«„Слово о полку Игореве“ Пушкин помнил от начала до конца наизусть и готовил ему объяснение. Оно было любимым предметом его последних разговоров», — писал через шесть лет после смерти поэта С. П. Шевырев. Но какие душевные порывы и переживания испытывал гений в последние годы перед этой самой смертью, и что он мог предчувствовать и предвидеть как некий пророк создавший новую русскую литературу, будучи заодно также и новым для того времени, по крайней мере для высшего света Петербурга и Москвы, поэтом французским но не совсем обычным, скорее беглецом, или лигующим певцом в стане Русских Витязей Жуковского. Вот как описывает это состояние бегства от удушающей жизни «Парижского-Московского» света сам Александр Сергеевич, входя в образ некоего неизвестного французского молодого поэта Делорма де Сент Бёва, ДОВЕДЕННОГО НИЩЕТОЙ ДО КРАЙНОСТИ, но темнее менее желающего не сведения счётов с жизнью, а лишь бегстваперевоплощения, которое для него оказывается равносильным смерти:
VIE, PO;SIES ET PENS;ES DE JOSEPH DELORME
(Жизнь, стихотворения и мысли Иосифа Делорма). — Париж, 1829 (I т. в 16-ю д. л.). LES CONSOLATIONS. PO;SIES PAR SAINTE BEUVE
(Утешения. Стихотворения Сент-Бева). — Париж, 1830 (I том в 18-ю д. л.).
Года два тому назад книжка, вышедшая в свет под заглавием Vie, po;sies et pens;es de J. Delorme, обратила на себя в Париже внимание критиков и публики. Вместо предисловия романическим слогом описана была жизнь бедного молодого поэта, умершего, как уверяли, в нищете и неизвестности. Друзья покойника предлагали публике стихи и мысли, найденные в его бумагах, извиняя недостатки их и заблуждения самого Делорма его молодостию, болезненным состоянием души и физическими страданиями. В стихах оказывался необыкновенный талант, ярко отсвеченный странным выбором предметов. Никогда ни на каком языке голый сплин не изъяснялся с такою сухою точностию; никогда заблуждения жалкой молодости, оставленной на произвол страстей, не были высказаны с такой разочарованностию. Смотря на ручей, осененный темными ветвями дерев, Делорм думает о самоубийстве и вот каким образом:
Для желающего утопиться место очень удобно,
В любой день стоит только пойти сюда,
Спрятать одежду под этой березой
И, словно для купанья, погрузиться в воду:
Не как безумец, стремглав,
Но присесть, поглядеть вокруг; следить
За длинным отблеском луча света на листве и на воде;
Затем, когда почувствуешь, как дух исчерпал
себя до конца,
И озябнешь, когда, не затягивая праздника,
Нырнуть головой, чтоб её больше не поднимать.
Вот моя заветная мечта, когда я задумываю умереть.
Я всегда одиноко плакал и страдал;
Ничьё сердце не билось рядом с моим, когда я проходил
Жизненный путь.
Pour qui veut se noyer la place est bien choisie.
On n'aurait qu'; venir, un jour de fantaisie,
A cacher ses habits au pied de ce bouleau,
Et, comme pour un bain, ; descendre dans l'eau:
Non pas en furieux, le t;te la premi;re,
Mais s'asseoir, regarder; d'un rayon de lumi;re
Dans le feuillage et l'eau suivre le long reflet;
Puis, quand on sentirait ses esprits au complet,
Qu'on aurait froid, alors, sans plus tra;ner la f;te,
Pour ne plus la lever, plonger avant la t;te,
C'est l; mon plus doux v;u, quand je pense ; mourir.
J'ai toujours ;t; seul ; pleurer, ; souffrir;
Sans un c;ur pr;s du mien j'ai pass; sur la terre; Так
же, как я жил, пусть я умру — тайно,
Без шума, без криков, без толпы собравшихся соседей.
Жаворонок, умирая, прячется во ржи,
Соловей, чувствуя, что голос его ослабевает,
И приближается холодный ветер, и падает его оперение,
Исчезает из жизни незаметно для всех, как лесное эхо:
Я так же хочу исчезнуть.
Только через месяц или два,
Пастух, в поисках за заблудившейся козой,
Или охотник, спустившись к ручью и заметив,
Что его собака бросилась туда и возвратилась с лаем,
Взглянет; луна, с ним вместе смотря,
Осветит тусклым сиянием это тело —
Сравните , как подобные, почти один в один переживания испытывает н в одной из его философских элегий шедевра ранней
византийской литературы в переводе С. Аверинцева:
«Горем глубоким томим, сидел я вчера, сокрушённый,
В роще тенистой один, прочь удаляясь от друзей,
Любо мне средством таким врачевать томление духа,
С плачущим сердцем своим тихо беседу ведя,
Лёгкий окрест повевал ветерок, и пернатые пели,
Сладко дремой с ветвей лился согласный напев,
Боль усыпляя мою; меж тем и стройные хоры
Лёгких насельниц листвы, солнцу любезных
цикад,
Подняли стрекот немолчный, и звоном полнилась
роща;
Влагой кристальной ручей сладко стопу освежал,
Тихо лиясь по траве. Но не было мне облегченья:
Не утихала печаль, не унималась тоска…
Кто я? Отколе пришёл? Куда направляюсь? Не знаю,
И не найти никого, кто бы наставил меня…»
Вовсе не мысли о самоубийстве, но умиротворённая созерцательная грусть, и спокойствие утешительное, на фоне которого все эти адовы суды мира и «разборки» демонов, воспринимаются не более чем «мышиная возня». Элегия Григория Назианина в 1990-м году вдохновила и меня на создание картинного полотна масляной живописи, которое я завершил уже в 1991-м, назвав его « Река жизни» и разместив с высочайшего дозволения худсовета города
Красноярск в « Ленинке» - Всероссийской (в недавнем прошлом Всесоюзной ) Государственной Научной Библиотеке -храме духовной литературы и научной в отделе естественных наук.
К слову сказать, размышления а ля азельсфикен филья на инстантном древне-греческом посетили меня еще в 1988-м в одной из командировок по службе в эллинскую колонию, а именно в города Евпатория, Севастополь , Симферополь и Черноморск, не менее древней Таврии. Но подлинное звучание и полноту они эти размышления обрели лишь возле родной речки Ачинки, которая за столетия превратилась в небольшой ручей, мерцающий в одиноких лучах среди тенистых берёз, в окружении фантастических болотных коряг-кряжей, и таинственных многоэтажных обрывов-оврагов, будто бы по созвучию последних, с французским les ouvrages|творений-шедевров|природы и Господа.
