не остаётся прежним в могучем потоке времени, и на поверхности круглого, и тёплого стола, которым мне любезно согласился послужить один из народа Рош, оживают песчаные фигурки давно ушедших, и плывут картины неведомых миров, и порой мне кажется что я слышу следы их присутствия, и шаги у входной двери. Но следов нет.
Есть долгий предолгий золотисто-шафрановый годовой день. И порой песчаное море подкатывает к самому порогу, и дом снимается с привычного места, и ищет место посуше, если в том месте где я сейчас живу, такое вообще возможно. Теперь мы обходим города стороной, слишком шумно и мешает смотреть, и плыть вместе с Вселенной, но так или иначе, но жизнь наша начинается в них, и служение Наблюдающих заключается в помощи живущим. А ещё мы храним память…
Я давно уже не считаю Рош безмозглыми, как раньше. Скорее в моей тогдашней черепной коробке не хватало опыта, чтобы уметь понять внутреннее, за невзрачностью внешнего. Но детство не всегда отличается мудростью, а юность как правило самонадеянна и легкомысленна, что впрочем лечится довольно быстро, хотя порой и не совсем безобидно для взрослеющего.
Иногда понимание приходит таким образом, что стыд за совершённое, покидает человека очень долго, особенно если вы с товарищами развлекаетесь гоняя мирно пасущиеся грибы по прочной загородке, порой намеренно сталкивая их между собой.
В тот момент вам кажется, что нет ничего смешнее и интереснее чем наблюдать как отскакивают друг от друга желтеющие, округлые шляпы грибов, сминаясь по временам в гармошку. А вы, не так давно овладевшие первыми умениями создания простейших вещей с помощью мановения руки, упорно повторяете свои попытки.
Повторяете, пока кто-то из родственников не остановится наблюдая за вами.
Повторяете, пока вас не дёргает за руку сдрейфивший товарищ, и оборачиваясь видите что на вас очень внимательно смотрит вся семья, от мала до велика. И семья эта тихонько и очень низко поёт на одной ноте.
Такие вещи не переводятся. Но то, что вам всем в ближайшие часы придётся очень туго, становится яснее ясного.
Однако вас просто не замечают до того момента, пока все не собираются за общей трапезой. И тогда Старшая подводя итоги, начинает расхваливать малышей. Именно так. Не Взрослеющих, которым до момента Второго детства осталось меньше четверти дневного года, а малышей, которые отчаянно цепляются за материнские юбки, или отцовские накидки, боясь ступить лишний шаг без одобрения, или направляющего взгляда.
Мы то, были уже не таковы!
Как и всякое поколение переживающее ломку стереотипов, и ищущее свой путь, и мнящее себя умнее всех, мы стремились к свершениям. И попадало нам, соответственно.
Срок вхождения во Второй возраст отодвигался для мальчишек на полноценный годовой день, а для моих горящих ушей, так и сразу и на два.
Старшая расписывая наши достоинства, перечислила с присущим ей тактом, каждую проблему, возникающую от нашей восьмирукой, и восьминогой бедовой компании, включающей в себя трёх молодых людей, и одну непутёвую юную леди.
Это было катастрофой.
Малыши, которыми мы так неумно пренебрегали всё это время, сполна оценили всю глубину подобного падения, тихо свистя что-то оскорбительное, а наши ровесники, подражая старшим кивали головами, что было совсем невмоготу.
- Но учитывая, что малышка Шорох, отличается безукоризненным поведением..
Старшая текущего года взошедшая на оформившуюся перед ней песчаную платформу, оглядывала семью своими жёлто-зелёными миндалевидными глазами, понемногу уделяя внимания каждому, но явно не проштрафившимся. Мне тогда показалось, что провалиться под землю будет не так уж и плохо, но та отчего-то оказалась очень твёрдой, и фокус не прошёл.
- И отличается выдающимся здравомыслием, что конечно соответствует её возрасту, ведь она считает себя сооовсеееем взроооослоооой, то ей и работу можно поручить по возрасту!
Шэшо гудела низким басом, выговаривая это. Но только спустя немного времени мне стало ясно, что у неё на уме.
- Несомненно, наша малышка продемонстрирует нам все свои талааанты, когда самостоятельно поводит Рош на кормёжку, и приведёт обратно!
Старшая, разглаживала свои шали, старательно разравнивая их складки поверх длинного домашнего платья, сердито посматривая в сторону зачинщицы всех возможных беспокойств. Голос её впрочем, оставался мягким, что снижало градус напряжённости, а на лице виднелась обманчиво спокойная улыбка.
Если бы мне так поулыбались сегодня, то я предпочла бы убраться куда-нибудь подальше, пока не утихнет шквал эмоций, но тогда мой нос автоматически задрался вверх.
