Нет хуже кары,чем гореть,
пылать в самосожжении себя,
и есть частица в слове-тлеть-
в понятии Довлатовского,синего огня,
в котором точкой этой чёрною,
как нитью,и по острию,
по лезвию шагает то мужское,
взрывая стержень,грубость,всю стезю
брутальности железной маски,
огромной лопиной от уха и до уха,
огромной трещиной на этом беспристрастном,
где в ожидании с косою та старуха,
где кажущийся век мужского
внезапно лопается мыслью,
тончайшей,словно у больного
вдруг появляются две жизни,
две правды толики в стенах,
в событиях неверных фраз
становится единой точкой страх
от бесполезности тех граней,и алмаз
вмиг превращается в таинственный опал,
в котором нету места в этой жизни,
он в этой трещине увидел и узнал
всю пустоту той череды событий,
где тихим разорвалось сердце,
и раскололся мужества опал
на миллионы его тонких терций.
В чужом Нью-Йорке русский на еврейском засыпал.