И разумеется той древней книги, что с детства была прикреплена ко мне, а именно инкунабулы 1529-го года издания « Видение Григория, ученика Василия». Эта книга была для меня настольной, по которой мой дедушка Илларион Дмитриевич Завьялов старообрядческий священник обучал меня церковно-славянской грамоте. Посему до 5-ти лет, я не говорил по русски а лишь на старославянском. С 9-ти летнего возраста вопрос овладевания современным русским стал для меня первостепенным, поскольку нужно было идти в школу, и я был в замешательстве какое-то время. И тогда на помощь пришло « Слово о полку Игореве», и объёмистое издание « Памятников Древней Руси»! -Всё стало складываться достаточно просто,- я сравнивал парные тексты переводов памятников, и выписывал себе словарь в толстую тетрадь… Надо бы тут ещё добавить, что параллельно я учился шанхайскому диалекту китайского, так как жил и по сей день живу в одном из эмигрантских посёлков (поселок Шан-Хай в субарбиях города Ачинска, основанный китайскими эмигрантами первой волны времён Культурной революции 60-х) и как человек волею или неволею вынужденный овладевать иными языками помимо родного, не как не мог упустить такой возможности заполучить ещё один язык для своей коллекции. Для этого мне потребовалось лишь купить вторую большую тетрадь под словарь.
Спустя несколько лет, в книжном я увидел огромный пятитомный Большой Китайско-Русский Словарь (БКРС) на 200 тыс. иероглифов, и с ним-то мне пришлось повозиться, так как все натурализованные китайцы моего Шанхая к тому времени уже успели повымирать, и никто мне ничего не мог подсказать, как им пользоваться. Только год назад я сумел разгадать всю эту «китайскую грамоту». Оказалось всё очень просто, вот только у меня на это «просто» ушло целых 20-дцать с лишним лет!
К чему я это все рассказываю, да к тому, что тогда же в середине 70-х мне посчастливилось открыть, но теперь уже не через деда, а через покойного отца, два важных учебника: -один английского языка под редакцией Пашкевича школы Бонк, -другой французского Е.С. Кувшиновой, -который я и решил взять теперь за основу данного компендиума, как гид по всей остальной литературе, как с аудио, так и с видео многочисленными приложениями… Можно было конечно не быть ханжой, и начать базировать обучение французскому по какому-нибудь другому пособию, но обойдя все местные библиотеки я обнаружил, что только в этом руководстве с первых страниц, программа обучения изложена очень обширно, где всё рассчитано по часам и даже минутам. К тому же, как я уже говорил выше,- руководство разработано под руководством доцента И. Д. Салистры, который не только преподаватель с большим опытом, но и педагог-психолог. Можно бы на этом было бы и остановить, свой краткий обзорный рекомендательный компендиум, который по объёму уже стал несколько больше, чем я планировал. Но я всё-таки продолжу, потому как из-за недавней хаккерской атаки(я отошел пообедать, и оставил на рабочем столе полный обзорный экскурсс к методике Е.С. Кувшиновой, а какой-то хакер зашёл на мой компьютер и удалил на нём все данные), и я не успел сохранить на флэшку уже готовый материал…
В результате чего, пришлось начинать всё заново, так как осталось много недосказанного, то есть не все мысли были завершены. Почему, например, я привел именно стихотворения Делорма, цитируемого Пушкиным, в качестве образца французской классики, а не Франсуа Рабле, Дени Дидро, Франсуа Вольтера, или, на худой конец, Виктора Гюго?! Также я не ответил на выше обозначившийся вопрос «бесу противоречия» (по новелле Эдгара По«Бес противоречия»), или некоему чернецу, то есть какому-то вымышленному таинственному дипломату-посланнику от простого грубоватого народа с рыночных площадей, наподобие Панурга –героя французского эпоса Франсуа Рабле, которого согласно тематического шутливого контекста сего повествования, должно бы уже именовать пан-Урком. Вопрос был бы таким исходя из вскользь выше сформулированной мысли, « -Пушкин был эфиопом», и этим всё сказано, то есть у него «был очень огромный что?».... Панург бы ответил, что гульфик? Впрочем, даже во «всемирку» Советской России, Рабле вошёл как первый классик возрождения не в сокращении! А ответ на этот грубый вульгарнейший вопрос знавал не только «перец» из недавнего телесериала Гай Германик «Школа», но пожалуй и повествователь примерно того же что и Рабле периода « французского фарса», или «плутовского романа» эпохи возрождения. Дело доходило до такой двусмысленности, что в СССР, Франсуа Рабле издавался отдельно для взрослых, и отдельно «в сокращении» для детей. {[Полагаю, что это правильно,- не зачем детям знать такую классику французскую. НО ТОГДА И ДАНАЮ ДЕТЯМ СМОТРЕТЬ НЕ ДАНО, ДА И ПУШКИНА НАДО ТОЖЕ ДАВАТЬ В СОКРАЩЕНИИ]}… ОДИН ИЗ ПРЕПОДАВАТЕЛЕЙ РИСУНКА И ЖИВОПИСИ
