Шут - заметки на бубенчиках

 


**

Когда корова рогом
подденет гобелен,
всяк будет снова весел
без денег и с сумою,

когда поникнут грабли,
даст урожай блоха,
в Писанье вникнут люди,
как наст, прорвав спесивость,

когда напьются рыбы
кудрявым тростником,
прически дам помнутся
в кружении притворном,

когда под ожерельем
взревет осёл ослом,
кувшин со стулом спляшет,
а брюхо с ожиреньем,

когда на кровле трон,
появится, как дуб –
шут королевской крови,
на нем усядусь я!





**

Немало дурней я встречал
на всех путях и перепутьях.
И всяк считал себя умней,
чем Соломон в его делах.

И каждый норовил шмыгнуть
меж лап Фортуны, как мышонок,
но коготь бархатно давил
их чередом, седых и юных.

И неприлично мне роптать
на мой наряд и на прозванье;
у Бога свежий зычный смех,
и Он моим проделкам рад.

К тому ж в компании такой,
как те, кого в глупцы зачислят
болваны, каждый умный муж
быть честью признает великой!





**

Ты ешь приправленную оленину,
а мне ссудил обглоданную кость.
То на пол шмякаешься благородно,
то на куртину лезешь с перекиру.

Мне б у тебя учиться ремеслу.
Вон как король заливисто гогочет!
«Ты, словно, кочет, сир, - ему шепну,
на чей гарем позарилась синица».

В румяном яблочке огрызок скрылся.
Надрежь пузырь, посыплется горох.
Не шутит запах с привкусом слезы,
что из подвалов в залу просочился.





**

Шут у камина… Где художник,
чтобы векам пересказать
картину эту?! По морщинам
елозят грезы огонька.

Обувка снята. Скомкав ромбы,
донизу спущены чулки.
Расплылся жезл с чертами брата,
не выдав скуки и тоски.

Сейчас я, вероятно, сверстник
Мафусаилу и горам…
Заштопан свет, клянусь могилой,
как  зад мой, крайне неопрятно!





**

Слепень липнет к мокрой коже,
а глаза к тебе, красотка!
Ох, негоже зябнуть в склепе,
егоза, пойдем на волю…

Не рассердится покойник,
коли мы его оставим
для достойных размышлений
об утраченной юдоли.

Прикусив щербленным зубом
залихватскую травинку,
трубадуром я заправским
про аморы рондо выдам,
одобряем птичьим братством.

Где мы ляжем, там и встанем.
Не горбун я, слава Богу.
Можно даже обручиться –
этак строго понарошку.





**

Я твоя карета, ты мой кучер,
ты река, а я твое весло,
ты глоток из жбана, я зной лета,
я перо, а ты моя строка,

ты гнездо, а я твоя пичуга,
дротик я, а ты моя мишень,
я за мздой поход, а ты селенье,
ты приемыш, я твоя семья,

ты силки, я сдавшийся волчонок,
я гора, но ей подножье ты,
ты уток, а я твоя основа,
я познанья древо, ты мой змей…





**

Дела людей неинтересны,
а жизнь – смертельная истома.
Все остальное темный лес.
Selva obscura. Пот да риск.

Страх унижающий, скольженье
по лунатическим извивам.
Мы не в гостях, ты тут мишень,
в тебя прицелились, как в дичь!

Поддайся, дрогни, сбрось личину,
ату, охота, брань и лай!
Здесь каждый гаер. Сверху синь,
а снизу смоль. Дурак, смирись…






**

Марот, он совсем не гаррота,
но шороха этой штуковины
боится урод и тщеславник.
Хватило, Всевышний, бы пороху

навешать жлобью оплеухи
словами весомей весомого!
Сквитаться слегка – и адью.
А впрочем, неважно, шут с вами.

Как из-под хвоста у кобылы,
так пар ваших ртов упоителен.
Я эквилибрист, пустота –
канат для меня. Накренись,

и мигом на новый, пеньковый,
на мне воротник поменяется.
Вот прадед был шут и чудак,
на ветке в преданьях качается.

Лепешка на два-три укуса
обходится многим недешево,
искусство кинжал задирать,
что ждет под плащом за околицей.






**

Силач и шпагоглотатель
намедни ввязались в спор,
весьма некстати горланя,
что каждый из них умелец.

Страдающий, как от жажды,
один заглотал пять шпаг,
соперник же вызывающе
котел на цепях сорвал.

Засим поглощать с эфесом
тот принялся реквизит,
а этот сволок из леса
сосну с корневищем-мясом.

Кто прав был, а кто не очень,
так и выясняли, доколь,
в способностях не уравняв,
их вздернул король обоих.





Баллада шута о собаках

Собаки ходят голые,
на них есть только шерсть.
Блохастые, веселые,
по пять, по семь, по шесть.

Кучкуются, милуются –
почти как у людей.
Прилюдно ду… ду… дуются,
как Диоген злодей.

Ночными сарафанами
с эмблемой мусульман,
прельстясь, бывают пьяными
и воют сквозь туман!





**

Вепря приготовит
повар-альбинос.
На горячий вертел
снова, снова, снова

пряностей навалит,
морща нос, как клюв,
поварят загнав…

Рыж и красноглаз –
мне б такую маску!
Среди нас, как лис.
Крякая, токуя,

весь пернатый двор
кормит, сыпля с перстня.
То крошит салат,
то несет гранат,
то о винах вспомнит.

Остров дураков,
лязгая ушами,
быстро, славно, просто,
умников лягая,
обретет свой вид
самый изначальный.

Будь я сто раз бит,
если выдам тайну!





**

Я нынче был зван в балаган
прерывистых марионеток.
Всю ночь напролет при свечах
квартет повторял менуэты.

Сплясал с обезьяной и я,
парик из метлы ей сварганив.
Глядела она иностранкой
в камизе льняной близ меня.

Потом перебралась на стол
и спелые фрукты ну трескать!
Сраженный коварной и дерзкой,
я пал на мозаичный пол…

А прятавшийся кукловод
все дергал за нити фигуры,
стиравшие с шарканьем плиты
рядами: сближенье – отход…





**

Сеньора, Госпожа, Владычица,
Небесная Святая Роза,
как дышится привольно, сладостно,
с чудесным именем Твоим!

Ты помнишь бедного затейника,
который перед нежным ликом
Твоим из самого заветного
нашел в себе лишь дар жонглера

и трюки, что усвоил сызмала,
сложил к стопам Твоим бесхитростно,
все штуки для забавы публики
перед Тобою повторил?

Нет лепты у меня, Добрейшая,
пригодной. Разве только сдернуть
свой петушиный алый гребень,
худым коленом придавить…


сентябрь 2016.