Многомерных чувств коснулось запустение
одиночества неверных вариантов.
Я хотел бы в обессмысленном течении
утонуть бесформенно-нескладно.
Чтоб потом, как у Рубцова, в час весенний
с мрачным грохотом воздыбиться в пространстве
из отчаянных и дерзостных молений
о разрыве закольцованных дистанций.
Но остыло сердце чугуниной,
не войти в волну переосмыслов,
жизнь кончается проржавленной плотиной,
в ней душа сбойнула и зависла.