Творчество Михаила Коко (Коковихина) отразило характерную тенденцию отечественной поэзии 70-90-х годов ХХ века – возрождение поэтического авангарда, традиции которого были искусственно прерваны в конце 20-х годов. Только после ХХ съезда КПСС, в начале «оттепели», стало возможным использование авангардных элементов (творческие поиски А. Вознесенского, группы Л. Черткова, художественного объединения СМОГ, Н. Глазкова и других). Но в целом это была поэзия андеграунда или «поэзия для поэтов» – полупрофессиональная, существующая на периферии литературного мейнстрима.
В постперестроечные годы всё изменилось. Разрушалась не только советская система, но и традиции культуры социалистического реализма. Постмодернизм, пришедший на смену соцреализму, стал воплощением кризиса общественного и культурного сознания конца ХХ века. Исследователь русского поэтического авангарда Игорь Васильев отмечает, что это «хоровод масок, за которыми нет гармонизирующих миросозидательных смыслов, но с которыми связывается игра разноликих означающих, объявляемая единственной реальностью, доступной современному разуму» [1].
Размываются границы между искусством и неискусством, эстетическим и неэстетическим. Конечной истины нет, как нет и личной ответственности художника за своё творение. Царит эстетика симулякров. Материалом для постмодернизма становятся культурные пласты предыдущих эпох; «мир как текст» понимается как «искомая совокупность культурных кодов, в соответствии с которыми организуется знаковое многообразие культуры» [2]. Желающая машина постмодернизма с помощью симулякров моделирует гиперреальность – виртуальные миры, используя цитацию, семиотики различных языков культуры, многозначность знакового кода, цитатное совмещение несовместимого, деконструкцию оригинальных текстов, перекодирование заимствованных элементов, множественность интерпретаций текста, полистилистику и т. п.
В своём творчестве постмодернисты эксплуатируют идеи и художественные достижения русской классики XIX и ХХ веков, иронизируют над идеологией и бытом советской эпохи и т. д. Михаил Эпштейн, отмечая высокий уровень поэтических открытий современного авангарда, подчёркивает, что эстетика авангарда – это эстетика конца [3].
В настоящее время в литературоведении существует несколько попыток типологических классификаций современного поэтического авангарда: метаметафоризм, концептуализм, иронизм, соц-арт, неканонически-тенденциозная поэзия и т. п. «Их разнообразию несть числа…» [4].
Однако общими приёмами создания гипертекстуальности для постмодернистского авангарда являются ирония, пародийная игра со многими цитатами или цитациями, что способствует возникновению явления полистилистики, гибридных образований и «мерцания» многообразных оттенков значений. Такой текст состоит из симулякров, многослойных цитаций, тесно связанных с концептами обширного культурного интертекста. Часто этот метафорический текст переходит в центон или в центонные формы.
«Центон (лат. cento – одежда или одеяло из разноцветных лоскутов) – стихотворение, целиком составленное из строк других стихотворений. Художественный эффект центона – в подобии или контрасте нового контекста и воспоминании о прежнем контексте каждого фрагмента» [5]. Однако чистый центон, в котором авторство можно установить точно, встречается редко. Чаще авторы включают в собственные произведения цитаты, строки из стихотворений других авторов – наиболее почитаемых и/или общеизвестных. Происходит перекодировка смыслов, и в новом контексте цитата приобретает новое значение, новую эмоционально-экспрессивную окрашенность.
Профессиональный филолог, вятский поэт и журналист Михаил Коко (Коковихин), хорошо знакомый с классическим наследием русской и зарубежной литератур, стал известен читателям после публикации сборника стихотворений «Детский мат» (1994). Он развенчивал при помощи иронии советские мифы («Усыплены придворной молитвой, / Сытным пайком и рекордным процентом», «Слепим в лучшей из эпох / нимб земным богам!», «Какой же Генеральный не мечтает стать генералиссимусом»):
Мы говорим – Сталин,
подразумеваем – Ленин.