ОТВЕТИЛ НА ПОДОБНЫЕ ВОПРОСЫ ОДНОЙ ИСЧЕРПЫВАЮЩЕЙ ФРАЗОЙ: « В ВЫСОКОЙ ЛИТЕРАТУРЕ,
И ИСКУССТВЕ МОГУТ СУЩЕССТВОВАТЬ ТОЛЬКО КЛАССИЧЕСКИЕ ЖАНРЫ ДЛЯ ВСЕХ ВОЗРАСТОВ, ВСЁ ОСТАЛЬНОЕ –ЭТО НИЗКАЯ ПОРНОГРАФИЯ!» В общем , вопрос был бы задан такой, на который и мог бы ответить только последний из дониконианцев, а именно,- почему мол вместо слово бесы в инкунабуле « Видение Григория ученика Василия» стоит эфиопы, а раз так, то какое отношение это МОЖЕТ ИМЕТЬ К ПУШКИНУ, И ЗАЧЕМ ОБО ВСЕМ ТАКОМ Я ВЗЯЛСЯ РАСКАЗЫВАТЬ В КРАТКОМ ДАННОМ ПРЕДИСЛОВИИ К УЧЕБНИКУ Е.С. Кувшиновой? «-И еще:»,-спросил бы перец от «народа», как получилось так, что не все подобные книги были сожжены во время реформы 1653-го года в России? Как один из последних дониконианцев, я попытался бы ответить на этот вопрос следующей иллюстрацией то есть подтверждающей документально, что в 1529-м году слово бесы действительно заменено на эфиопы, А К ПУШКИНУ ЭТОЭТО МОГЛО БЫ ИМЕТЬ ОТНОШЕНИЕ ТОЛЬКО ПОТОМУ, ЧТО ПРИ ЦИТИРОВАНИИ ДЕЛОРМА В СОВРЕМЕННОМ КОНТЕКСТЕ ТОГО, ЧТО ПАРИЖ СЕГОДНЯ
НАВОДНЁН В ОСНОВНОМ ВЫХОДЦАМИ ИЗ АФРИКАНСКИХ ФРАНЦУЗСКИХ КОЛОНИЙ И ТОЛЬКО, И
КНИГА СИЯ «ВИДЕНИЕ ГРИГОРИЯ» НЕ БЫЛА УНИЧТОЖЕНА НЕ ИНКВИЗИЦИЕЙ И НЕ РЕФОРМОЙ
НИКОНА ТОЛЬКО ПОТОМУ, ЧТО ДАЖЕ В ТЕ СМУТНЫЕ ВРЕМЕНА МОГЛИ НАЙТИСЬ ЕДИНИЦЫ И
ДАЖЕ ДЕСЯТКИ И СОТНИ, КТО СМОГ ВОССТАТЬ ПРОТИВ СВИРЕПСТВОВАВШЕГО ДОГДА ВСЕОБЩЕГО
ГЕНОЦИТАРНОГО РАССИЗМА, НЕСМОТРЯ ДАЖЕ НА ТО, ЧТО ТАКОЙ НАРОД НЕПОТРЕБНЫЙ КАК
ЭФИОПЫ-И НЕ НАРОД ТО ВОВСЕ, А КАКАЯ-ТО РАЗНОВИДНОСТЬ ЕГО СТРАННОЙ МУТАЦИИ, ХОТЯ
ПОЛАГАЮ, ЧТО НИЖЕПРЕДСТАВЛЕННАЯ ГРАВЮРА С КОММЕНТАРИЕМ НА СТАРОСЛАВЯНСКОМ В
ДРУГИХ КОММЕНТАРИЯХ ДОПОЛНИТЕЛЬНЫХ УЖЕ НЕ НУЖДАЕТСЯ, ИБО ЕСЛИ ЭТО И САТИРА, ТО
ОЧЕНЬ ЗЛАЯ САТИРА НЕПОСРЕДСТВЕННЫЙ ПЕРЕВОД КОТОРОЙ СО СТАРОСЛАВЯНСКОГО(ТО ЕСТЬ
РОДНОГО) Я ПОПЫТАЛСЯ ОСУЩЕСТВИТЬ КАК МОЖНО БЛИЖЕ К ОРИГИГАЛЬНОМУ ТЕКСТУ, ЗДЕСЬ В
ЦЕЛЯХ УСИЛЕНИЯ ВПЕЧАТЛЕНИЯ ОТ ПРИВОДИМОЙ НИЖЕ ИЛЛЮСТРАЦИИ-ГРАВЮРЫ С ТЕКСТОМ
СОПРОВОЖДЕНИЕМ ИСХОДНИКА КАК ОН И БЫЛ В ПЕРВОНАЧАЛЬНОМ ВАРИАНТЕ, БОЛЬШИМ ЖИРНЫМ ШРИФТОМ, САМО ЖЕ СЛОВО ЭФИОПЫ ВЫДЕЛЯЮ КРАСНЫМ, А В АРТЕФАКТЕ СООТВЕТСТВУЮЩЕГО ЦВЕТА РАМКОЙ :
КОГДА ЖЕ ПРИБЛИЗИЛСЯ К ЗАВЕРШЕНИЮ
СРОК ЖИЗНИ МОЕЙ ТО ВОТ,- УВИДЕЛ[А] Я
БУДТО БЫ В ОПОЧИВАЛЬНЮ МОЮ ПОНАШЛО МНОЖЕСТВО ЭФИОПОВ,
ЗАТЕВАВШИХ МЯТЕЖНЫЙ РОПОТ, КАК БУДТО
БЫ ТО И НЕ ЛЮДИ ВОВСЕ, НО КАКИЕ-ТО
ЗВЕРИ РЫЧАЩИЕ, ИБО ЛИЦА ИХ БЫЛИ
ИСКАЖЕНЫ ОТ ЗЛОБЫ. СМОТРЕЛИ ЖЕ ОНИ
НА МЕНЯ ВЗОРОМ ИЗУВЕРСКИМ,
РАЗВРАЩЁНЫЕ ВЗГЛЯДЫ БРОСАЯ,-ОЧИ
КРОВАВЫ ЧЕРНЕЕ СМОЛЫ, - РАЗНЫМИ
СПОСОБАМИ ОНИ УСТРАШАЛИ МЕНЯ,
ПЫТАЯСЬ ПОХИТИТЬ И СЕБЕ ПРИСВОИТЬ. И
ПРИНЕСЛИ С СОБОЙ ЦЕЛЫЕ РУЛОНЫ
МНОГОЧИСЛЕННЫХ ХАРТИЙ[СУДЕБНЫХ
ОБВИНЕНИЙ И ТЯЖБ], КОТОРЫЕ ВСЕ
ОПИСЫВАЛИ ДУРНЫЕ ДЕЛА МОЕЙ ЮНОСТИ. РАЗВИВАЯ И ГОТОВЯ ХАРТИИ ЭТИ БУДТО-БЫ
К РАССМОТРЕНИЮ НЕКИМ СУДЬЁЙ,
КОТОРЫЙ ВОТ-ВОТ ДОЛЖЕН ПРИДТИ. Я ЖЕ
ВИДЯ ВСЁ ЭТО ЗРЕЛИЩЕ ИСПУГАЛ{А}С{Ь}Я ДО
КРАЙНОСТИ, ТАК ,ЧТО НАЧАЛ ТЕРЯТЬ
СОЗНАНИЕ, С УЖАСОМ И НЕПРИЯЗНЬЮ ОЗИРАЯСЬ НА СТРАЖДУЩИХ СИХ, ВЗГЛЯДОМ
ИЩУЩИМ ИЗБАВЛЕНИЯ, КАК ЕСЛИ БЫ ВОТ
ВДРУГ КТО ИЗГНАЛ-ПРОГНАЛ ОТСЮДА ВСЁ
ЭТО БЕСЧИНСТВУЮЩЕЕ САТАНЬЁ-[ШАТАНИЕ](
ИЛИ ШАТАЮЩИХСЯ, ИЗ СТОРОНЫ В
СТОРОНУ). Но не было там никого, кто бы вмиг избавил меня от них..(здесь имеется ввиду как от чёрных, так и от белых ангелов
судного дня). На следующей странице также на « старославе» далее описывается уже кульминация комментария этой иллюстрации:
И ВОТ ВНЕЗАПНО ПРИШЛА СМЕРТЬ, И БЫЛО
ЕЕ ВИДЕНИЕ, ПОДОБНО РЕВУЩЕМУ ЛЬВУ, СТРАШНОГО ВИДА, И ПРИНЕСЛА С СОБОЙ
ЦЕЛЫЙ НАБОР ХОЛОДНОГО ОРУЖИЯ: УДЫ, ТЕСЛЫ, РОЖНЫ И ОСКОРДЫ , КОСУ И СЕРП…
