Мне снятся дУхи Рима и Вероны,
Венеции шекспировских времён,
и призрак опочившей Дездемоны
тревожит мой средневековый сон.
Задушенная чёрною рукою,
она подобна ангелу без крыл,
является практически нагою
и говорит мне: "Это ты убил!"
И я не спорю. Молча соглашаюсь.
В ответе я за остальных мужчин.
И я, когда безудержно влюбляюсь,
готов душить без видимых причин.
Лишь свадебные отгремят литавры,
мы дездемон сажаем под замок.
Что говорить, мы все - немного мавры.
Нам важно знать - на месте ли платок.
Во сне моём рыдает Дездемона,
сжимая непослушною рукой,
платочек неизвестного фасона,
который, без сомнения, НЕ МОЙ.
И я , как мавр, ей опять не верю,
хотя и понимаю, что не прав,
и вновь её душУ, подобно зверю,
и проклинаю свой ревнивый нрав.
И погружаюсь в сон без сновидений,
устав от экзекуции такой,
уверенный, что завтра, вне сомнений,
нарушит Дездемона мой покой.