Мы говорим – комсомол,
мы говорим – профсоюз,
мы говорим – Советы,
мы говорим, говорим, говорим,
подразумеваем – Партия.
Разрушительная ирония и пародирование советских стереотипов часто затрагивают знаковые явления отечественной литературы («жди меня я не вернусь / жди или не жди», «мчатся бесы мать и рудин / шире шаг не дремлет враг»):
прощальный поцелуй
от жизни ничего я
кровавый отсвет в лицах
и на устах печать
Необходимо отметить широкую интертекстуальность стихотворений Михаила Коко. В том или ином виде цитируются в сборнике «Детский мат» Пушкин, Грибоедов, Лермонтов, Блок, Горький, Есенин, Маяков-ский, Окуджава, Тютчев, Шекспир и другие. Автор разрушает классические тексты и создает свой эпатажный, игровой, абсурдный (как сама жизнь) поэтический мир. Деканонизация «канонических» цитат, пародийно-ироническое переиначивание известных текстов необходимо поэту для разрушения зомбированности сознания современника, для откровенного издевательства над ортодоксальностью советской идеологии, болезненным пристрастием к схемам и штампам. У лирического героя М. Коко – «мерцающего» гибридного персонажа – симулякра – очень мало осталось неповторимо личностного. Он весь (его психология, чувства, социальные особенности) деперсонализировался, «рассеялся» в перекодированных пародийных цитатах. Так поэт фиксирует трагедию «исчезновения» единичной и неповторимой человеческой сущности. Речь его – язык стереотипный, характерный для массового сознания, лишённый индивидуализации, содержащий вульгаризмы, обсценную лексику, искажённые синтаксические и грамматические конструкции:
встань с проклятьем раб клеймёный на маёвку
грабь награбленное пей кровя как квас
режь буржуя в коммуналке остановка
водку и вино уничтожай как класс
Максим! Я прочёл твою «Мать».
Богомать-новгородица
народила народца
до хрена, чтоб бороться,
бороться, бороться...
Перемать!
Приёмы, используемые М. Коко в последующих сборниках «Божественная Комедия» (2005) и «Прощайте голуби» (2010), остались прежними. Диаметрально изменилась интонация, смысловая наполненность, «генеральный код» его поэзии. Цитаты (цитации) всё также приводятся дословно или вольно трактуются, изменяются, при этом сохраняя элемент узнаваемости. Здесь Шекспир, Андерсен, Пушкин, Некрасов, Лермонтов, Гоголь, Державин, Толстой, Блок, Данте, Кушнер и другие. Но пронзительно в своей искренности начинает звучать исповедь лирического героя, страдающего и мятущегося, возвращающего своей душе и сознанию «человеческий облик». Постперестроечный угар прошёл, но жизнь не вошла в привычное русло, а стала «ночью пожизненного склепа», «ударом судьбы и грома». «Прервалась цепочка генов, связующая времена»:
в какую
провалилась
преисподню
страна героев
и гимнов? <…>
бездомные
нагие горемыки
кто вас
до дна души продрогших
согреет
когда и солнце
давно остыло?
В цикле «Ни бумбум» отразилась трагедия, ассоциирующаяся в поэти-ческом сознании М. Коко с пьесами Шекспира, не только лирического
героя, а прежде всего нации, русского народа. Не теряя тесные связи с предыдущими культурными кодами, поэт пересоздаёт свой код, свой метаязык.
Пусто, пусто, пусто, страшно, страшно,
Скучно, грустно, холодно, темно.
Всё смешалось в доме. Всё неважно.
Можно всё. Всё можно. Всё равно.
Комедия, пародия – «всё в прошлом», «Огонь, вода и медь. / Финита ля
комедь».