Разумеется то, что комментарии здесь конечно же уместны, просто я был несколько шокирован от внезапной утраты первоначальной трактовки событий текста, просмотрел также и интернет, желая отыскать потери прошлых веков, и не обнаружил никаких миниатюр, подобных этим лицевым иллюстрациям. И вот понял, что и в самом деле в Советской России такие старообрядческие книги только и ценились высоко, современная же церковь послениконовской реформы, поступила бы с ними также как и в 1653-м, то есть снова предала бы их огню. Однажды я задал вопрос одному католическому священнику: как бы он поступил, если бы Ватикан, снова учинил бы Великую Инквизицию, он ответил не задумываясь, - сжигал бы еретиков на кострах инквизиции. То есть если бы Дантес, к примеру бы воскрес из мёртвых, то снова бы вызвал Пушкина на дуэль и попытался бы его казнить как и прежде, Выходит Гёте, тоже только лишь повторил слова из Эклезиаста, в том своём гениальном высказывании: « Что было то и будет…» ну а насчёт гипперсексуальности эфиопов этой миниатюры, можно заявить смело, -что в судный день никакой сексуальности не будет, ибо даже в момент авиакатастрофы, например, человек видоизменяется до неузнаваемости, от перегрузок несовместимых с жизнью, то надо полагать какие перегрузки нас будут ждать на тонком уровне! Так что все здесь женоподобны, и асексуальны, как об этом и сказано в писаниях, « будут они все женой для господа, или невестой, что по достижении века нового, уж не женятся и замуж не выходят, ибо подобны ангелам!» Впрочем, у коммунистов, и Свидетелей
Иеговы новый мир, куда более оптимистичен, так как там будут жениться и детей рожать, и шуткам с здоровым юмором, тоже не будет особых ограничений! В сне-видении является к отроку Григорию Феодора служительница, и рассказывает ему о том, что предстоит ему испытать до и после смертного
часа. Казалось бы что здесь такого, что могло бы вызвать ажиотажные вопросы. Демоны явились в виде эфиопов и предстали с некими обвинительными автобиографическими сведениями о грехах юности. Но уже даже с первых глав интригует читающего не только сюжет, но и грамматика «старослава», так как орфография предстаёт нам либо без родовых склонений, либо там где надо склонять в мужском роде склоняют в женском, а там где в женском -в мужском. Тут я не оговорился именно интригует а не вызывает недоумения. Когда я занимался китайским, то спросил своего репетитора- китаянку, когда у меня ещё не было БКРС: « а как будет на шанхайском диалекте (она знала только шанхайский диалект, который по общей специфике такой же в сущности как и государственный пекинский), -как будет на китайском, |он едет на велосипеде|», китаянка ответила: « [тха-шизиян-шале].» После чего я ещё спросил: « а как будет тогда |она едет на велосипеде|», моя китаянка ответила, что также и будет как и в первом случае «*тха-шизиян-шале+». Всё это говорит о том, что в древних языках, как впрочем и в большинстве современных европейских, нет склонений по роду, или если даже где-то они и обозначены, то рудементарны. В этом смысле французский, где-то даже ближе к современному русскому, ведь там родовые склонения присутствуют в большом числе существительных по роду занятий: un musicieme- музыкант, une musicienne-музыкант[ша]. Вполне возможно также, что по роду физическому буквальному, смертельные «схватки» индивидуальны для каждого. То есть если Феодора Служительница женщина, то в момент смерти, её принимают ангелы женского рода и.т.д.
Значит пословица «что для русского хорошо, от того немец умрет» более чем актуальна. Злые ангелы-эфиопы обнажены, и потому и злы, что за их бурную сексуальную жизнь зрелых мужчин с повышенным либидо, после смерти либо оскопили напрочь, либо превратили в животных-самцов, которые испытывают вожделение только во время брачного периода, так что теперь им нечего скрывать. Белые же ангелы, почти лишенные волосяного покрова, как северные народы, при жизни не были столь активны, поэтому сейчас так уравновешены и носят одежды, так как отныне им есть что скрывать. Правда, такого рода рассуждения и Гете, и Данте, и разумеется Пушкин, которого называют сейчас многие шутливо эфиопом, сочли бы либо жестокой иронией, либо крайним, почти лубочным примитивизмом. Пушкин ведь был однолюбом, как всем известно. Стало быть очень многое и в литературе и грамматике, зависит от исторического, ситуативного и иного контекстного окружения, и требует более тонкого понимания, чем судом инквизиции, где, впрочем порой бывает не обойтись и без этого суда, как в фильмах, «восставшие из ада», «зомби идут», и «возвращение живых мертвецов».