Это была настоящая взрослая работа, а как уже говорилось выше, молодости свойственна некая самонадеянность, позволяющая до самого времени отдыха ходить гоголем по комнатам, и куражиться над ребятами, которым самим вскоре предстояло множество неприятных работ, от уборки дома и очищения наружных стен от небольших, но покрытых острыми кремниевыми гранями, песчаных моллюсков, о которые так легко было уколоть чувствительные подушечки пальцев, до отправления в город семян Рош, которыми те делились после выгулов со своими вожатыми.
Уже в городе, из них каким-то непонятным мне образом производили небольшие хлебцы Пахо, которые затем отправляли в общие столовые и к нам домой, как и прочие виды продовольствия.
Вопросы насчёт сложности перевозок туда-сюда, понимания почему-то не встречали. Однажды устав от наших умничаний, родитель Та, нарисовал картину в воздухе, которая ещё некоторое время колола разгорячённые лбы тончайшими искорками маленьких молний.
Смысл в том, чем мы занимались, определённо был, как и в деятельности прочих больших и малых Домов, занимавшихся производством тех или иных вещей обихода, или еды. Очень странно было узнать, что создавать из песка любой предмет одним усилием мысли, мог далеко не каждый. Тем более странными были непонятные занятия отдельных семей выращивать пустынные грибки Даб только для себя, не участвуя в общих делах.
Город оказался будоражащим и непонятным местом, и музыканты способные извлекать звуки из сложенных вместе ладоней, были лишь одним из его чудес. Я много раз пробовала повторить их действия, но ничего не получалось.
Основным уроком, который мы усвоили, было то, что не бывает двух одинаковых людей, у которых получалось бы всё, что они захотят. Но город всё равно притягивал, и тем сильнее становилось желание поскорее вырасти, чем больше нам пытались объяснить, что спешить не стоит. Смысл пытаться надеть на себя взрослые штаны, когда тебе от горшка три вершка?! Ни ходить не сможешь, ни время не опередишь, только на смех всё…
Вся глубина этой истины, если честно постигается мной до сих пор, потому что она, пожалуй вечна, как и желание побыстрее натянуть на себя одёжку не по росту. Хотя если признаться, то со временем всё равно приходит покой, которому торопливость нехотя, но, так или иначе, уступает место.
Не отдыхалось. И мой шатающийся, и прыгающий от скуки через песчаную палочку одинокий силуэт по огороженному песчаными валами двору, сейчас вызывает улыбку, у тех, кто иногда делит со мной воспоминания.
О том, что период взросления теперь затянулся на два с лишним годовых дня, как то вылетело из моей упрямой головы. Разве выполнение таких дел, сразу же не приравнивалось к вступлению в юность?!
Хотелось, раскинув руки влететь в серьёзную и деловую жизнь старшего поколения, от которой нас держали на приличном расстоянии, поручая всякие глупые дела, и абсолютно не принимая в расчёт, что конечно, задевало. Эти амбиции поражают меня и теперь. Откуда что бралось? Хотя прошлые жизни, конечно, идут в зачёт, но не настолько же…
Шэшо, которую я почему-то не заметила раньше, плела из песка верёвочку. Внимательно изучая мои движения, она, тем не менее, ни разу не сделала неверного узла, или неточной петельки. Можно было только зачарованно смотреть как песок в её горсти обретает форму, и под короткими, красноватыми от вечного контакта с песчаными медузами пальцами, рождается, по иному и не скажешь аккуратная карта-верёвочка, которая читалась так же легко, как звёздное небо над головой, или присутствие Любящего в дыхании мира, которое по временам слышал каждый из нас.
По этой карте, обозначающей наличие полезных грибу веществ, мне нужно было провести свой рош, и потом по ней же, вернуться обратно, до вызревания семян в охряных бороздяных складках под шляпкой.
Казалось, старшая, хочет что-то сказать. Но, не решившись, она провела рукой по одиночному загону, в котором маленький рош, тот самый, шляпка которого от удара сложилась гармошкой, слегка покачивался из стороны в сторону, будучи ростом мне по плечи.
Несмотря на все объяснения, очень сложно поверить в разумность гриба, думать которому особенно нечем. Впрочем он довольно быстро продемонстрировал обратное, не шарахаясь от Шэшо, скормившей ему хлебец, и умчав прочь сквозь открытые старшей ворота свою желтовато-оранжевую шляпу, едва не сбив меня с ног, стоило мне сделать только шаг ко входу в загон.
- Могу посоветовать только договориться…
Шэш, потянула на себя ворота, думая оставить меня дома, но я ловко проскользнула между ними, уныло волоча за собой приготовленную для удержания упряжь. Ни один виденный мной гриб, ещё себя так не вёл, но с другой стороны почти наверняка, никто из вожатых и не колотил им о специально нерастворяемые стенки загона. Было о чём задуматься, и пожалуй подраскаяться.
Наплечная сумка с особым образом приготовленными моллюсками, завёрнутыми в хлебные лепёшки, опустела практически полностью, когда наплевав на карты, и доверившись чутью и воле предков, я всё-таки обнаружила рош. Он, пожалуй, тоже меня заметил, потому как начал увеличивать скорость в сторону первых дюн Пустыни Ойг, чего допускать было никак нельзя, неважно, хочу я извиниться или нет.
