Из книги Квадрибрука - Гнездо оппозиции

 
Марина прощалась с морем, а также с ребятами. Ей было грустно. На другое утро она вместе с пятилетней Машей  отбывала в мегаполис на консультацию по поводу триадоциста. Девочка была вовремя осмотрена, у нее имелись прививки, но, если появились подозрения, их надо было рассеять. Родители ребенка отбыли в длительную командировку в Антарктиду, бабушка заболела, вот и приходилось Марине исполнять роль сопровождающего. В мегаполисе жила Маринина мама, но Алешку разумнее было оставить в солярии, он тоже был не совсем здоров для длительных перелетов. В санаторий они добирались с более близкого расстояния, а сейчас, когда солярий перебазировался в Белое море, приходилось лететь на самолете, чему отчаянно радовалась неугомонная Машка.
В ногу ткнулся ежик, которого после последних событий  прозвали Перемешкой. По ночам он топал своими маленькими ножками по платформе и грыз кусочки яблок, которыми щедро угощали его ребята. И хотя в санатории были и другие животные, ежик не находил с ними общего языка. Попугайчики сидели в клетке, а бурундук прятался в норке.
Марина дала зверьку кусочек яблока, и он, довольно хрюкая, забрался под шезлонг и стал его грызть.
Машку нельзя было не заметить и, как понял Евгений, нельзя было остановить — у нее словно внутри моторчик сидел, который заставлял ее беспрерывно скакать и прыгать. И сначала Евгений залюбовался девочкой, а лишь потом обратил внимание на женщину, которая шла, вернее, шествовала  рядом с ней. Неброская красота девушки притягивала вгляды мужчин мгновенно — стройная изящная фигурка как нельзя лучше подходила к  прелестной головке с русыми длинными волосами.
- Мы в гости когда пойдем? - тараторила девочка, нарезая круги вокруг Марины и попутно сообщая необходимую информацию. - Мороженое мне можно! Горло у меня не заболит! Оно только от молока болит, а от мороженого — нет! Где твоя мама живет? Она добрая? Она любит кошек? А ежиков?
Евгений не слышал ответы девушки и не понял, какая связь между кошками и мороженым, но она, по всей видимости, легко ориентировалась в той мешанине, которая царила в голове неуемной пятилетней особы.
Они вместе подошли к двери клиники, которая тут же бесшумно открылась, а автоматический голос дважды сказал: «Добро пожаловать!»
- Здравствуйте, меня зовут Мариной! - сказала девушка, кивнув головой.
- А меня — Марией! - чопорно протянула руку Маша. - Мы приехали на консультацию. А вы больной?
- Не-ет, - засмеялся Евгений. - Я не лечусь, мой сын лечится.
- Можно, мы к вам в гости придем? - сказала Маша. - Мы будем с ним играть.
- Конечно, приходите! Только играть не получится, мой сын совсем, совсем маленький.
- Это так гру-устно... Но мы все равно придем! Я буду с ним играть, - прощебетала девчушка.
- Вот уж не надо, - опять засмеялся Евгений. - Какая забавная у вас дочка! - сказал Евгений.
Марина улыбнулась в ответ.
Их комнаты оказались на одном этаже, и Машка сразу же прибежала знакомиться с новым другом. Схватив крохотный сверток на руки, Мария сообщила, что ребенку полезен свежий воздух и что он зачах в духоте. Евгений с трудом вырвал из ее рук сына, но Маша нисколько не обиделась и заявила, что ребенка надо немедленно покормить и что делать это будет она сама. Выдворив Машку из комнаты, Евгений приклеил защелку на недосягаемой высоте для девочки высоте и приготовил себе кофе. Он наслаждался тишиной, покоем и тем особенным чувством, которое вызывает хорошо сделанная работа. Он подводил итоги, он знал, что передышка скоро закончится. Так бывает в конце сентября — еще тепло, еще светит солнце, еще сочная зелень радует глаз, но ты чувствуешь дыхание осени и знаешь, что она придет очень и очень скоро.