Во времена Данте «Комедией» называли произведение со счастливым концом, где, может даже в процессе всего повествования это была «Трагедия», как, например в « Фаусте» Гёте, где вдруг в конце только неожиданная счастливая развязка, когда доктор Фауст вместо уготованного для него ада, внезапно попадает в рай. Данте позволил в возвышенную поэзию на классической латыни , вторгнуться весёлому итальянскому языку с улиц. И в зачатой им новой эпохе возрождения, уже другие последователи «оптимистической» «новой» литературы , такие как ,например, Гриммельзгаузен, или тот же Рабле, пустились во все тяжкие. Когда читаешь «Гаргантюа и Пантагрюэль», даже не в оригинале французского, то не можешь уже сдерживаться от дикого площадного душераздирающего хохота. А от современного русского шансона с выражениями типа «ой тец-Тец –тец», «стос-первертос», «утырок ломом подпоясанный» и.т.д., и вообще можно умереть от смеха. При этом легко так смеяться, когда глумятся не над тобой. Не Гёте ,не тем паче Пушкин всего такого
«народного» принять не могли. Один из современников Пушкина Н.В. Путята так писал на этот счёт: «…, встретил Пушкина и шутя приветствовал его следующей …фразой: « Александр Сергеевич! Зачем не описали вы нам пером Байрона всех ужасов Пугачёвщины?» Пушкин рассмеялся и сказал: « Каких им нужно ещё ужасов? У меня целый том наполнен списками дворян, которых Пугачёв перевешал. Кажется, этого достаточно!» Иными словами можно сказать, что и белые и черные, не за какие грехи юности, не имеют права на геноцид, и никакой счастливый конец, не оправдывает такой чудовищной «Комедии» если в силу недопонимания, этнических и прочих аспектов исторической или контекстной ситуации, ты закатываешь руки как заправский палач, чтобы уничтожить памятник вместе с его народом хранителем и последователем то есть как раз эту самую, сомнительную или недопонятую тобой, «Комедию»! При этом нет совершенно никакой разницы, уличный ты палач, или государственный,- молодой или старый, чёрный или белый…. Но если уж выходит так, что это какой-то зомбированный монстр из ужастиков, то тогда ты тоже имеешь полное право приложить его секирой, но и то только в самом крайнем случае!!!
Впрочем, Уильям Фолкнер уже почти в 20-м веке по поводу войны между севером и югом США за освобождение негров из рабства почти точно также описывает неких африканоидов в одной из аллюзий о сотне Сатпена: “They are not people, talking at no language, half-tamed to walk upright like men”|Они не люди, говорящие не на языке, наполовину приручённые ходить выпрямившись на подобие homo sapiens - человека разумного|. В общем был бы повод а причину для государственного конфликта мы найдём( по мнению многих лингвистов основы slave и славянин, раб и чернец, черновик и.т.д. имеют один общий смысл). Но продолжу однако демонстрацию шедевра французской BELLE LETTRES высокой литературы цитируемой последним французским поэтом романтизма и первым русским поэтом лубочного сентиментализма африказии. Африказии лелеющей вождей ленинианы и пушкинианы, потому как староверы, лишённые возможности печатать многочисленным тиражом красочные и высоко-техничные по мастерству исполнения и художественной ценности инкунабулы, стали снова как в старые добрые времена, писать их от руки, а так как занимались они этим в отдалёнии от культурных центров цивилизации и без надлежащего руководства, то у них получались вертепные пошлые лубочные картинки, где почти иероглифическое древнее письмо в обозначении старославянских цифр они стали заменять обычными арабскими цифрами и.т.д. С этой точки зрения Пушкин если и последний французский поэт романтизма, то возрождённого романизма для мировой классики, а если последний лубочного советского реалистического сентеметализма, то самый последний в значении «плохой», bad, как великий белый Майкл Джексон среди чёрных bad-плохой, потрясающий, великолепный, а не примитивный а ля наив. То есть продолжу дальше, не отвлекаясь от основной темы грамматического сего компендиума, преподносить в качестве демонстрационного образца современный литературный французский вхождением великого мирового поэта в образ некоего бедного французского художника Делорма во время крайнего душевного смятения:
Ainsi que j'ai v;cu, mourons avec myst;re,
Sans fracas, sans clameurs, sans voisins assembl;s.
L'alouette, en mourant, se cache dans les bl;s;
Le rossignol, qui sent d;faillir son ramage,
Et la bise arriver, et tomber son plumage,
Passe invisible ; tous, comme un ;cho du bois:
Ainsi je veux passer. Seulement, un... deux mois,
Peut- ;tre un an apr;s, un jour... une soir;e,
Quelque p;tre inquiet d'une ch;vre egar;e,
Un chasseur descendu vers la source et voyant
Son chien qui s'y lan;ait sortir en aboyant,
Regardera: la lune avec lui qui regarde
;clairera ce corps d'une lueur blafarde; И внезапно он побежит до самого поселка, без оглядки.
Несколько местных жителей придут ранним утром,
Вытянут за волосы неузнаваемый труп,
Эти обрывки тела и кости, забитые песком.
И, примешивая шутки к каким-нибудь глупым россказням,
Долго будут совещаться над моими почерневшими останками
И, наконец, повезут их на тачке на кладбище,
Поскорее заколотят их в какой-нибудь старый гроб,
Который священник трижды окропит святой водой,
И оставят меня без имени, без деревянного креста!
(2)Мой друг, вот вы отец новорожденного;
У друга его, Виктора Гюго, рождается сын; Делорм его приветствует:
Mon ami, vous voil; p;re d'un nouveau- n;;
C'est un gar;on encor: le ciel vous l'a donn;
Beau, frais, souriant d'aise ; cette vie am;re; A peine il a co;t; quelque plainte ; sa m;re.
Il est nuit; je vous vois... ; doux bruit, le sommeil
Sur un sein blanc qui dort a pris l'enfant vermeil,
Et vous, p;re, veillant contre la chemin;e,
Recueilli dans vous m;me, et la t;te inclin;e,
Vous vous tournez souvent pour revoir ; douceur!
Le nouveau-n;, la m;re, et le fr;re et la s;ur Comme un pasteur joyeux de ses toisons nouvelles,
Ou comme un ma;tre, au soir, qui compte ses javelles.
A cette heure si grave, en ce calme profond,
Qui sait, hors vous, l'ab;me o; votre c;ur se fond,
Ami? Qui seit vos pleurs, vos muettes caresses;
Les tr;sors du g;nie ;panch;s en tendresses;
L'aigle plus g;missant que la colombe au nid;
Les torrents ruisselants du rocher de granit, Et, comme sous les feux d'un ;t; de Norv;ge,
Au penchant des glaciers mille fontes de neige?
Vivez, soyez heureux, et chantez- nous un jour
Ces secrets plus qu'humains d'un ineffable amour!
— Moi, pendant ce temps- l;, je veille, aussi, je veille,
Non pr;s des rideaux bleus de l'enfance vermeille,
Pr;s du lit nuptial arros; de parfum,
Mais pr;s d'un froid grabat, sur le corps d'un d;funt.