В «Божественной Комедии» происходит своеобразная «денивелировка» личности персонажа-симулякра. Он приобретает реальную биографию, неповторимые черты, присущие индивидуальности: «я сдал себя в наём газете / прописка полис трудовик», «я гол как лагерник на голой / земле в компьютерных сетях / моё заданье информашки / о том что деется вокруг». Михаил Коко сохраняет сквозные коды: код путешествия, код исповеди, код юродствования, код различных дискурсов, использованных в этой поэме.
земную жизнь до дна исчерпав
я потерялся в городах
Три главы, символически расположенные не в традиционном порядке, «www.рай», «www.чистилище», «www.ад», призваны метафорически отразить жизнь современного мыслящего и бесконечно одинокого человека, теряющего иллюзии и понимающего, что самым «яростным и прекрасным» является не виртуальный утопический, компьютерно-предсказуемый мир, а реальная жизнь – ад. Автор использует содержательные и стилевые коды стихов, песен, газетных штампов, разговорных клише, но пародирование уже не вызывает смех, лишь горечь и разочарование. Из мира фикций герой бежит в мир реальности: «башку чиновники ломали / как дебет с кредитом свести / как раскулачить олигархов / как нищих пенсов уморить», «нет гражданина нет проблемы / есть только ад и ад и ад».
«Наш зоосад» – ад действительности – вынуждает героя уйти «во тьму подполья / не видеть не внимать не знать». Но узкий мир цитат (цитации), центонных форм, интертекстуальное «попурри» уже не спасает:
я сжёг подполье и компьютер
я закодировал себя
от пауков и тараканов
в мозгу и от царя в башке
Жизнь-ад лишает человека надежд, мечтаний, «глюков-грёз» и рождает уверенность, что «зло тотально / в прекрасном самом из миров». Необходимо «строить» новую «оборону / непротивление прощай». Приём кодирования исчерпал себя? Будет ли новый код? А может – новый угол поэтического зрения и новый язык? Судьба центонных форм в творчестве М. Коко отразила смену мировоззренческих аксиологических ориентиров нашего общества, формирование новой эстетики и литературы периода постгуманизма, постисторизма и т. д. Это неизбежный вектор развития, выработавшийся за столетия существования русской литературы, – движение к полифоничности, душевности, милосердию, к «вечным» вопросам человеческого существования.
Поэт, пой песню, пой! Ты бури вестник! Душно!
Как бесконечно жизнь длинна!
Восстань, пророк, восстань!..
КСЕНИЯ ЛИЦАРЕВА, кандидат филологических наук, доцент, декан филологического факультета Вятского государственного гуманитарного университета
Первый вариант этой статьи: Труды кафедры русской литературы. Анализ художественного текста: вятский и общероссийский аспект [Текст]: сборник научных трудов. Вып. 6 / под ред. В.А. Поздеева. – Киров: Изд-во ВятГГУ, 2008. С. 24-29.
Примечания
1. Васильев, И.Е. Русский поэтический авангард XX в. [Текст] / И.Е. Васильев. – Екатеринбург: Изд-во Уральского университета, 1999. – С. 193-194.
2. Усманова, А.Р. Текст [Текст] / А.Р. Усманова // Новейший философский
словарь. – Минск: Изд. В.М. Скакун, 1999. – С. 704.
3. Эпштейн, М.Н. Парадоксы новизны: о литературном развитии XIX – начала XX в. [Текст] / М.Н. Эпштейн. – М.: Сов. писатель, 1988. – С. 400.
4. Ковальджи, К. Впереди – дорога [Текст] / К. Ковальджи // Юность. – 1987. – № 4. – С. 54.
5. Литературная энциклопедия терминов и понятий [Текст] / гл. ред. и сост. А.Н. Николюкин. – М., 2001.
Из книги: Михаил Коко. Прощайте голуби. Вятка (Киров), "О-Краткое", 2010
Иллюстрация из книги "Прощайте голуби" М. Коко: Энди Уорхол. Жаклин Кеннеди I (Джеки I). 1966. Цветная шелкография на бумаге