Больничная жизнь текла своим чередом. Изредка Ермаков встречался с госпожой Семиной, которая всегда куда-то спешила, на ходу отдавая распоряжения своим помощникам Милявше Мурлозиной, а также существу под названием Паша-Ваня. Вообще-то это были два человека, но они были так неразлучны, так одинаково мыслили, принимали одинаковые решения, что их стали называть Паша-Ваня. Молодые люди числились стажерами по лечебной части, но больше занимались организаторской работой. Уж все знали, что если Паша-Ваня бегают, сломя голову, значит, скоро ответственное мероприятие. Уж как Ирма Юрьевна любила мероприятия, так никто не их полюбит — акции, митинги, шествия. Цель у них была одна — поддержка разных правительственных программ и удушение инакомыслящих.
Впрочем, Ермаков едва ли заметил приготовления, он думал, активно общался, пытался узнать о триадоцисте как можно больше, и то обстоятельство, что информации было крайне мало, не внушало оптимизма. Это могло означать только одно, что заболевание до конца не исследовано либо данные о нем противоречивы — и то, и другое было одинаково плохо для его сына.
Между ним и Мариной установились те особенные отношения, которые  называют то родством душ, то отношениями, возникающими при общих интересах. На самом деле это  особая симпатия, которая неизбежно возникает между людьми, не склонными к компромиссу со своей совестью.
Прошло несколько дней. Машино обследование скоро заканчивалось, и они с Мариной должны были вернуться в санаторий. Евгений знал, что Марину ждет ее сын Алеша, что Маша — ее подопечная, а не дочка. Но все равно он привык считать их одной семьей.
В один из теплых осенних дней у Евгения состоялся разговор с госпожой Семиной, которая убеждала Евгения оставить ребенка в ее больнице, а самому вернуться к общественно-полезной деятельности, как она выразилась.
- А если я откажусь?
- Нам, то есть, государству, придется прибегнуть к самым строгим мерам, - сказала госпожа Семина.
- Каким же это, к примеру?
- Изолировать вашего ребенка! Что вы на меня так смотрите?  Это все происходит в реальности, а не где-то на другой планете! Ребенка надо лечить!
- А кто это решает?
- Я здесь все решаю! - запальчиво ответила Ирма Юрьевна. - Как я сказала, так и будет!  Я, как руководитель и научный специалист, отвечаю за все!
Когда Евгений вернулся в свою комнату, то застал такую мирную картину, что у него защипало в глазах. Марина читала, забравшись в кресло с ногами, малыш тихо посапывал в своей кроватке, неугомонная Машка одним глазом смотрела мультики, другим — в окно.
- Ну что? - Марина отложила книжку.
- Говорит, надо изолировать ребенка, - ответил Евгений. - А я не хочу! Я, конечно, верю врачам, но мне почему-то тревожно. И...потом...я слишком много потерял... Я не могу расстаться с сыном, доверив его посторонним людям. Неужели нет другого выхода, кроме изоляции от семьи?
- Я конечно, не специалист по триадоцисту, - сказала Марина. - Но как детский врач я не очень понимаю причины подобного решения. Вирус носит латентный характер, активация его происходит не чаще, чем при других микроорганизмах такого рода. Одним словом, вирус не опасен для окружающих и проявляется с такой же периодичностью, как другие латентные вирусы.
- В чем же дело? - спросил Евгений.
- Я тоже думаю, в чем? И не могу понять! Дело в том, что вирус триадоциста легко лечится в обычных условиях, чаще всего он не оставляет после себя никаких последствий. Единственное, что требуется, так это постоянное наблюдение.
На следующий день за завтраком Милявша Мурлозина, терзая застежки папок, сообщила новость, что в больнице начинается инвентаризация, и чтобы женщины имели в виду, что количество мест для мам будет сокращено. 
- Что сие означает? - спросила Сандра, которая провела здесь уже полгода со своей дочуркой. - Что мы отсюда вылетим, оставив детей?
- Некоторые из вас? - многозначительно ответила Милявша.
- От чего же это зависит? - не унималась Сандра.
- От многих факторов, - уклончиво ответила Мурлозина, оторвав, наконец, застежку у папки.
- В том числе и от нашего поведения. Так? - спросила Валентина Сергеевна.
- Женщины! Что вам от меня нужно? - неожиданно закричала Мурлозина. - Я доложу Ирме Юрьевне, что вы провоцируете меня на конфликт. Она вас всех выгонит!
- Руки коротки! - ясно прозвучало в тишине.
- Кто это сказал? Кто? - Милявша затравленно озиралась по сторонам, но ответа не услышала.