C'est un voisin, vieillard goutteux, mort de la pierre; Ses ni;ces m'on requis, je veille ; leur pri;re.
Seul, je m'y suis assis d;s neuf heures du soir.
A la t;te du lit une croix en bois noir,
Avec un Christ en os, pose entre deux chandelles
Sur une chaise; aupr;s, le buis cher aux fid;les Trempe dans une assiette, et je vois sous les draps
Le mort en long, pieds joints, et croissant les deux bras.
Oh! si, du moins, ce mort m'avait durant sa vie
;t; longtemps connu! s'il me prenait envie De baiser ce front jaune une derni;re fois!
En regardant toujours ces plis raides et droits,
Si je voyais enfin remuer quelque chose,
Bouger comme le pied d'un vivant qui repose,
Et la flamme bleuir! si j'entendais crier
Le bois du lit!.. ou bien si je pouvais prier!
Mais rien: nul effroi saint; pas de souvenir tendre;
Je regarde sans voir, j';coute sans entendre,
Chaque heure sonne lente, et lorsque, par trop las
De ce calme abattant et de ces r;ves plats,
Pour respirer un peu je vais ; la fen;tre
(Car au ciel de minuit le croissant vient de na;tre),
Voil;, soudain, qu'au toit lointain d'une maison,
Non pas vers l'orient, s'embrase l'horizon
Et j'entends r;sonner, pour toute m;lodie,
Des aboiements de chiens hurlant dans l'incendie.*
Между сими болезненными признаниями, сими мечтами печальных слабостей и безвкусными подражаниями давно осмеянной поэзии старого Ронсара, мы с изумлением находим стихотворения, исполненные свежести и чистоты. С какой меланхолической прелестию описывает он, например, свою музу!
Non, ma Muse n'est pas l'odalisque brillante
Qui danse les seins nus, ; la voix s;millante,
Aux noirs cheveux luisants, aux longs yeux de houri;
Elle n'est ni la jeune et vermeille P;ri,
Dont l'aile radieuse ;clipserait la queue
D'un beau paon, ni la f;e ; l'aile blanche et bleue,
Ces deux rivales s;urs, qui, d;s qu'il a dit oui Ouvrent mondes et cieux ; l'enfant ;bloui.
Elle n'est pas non plus, ; ma Muse ador;e!
Elle n'est pas la vierge ou la veuve ;plor;e,
Qui d'un clo;tre d;sert, d'une tour sans vassaux,
Solitaire habitante, erre sous les arceaux,
Disant un nom; descend aux tombes f;odales;
A genoux, de velours inonde au loin les dalles,
Et le front sur un marbre, ;panche avec des pleurs
L'hymne m;lodieux de ses nobles malheurs.
Non; mais, quand seule au bois votre douleur chemine,
Avez-vous vu, l;-bas, dans un fond, la chaumine
Sous l'arbre mort; aupr;s, un ravin est creus;;
Une fille en tout temps y lave un linge us;.
Peut-;tre ; votre vue elle a baiss; la t;te,
Car, bien pauvre qu'elle est, sa naissance est honn;te.
Elle e;t pu, comme une autre, en de plus heureux jours
S';panouir au monde et fleurir aux amours;
Voler en char; passer aux bals, aux promenades;
Respirer au balcon parfums et s;r;nades; Ou, de sa harpe d'or ;veillant cent rivaux,
Ne voir rien qu'un sourire entre tant de bravos.
Mais le ciel d;s l'abord s'est obscurci sur elle,
Et l'arbuste en naissant f;t atteint de la gr;le;
Elle file, elle coud, et garde ; la maison
Un p;re vieux, aveugle et priv; de raison.* (3)Нет, моя муза — не блистающая одалиска
С черными блестящими волосами, с продолговатыми глазами гурии,
Пляшущая с обнаженной грудью при резких звуках своего голоса;
Это не юная и розовая Пери,
Сверкающие крылья которой затмили бы хвост прекрасного павлина,
Не белокрылая и голубокрылая фея, —
Эти две сестры-соперницы, которые открывают миры и небеса
Ослепленному светом ребенку, лишь только он скажет да.
Она — о моя обожаемая муза! —
Не дева иль плачущая вдова,
Одинокая обитательница пустынного монастыря
Или башни без вассалов, которая бродит под сводами,
Произнося чье-то имя; спускается в рыцарские гробницы;
Склоняя колени, широко покрывает плиты бархатом платья
И, приникнув челом к мрамору, изливает со слезами,
В мелодичном гимне свои благородные несчастия,
Нет. — Но, когда ваша скорбь одиноко бредет по лесу,
Видали ли вы там, в глубине, хижину
Под высохшим деревом? Рядом с нею вырыта канава;
Девушка постоянно стирает там ветхое белье.
Может быть, при виде вас, она опустила голову,
Так как, при всей своей бедности, она из хорошей семьи;
Она могла бы, как и другая, в более счастливые дни
Блистать в свете и цвести для любви;
Мчаться в экипаже; бывать на балах, на гуляньях;
Вдыхать на балконе ароматы и серенады; Или, своей золотой арфой возбуждая сотни соперников,
Видеть лишь одну улыбку среди бесчисленных рукоплесканий.
Но небо с самого начала потемнело над нею,
И деревцо, едва родившись, было побито градом:
Она прядет, шьет и ухаживает дом
За старым, слепым и безумным отцом.
Правда, что сию прелестную картину оканчивает он медицинским описанием чахотки; муза его харкает кровью:
...........une toux d;chirante
La prend dans sa chanson, pousse en sifflant un cri,
Et lance les graviers de son poumon meurtri.*
Совершеннейшим стихотворением изо всего собрания, по нашему мнению, можно почесть следующую элегию, достойную стать наряду с лучшими произведениями Андрея Шенье.
Toujours je la connus pensive et s;rieuse;
Enfant, dans les ;bats de l'enfance joyeuse
Elle se m;lait peu, parlait d;j; raison;
Et quand ses jeunes s;urs couraient sur le gazon,
Elle ;tait la premi;re ; leur rappeler l'heure,
A dire qu'il fallait regagner la demeure;
Qu'elle avait de la cloche entendu le signal;
Qu'il ;tait d;fendu d'approcher du canal, De troubler dans le bois la biche famili;re,
De passer en jouant trop pr;s de la voli;re:
Et ses s;urs l';coutaient. Bient;t elle eut quinze ans,
Et sa raison brilla d'attraits plus s;duisants:
Sein voil;, front serein o; le calme repose,
Sous de beaux cheveux bruns une figure rose,
Une bouche discr;te an sourire prudent,
Un parler sobre et froid, et qui pla;t cependant; Une voix douce et ferme, et qui jamais ne tremble,
Et deux longs sourcils noirs qui se fondent ensemble.