Если песок под моими ногами был полностью ровным, и устойчивым, то пустыня, представляла из себя, сплошной зыбун. На что грибу было абсолютно наплевать. А мне нет.
Я до сих пор не питаю особой любви к таким сюрпризам под ногами, потому как попав ловушку зыбуна, выбраться без посторонней помощи вы вряд ли сможете, и дышать там кроме газов, нечем. Потерпел немножечко и вернулся в лоно природы, окончив своё существование. Если бы не тот факт, что без специальных обрядов твой дух может просто потеряться на перекрёстках энергий, то всё было бы сносно. Но кому хочется начинать путь перерождений с самого начала?! Наш народ относится к этому крайне настороженно, и я не исключение.
К тому же Пустыня порой шутила странные шутки с путниками осмелившимися забраться на её территорию.
Поэтому мне не оставалось ничего другого, как вереща непотребные слова что есть мочи, понестись наперерез окаянному грибу. Было понятно, что если я не приволоку паршивый рош обратно, то мне до самой старости уже ничего не доверят. И не меньше двух лет сидеть мне, и старательно работать, как бы срок взросления не продлили ещё дольше. А потерявшийся гриб потом будет ловить вся семья, и не дай бог, потом от него вырастет не прирученное стадо способное забрести в чужой город, или в Общий дом, если родственники не досмотрят…
Моё фиаско становилось по сравнению с этим маленькой проблемой. И даже не проблемой, а так чепухой, потому что на бархане стояли предки. Их золотистые накидки сияли в свете яркого солнца, а лица казались размытым облаком. И они хотели чтобы я пошла с ними. Иногда сложно объяснить, когда просто понимаешь. Но пока я понимала, рош умотал за бархан, а золотистое сияние стало настойчивее. Оставалось только преодолеть страх и пойти вперёд.
Легче лёгкого. В зыбун.
И я пошла.
Впрочем идти пришлось недолго. Потому как в глубине дюны зародившаяся жизнь настойчиво пыталась пробиться наружу, и получалось у неё не ахти. Предки они на то и предки чтобы вести нас одними ведомыми им путями, но пока я нащупала хрупкую ручку в глубине, и вытащила на поверхность небольшое тельце, сил у меня не осталось вовсе.
Никто не знает, почему однажды эволюция сделала ход конём, и дети стали появляться на свет довольно экстравагантным способом, а привычным, зарождаясь в животе у матери, всё реже и реже. Но факты были налицо, и один такой факт нужно было откачивать, потому, как дышать самостоятельно он не мог. А у меня начиналась истерика, потому как целительских задатков в нашей семье сроду никто не практиковал, кроме самых необходимых… Да мы и не болели почти, так мелочи. Когда ожог вылечить, когда боль унять, ничего серьёзного. А тут было серьёзнее некуда, у меня на руках обрывалась жизнь ещё не открывшего глаза ребёнка. Я буквально чувствовала, как она утекает в вечный песок. И я стала просить, и клясться всем чем возможно, и не возможно и, пожалуй, даже тем, что мне абсолютно не принадлежало. Но, так или иначе, но золотистый комочек света сгустился в горошину, и проник в головку дитяти в том месте, где положено быть третьему глазу. И что-то сразу изменилось. Дыхание наладилось. Спустя несколько мгновений, малыш разразился громким плачем. Дети Любящего не подкачали.
Что-то вдруг толкнуло меня в спину.
Рош вдруг оказавшийся рядом, всерьёз подталкивал меня прочь от пустыни, похоже, ему здесь тоже не особо нравилось. Кажется он меня простил.
Предки ещё долго оберегали нашу троицу, пока мы не дошли до обжитых земель.
Дом встретил нас экспедицией, почему-то потерявшей следы, и уже не надеявшейся найти хоть что-то от меня оставшееся, слезами Шэшо, и парой порядочных выволочек что было терпимо.
Малыша назвали Ойга, по месту нахождения. А мне доверили выгуливать остальных Рош, но уже не сходя с маршрута. Впрочем, после случившегося, они ходили округ меня, и сбежать больше не пытались. А ещё мне с друзьями тогда на какое-то время резко расхотелось взрослеть. И мечты о Городе песчаного цвета, стали просто мечтами. До вхождения во Второй детский возраст, по-прежнему оставалось чуть меньше четверти годового дня. О предках я предпочла смолчать. Мало ли…
Теперь, когда Шэшо только иногда посещает меня во сне прозрачной медузкой чистой, искрящейся радости, а Ойга сосредоточенно работает за письменным столом, я открываю пошире окна, впуская запах дурманящих шафрановых ароматов, из-за которых мы собственно и живём здесь.
Облака чуть фиолетовых оттенков заливают помещение. Песчаные волны подступают к самому нашему порогу, и нетерпеливо вибрирует письменный стол. Вторя ему, дом снова снимается с места. Двенадцатый сезон нашей жизни подходит к концу, и иногда кажется, что это совсем не много.