- Это сказала Наталья Федько, - от стены отделился не то Ваня, не то Паша, оба они в самого начала наблюдали за конфликтом, но по своему обыкновению не спешили вмешиваться.
- Ого! - сказал Евгений. - Как видно, тучи сгущаются, раз некоторые личности проявляют себя.
- Мы обо всем доложим Ирме Юрьевне, - опять сказал не то Паша, не то Ваня.
Эта ситуация стала поворотным моментом в отношениях между руководством клиники и пациентами. Госпожа Семина уже не считала нужным надевать маску доброжелательности, и Ермаков заметил жесткие складки на ее лице, несмотря на юный овал.
Развязка не заставила себя долго ждать. Уже за день были заметны какие-то приготовления — Паша-Ваня не расставались с мобифонами, они звонили и о чем-то договаривались, кого-то просили и уговаривали, кому-то отдавали приказания.
- А я знаю, что готовится, - сказала Сандра. - Какая-то акция, все учебные заведения подключены, все домохозяйки охвачены. Мне студент-племянник звонил. Я спрашиваю, против чего акция-то, а он — да какая разница, нам сказали прийти, неужели мы не придем?
Вечером в клинику привезли оборудование в свертках и коробках и разместили в холле. С утра партия молодых активных людей в белых майках унесла все тюки и свертки.
- В парке Игнатьева готовится что-то грандиозное, я узнавала, - сказала Наталья. - Пойдемте скорее!
- Что готовится-то? - спросила Марина.
- Да я сама толком не знаю! - восторженно кричала Наташа. - Но что-то грандиозное! Там, в парке, возле павильона. Пошлите скорее! Нам надо противостоять, хотя мы не знаем, чему.
- И я с вами, и я с вами! - подскочила Машка. - Гран-диозное... Это что? Это без меня не может быть.
- Ладно, пошли, - засмеялась Марина. - И в самом деле, как же без нее? Только от меня — ни на шаг!
Группа девушек уже спустилась вниз, как дорогу им преградила Милявша Мурлозина.
- Вот что, дамы, - сказала она, - и господа, - она отвесила подобие поклона в сторону Евгения. - У нас именно сегодня начинается инвентаризация помещений, поэтому прошу всех вернуться в свои комнаты, иначе...
- Иначе что? - с вызовом спросила одна из так называемых дам.
- Иначе я не ручаюсь за сохранность ваших вещей и возможность дальнейшего проживания, - ответила Мурлозина, опуская свои не очень прекрасные глаза долу.
Девушки засмеялись и побежали дальше.
Парк был заполнен молодыми людьми в белых майках, на которых были написаны разные лозунги: «100-процентная вакцинация!», «Мы — за!», «Мы — против глухоты!». К деревьям были привязаны летающие транспаранты с теми же лозунгами, спешно писались новые — на шарах, на длинных полотнищах, на высоких флажках. Работа кипела.
- Что они собираются предпринять? - спросила Наташа.
- Молодые люди, - обратилась Валентина Сергеевна к мимо проходившему юноше. - Против чего вы собираетесь протестовать с таким энтузиазмом?
- Мы начинаем правительственную акцию протеста, - объяснил он.
- Протеста против чего?
- Против каких-то болезней, - отмахнулся тот. - А вы что? За болезни?
- Нет, я тоже против?
- Мало того, что нас презирает официальная медицина, пугая легендами про вирусы. Мало того, что нас фактически изолировали, - гневно сказала Валентина Сергеевна. - Теперь они хотят натравить общество на бедных больных детей!
- Что им нужно? - спросила Наташа.
- Кому-то нужно привлечь внимание к триадоцисту, - сказала Валентина Сергеевна. - Что за этим стоит?
- Ничего за этим не стоит! - ответила Ирма Юрьевна, подходя к группе пациентов. - Общество во всем идет вам навстречу! А вы так неблагодарны... В более гуманном обществе знаете как с вами бы поступили?
- Знаем! - коротко парировала Валентина Сергеевна. - Сбросили бы с городской стены!
- Что мне в вас нравится, Валентина Сергеевна, так это собственное мнение, - ответила госпожа Семина. - Но зачем вы девочек-то  с толку сбиваете?
И она, уверенно ступая на своих тонких ножках, отправилась выполнять другие, не менее важные дела. Милявша с неизменными папками засеменила следом, она была невысокого роста и с трудом поспевала за своей начальницей.