Двое 2 Жизненная зарисовка с натуры

Елена Афанасьева-Корсакова
ОНА  стройная, яркая, аккуратно и со вкусом одетая   брюнетка, лет сорока. На ней хорошо сидящее на подтянутой  фигуре кожаное пальто, мягкой  дорогой кожи, из под которого пробивается  у колен платье, небесно-голубого оттенка, а у расстегнутого ворота поблескивает, в тон платья, брошь с камнем - сапфиром насыщенного  синего цвета, в серебряном обрамлении. Сине-голубое ей необыкновенно к лицу.  Красивая, с чуть кокетливо уложенной стрижкой. Вся в симпатичных завиточках. В руках маленькая модная сумочка.  Небольшие  губы  накрашены ярко, но не вульгарно, темно- карие глаза также аккуратно подведены. Но взгляд её пустой, равнодушный, тусклый.  С НИМ ей, видимо давно и мучительно не интересно, скучно.  Смотрит  она  исключительно вперед, лишь иногда, не поворачивая головы,  чуть брезгливо улыбается, когда он,  пытаясь заглянуть  в её глаза,  что-то эмоционально  и взволновано  пытается до  нее словесно "донести".  Он  говорит и говорит, видимо, рассчитывая, надеясь на понимание,  на диалог, но  она отрешенно и безразлично молчит. Не проронила ни одного слова, ни разу не  зацепила его ответным, внимающим взглядом. Не одобряющим тоже не зацепила. Не подарила ему никакого.

ОН приблизительно того же возраста. Достаточно высокий. Волосы еще не задеты сединой, но цвет их блекл и безжизнен, хотя стрижка также, как у неё  аккуратная.    На нем хороший, но скромный  костюм в полоску, с которым  диссонансно  смотрятся  два хозяйственных, полиэтиленовых, больших пакета в руках,  набитых,  как попало, продуктами  и  похожих скорее на авоськи. Пакеты  он смешно  прижимает к  груди  и, время от времени, неуверенно  их теребит. Вид у НЕГО довольно странный, даже, можно сказать, жалкий. Если она сидит прямо и независимо, то он - весь... как преданная, но за что-то наказанная собака, которая робко пытается приластиться,  прикорнуть к  любимой, но  чрезвычайно  строгой и  "хозяйке".  Выражение лица у НЕГО как у ребенка, привыкшего к капризам:  пухлые   губы  широкого, некрасивого  рта  выпячены вперед трубочкой, словно он непрерывно и жалобно скулит: "Ну, дорогая, ну, пожалуйста, ну обрати на меня внимание, ну посмотри на меня! Ну не наказывай меня,  ведь, я так тебя люблю!"
     Глубокие мимические морщины у  его глаз и у рта говорят о том, что выражение  это  стабильное,  привычное, многолетнее.   Очередная его попытка приникнуть к НЕЙ,  обратить на себя внимание её красивых, но холодных к нему глаз,  оказалась, как и все  прежние, проигнорирована.  Чуть дернулось в сторону плечико, чуть  презрительно скривился  маленький  рот и... только. Взгляд ЕЕ по-прежнему  остался отрешенным, тусклым и предназначенным не ему.  Впрочем, и никому.
Встали.  Пошли.  Она на два шага впереди, также независимо  и прямо,  он с
лакейской  покорностью  засеменил позади.   Еще одна  слабая   попытка с его стороны взять её под руку, а скорее вновь  попробовать  любовно  прильнуть  к НЕЙ,   закончилась  для него очередным  фиаско.  Уверенно  и пренебрежительно  ОНА отбросила ЕГО руку, продолжая гордо  гарцевать впереди,  как главнокомандующий,   точно знающий  свой статус и полномочия. Элегантная, красивая, свободная,  решительная.   Он же  понуро и подобострастно, как верный раб, трусил  за "своим  главнокомандующим" с набитыми авоськами.  Вот так.  Вместе. И бесконечно далеко друг от друга. А кому-то  они, возможно,  кажутся крепкой  и  образцовой парой.