Le devoir l'animait d'une grande ferveur;
Elle avait l'air pos;, r;fl;chi, non r;veur:
Elle ne r;vait pas comme la jeune fille,
Qui de ses doigts distraits laisse tomber l'aiguille,
Et du bal de la veille au bal du lendemain
Pense au bel inconnu qui lui pressa la main.
Le coude ; la fen;tre, oubliant son ouvrage,
Jamais on ne la vit suivre ; travers l'ombrage
Le vol interrompu des nuages du soir,
Puis cacher tout d'un coup son front dans son mouchoir.
Mais elle se disait qu'un avenir prosp;re
Avait chang; soudain par la mort de son p;re;
Qu'elle ;tait fille a;n;e, et que c';tait raison
De prendre part active aux soins de la maison.
Ce c;ur jeune et s;v;re ignorait la puissance
Des ennuis dont soupire et s';meut l'innocence.
Il r;prima toujours les attendrissements
Qui naissent sans savoir, et les troubles charmants,
Et les d;sirs obscurs, et ces vagues d;lices,
De l'amour dans les c;urs naturelles complices.
Ma;tresse d'elle-m;me aux instants les plus doux,
En embrassant sa m;re elle lui disait vous,
Les galantes fadeurs, les propos pleins de z;le
Des jeunes gens oisifs ;taient perdus chez elle; Mais qu'un c;ur ;prouv; lui cont;t un chagrin,
A l'instant se voilait son visage serein:
Elle savait parler de maux, de vie am;re,
Et donnait des conseils comme une jeune m;re.
Aujourd'hui la voil; m;re, ;pouse ; son tour;
Mais c'est chez elle encor raison plut;t qu'amour.
Son paisible bonheur de respect se temp;re;
Son ;poux d;j; m;r serait pour elle un p;re;
Elle n'a pas connu l'oubli du premier mois,
Et la lune de miel qui ne luit qu'une fois,
Et son front et ses yeux ont gard; le myst;re
De ces chastes secrets qu'une femme doit taire,
Heureuse comme avant, ; son nouveau devoir
Elle a r;gl; sa vie... Il est beau de la voir,
Libre de son m;nage, un soir de la semaine,
Sans toilette, en ;t;, qui sort et se prom;ne
Et s'asseoit ; l'abri du soleil ;touffant,
Vers six heures, sur l'herbe, avec sa belle enfant.
Ainsi passent ses jours depuis le premier ;ge,
Comme des flots sans nom sous un ciel sans orage,
D'un cours lent, uniforme et pourtant solennel; Car ils savent, qu'ils vont au rivage ;ternel.
Et moi qui vois couler cette humble destin;e
Au penchant du devoir doucement entra;n;e,
Ces jours purs, transparents, calmes, silencieux,
Qui consolent du bruit et reposent les yeux,
Sans le vouloirs, h;las! je retombe en tristesse; Je songe ; mes longs jours pass;s avec vitesse.
Turbulents, sans bonheur, perdus pour le devoir,
Et je pense, ; mon Dieu! qu'il sera bient;t soir!* Публика и критики горевали о преждевременной кончине таланта, столь много обещавшего, как вдруг узнали, что покойник жив и, слава богу, здоров. Сент-Бев, известный уже «Историей французской словесности в XVI столетии» и ученым изданием Ронсара, вздумал под вымышленным именем И. Делорма напечатать первые свои поэтические опыты, вероятно опасаясь нареканий и строгости нравственной ценсуры. Мистификация, столь печальная, своею веселою развязкою должна была повредить успеху его стихотворений; однако ж новая школа с восторгом признала и присвоила себе нового собрата.
В «Мыслях» И. Делорма изложены его мнения касательно французского стихосложения. Критики хвалили верность, ученость и новизну сих замечаний. Нам показалось, что Делорм слишком много придает важности нововведениям так называемой романтической школы французских писателей, которые сами полагают слишком большую важность в форме стиха, в цезуре, в рифме, в употреблении некоторых старинных слов, некоторых старинных оборотов и т. п. Все это хорошо; но слишком напоминает гремушки и пеленки младенчества. Нет сомнения, что стихосложение французское самое своенравное и, смею сказать, неосновательное. Чем, например, оправдаете вы исключения гиатуса (hiatus), который французским ушам так нестерпим в соединении двух слов (как: a ;t;, o; aller) и которого они же ищут для гармонии собственных имен: Za;re, Agla;, El;onore. Заметим мимоходом, что законом о гиатусе одолжены французы латинскому элизиуму. По свойству латинского стихосложения слово, кончающееся на гласную, теряет ее перед другою гласною.
Буало заменил сие правило законом об гиатусе:
Gardez qu'une voyelle ; courir trop h;t;e.
Ne soit en son chemin par une autre heurt;e2.
Во-вторых: как можно вечно рифмовать для глаза, а не для слуха? Почему рифмы должны согласоваться в числе (единственном или множественном), когда произношение в том и в другом одинаково? Однако ж нововводители всего этого еще не коснулись; покушения же их едва ли счастливы.
В прошлом году Сент-Бев выдал еще том стихотворений, под заглавием «Les Consolations». В них Делорм является исправленным советами приятелей, людей степенных и нравственных. Уже он не отвергает отчаянно утешений религии, но только тихо сомневается; уже он не ходит к Розе, но признается иногда в порочных вожделениях. Слог его также перебесился. Словом сказать, и вкус и нравственность должны быть им довольны. Можно даже надеяться, что в третьем своем томе Делорм явится набожным, как Ламартин, и совершенно порядочным человеком.
К несчастию, должны мы признаться, что, радуясь перемене человека, мы сожалеем о поэте. Бедный Делорм обладал свойством чрезвычайно важным, не достающим почти всем французским поэтам новейшего поколения, свойством, без которого нет истинной поэзии, то есть искренностию вдохновения. Ныне французский поэт систематически сказал себе: soyons r;ligieux, soyons politiques, а иногда даже: soyons extravagants3, и холод предначертания, натяжка, принужденность отзываются во всяком его творении, где никогда не видим движения минутного, вольного чувства, словом: где нет истинного вдохновения. Сохрани нас боже быть поборниками безнравственности в поэзии (разумеем слово сие не в детском смысле, в коем употребляют его у нас некоторые журналисты)! Поэзия, которая по своему высшему, свободному свойству не должна иметь никакой цели, кроме самой себя, кольми паче не должна унижаться до того, чтоб силою слова потрясать вечные истины, на которых основаны счастие и величие человеческое, или превращать свой божественный нектар в любострастный, воспалительный состав. Но описывать слабости, заблуждения и страсти человеческие не есть безнравственность, так, как анатомия не есть убийство; и мы не видим безнравственности в элегиях несчастного Делорма, в признаниях, раздирающих сердце, в стесненном описании его страстей и безверия, в его жалобах на судьбу, на самого себя.
Говоря о грамматике французского литературного языка даже самой лучшей нельзя не привести в качестве образца хотя бы короткий фрагмент из мировой классики . Я долго думал о том,- какой французский редкий писатель или поэт, мог бы подойти для этой цели, чтобы не показаться музыкантом штудирующим произведение поднадоевшей всем хрестоматии до тех пор, пока оно не станет заигранным. И вот поэзия Делорма, -чем не шедевр такого редкого мало кому известного художника?! К тому же у многих филологов ходит версия, что французский раритетный поэт Делорм де Сент Ив, -это не кто иной как сам Александр Сергеевич Пушкин. Впрочем, художнику-живописцу, должно быть стыдно за то, что он так много графоманит чернушной «глюконагенной» графикой, которую бывает почти невозможно остановить, как урчащий поток воды, где всего только одно живописное стихотворение, может несколькими изящными мазками, как парой иероглифов, объяснить всю тематическую постановку. Стихотворение, посвящённое Пушкину-Делорму, я однако же назвал не «Эфиоп» или «Француз, а просто «Цыган», чтобы продемонстрировать возможности лексикографии, по созвучию с хореографией, или залигованным танцем фонем, где одно только двустишье из высокой французской поэзии, начинает звучать как-то по особенному на фоне коротких авторских стихов собственного сочинения:
Он был из рыб глубоководных,
Все освещающих, но где-то там, "на дне"..... Но о поверхность вод однажды взмыл уж "пасторальный" и свобобный,
-И очи вырвало,----как будто на войне A cacher ses habits au pied de ce bouleau, Et, comme pour un bain, ; descendre dans l'eau
"--Спрятать одежды в березках Есенина,
И,... --утопиться в воде невесенней:"
Так,....с пустыми глазами,...-тень на снегу...
Бежал наш "Делорм", настигая тайгу,
Бежал не как безумец, не стремглав,
Но озираясь на "московския" красоты.
Герой стихов других теперь "Увы и ах»
Не сможет уж "живым" достичь
"альпийские высоты" Но по ершовски иль ерёмински,
любимый тот поэт,
Сейчас, как жил, вернулся к жизни тайно;
И современникам пусть хоть на краткий миг,
Донесся стих- BELLE-LETTRE его случайно
Неизданный,--не признаный никем; "Оставленный на произвол страстей".
Лишь Пушкиным замеченный item
-Встань "хоть не надолго" героем новостей.
Но тот, о ком вдруг все загоревали;
На самом деле, жил под именем Сент Бёв!
-Не стоит хоронить себя, едва лишь,
Плачь стихов твоих -уже не рев...
В самом деле, может быть французский язык не так уж и далёк от нас. Диктор популярного аудио-курса « Стопроцентный АУДИО ФРАНЦУЗСКИЙ» говорит: « -Возможно вы уже знаете больше французских слов чем думаете, поскольку многие французские слова стали интернациональными»
Вспомним школьные годы, где каждый из нас готовился к выпускным и вступительным сочинениям по литературе и ,верно, не мог обойти вниманием, например, в романе Л.Н.Толстого«Война и мир» длинные цитации на французском помогавшим нам проникнуться настроением эпохи 1812-го года – войны с Наполеоном Бонапартом. А многочисленные пьесы-либретто в лучших традициях французского водевиля И.С. Тургенева, который всю свою жизнь повсюду следует за француженкой Полиной Виардо, предваряющие лучезарную эпоху импрессионистов, которые вживую пишут полный воздух Plain Air! В коей лучший из этой плеяды пленэристов художник Тулуз Лотрек, страдая многочисленными недугами и изъянами, тем не менее только за один 1880-й год создаёт 40 полотен живописи и 800 рисунков. Подобно бедному поэту Делорму А.С.Пушкина и Бальзаковскому Люсьену де Рюбампре, Лотрек также бежит из жизни в Парижский Монмартр, который однако для него, хотя и последнее прибежище, вовсе не образчик старообрядческих вульгарных лубочных вертепных романов, а по настоящему дом родной. Многочисленные обитательницы этого дома, « монмартские актрисы, пьяницы, проститутки, танцовщицы из «Фоли – Бержер» и «Мулен-Руж»…, становились его излюбленными моделями…»
Многие исследователи древней литературы считают произведение « Видение Григория Ученика Василия» вертепным романом староверов, тем не менее, называют его памятником. Но до кровавой реформы 1653-го года закрепившейся за именем патриарха Никона, никаких старообрядцев не было еще, хотя почти все книги того периода, так называемые инкунабулы, подверглись беспощадному уничтожению, вместе с людьми, которые пытались их отстаивать. Если мы вспомним один из таких «вертепных романов» - «Слово о полку Игореве», который известен нам ещё со школьной скамьи, и который сохранился, вероятно, только потому, что попал в частную коллекцию графа Мусина Пушкина, то вспомним и грамматические комментарии в предисловии и послесловии нему. Дело в том, что когда мы говорили по поводу описания французского беглого звука [ ]обозначаемого в начертании буквой e, то сравнивали его с е английским. Сейчас же в контексте цитаций из древнерусской литературы, уместно было бы еще и сказать несколько слов о сходности поведения беглого французского [ ] c дореволюционным каллиграфическим ять , или древнеславянским печатным ять(каллиграфических букв в старославе не было, ибо в древней Руси даже писали как и печатали). Буква ять могла обозначать в середине слова современную русскую е в большинстве случаев. В начертании ять очень сходна с твердым знаком ъ, который если стоял внутри слова то мог читаться так же как е русское или даже как ы и о, причем если стоял на конце слова, то читался в некоторых случаях как ы, но в большинстве случаев тв;рдый знак ъ на конце слов не читался, а ставился, очевидно, для того, чтобы как и французский беглый [ ] и как неотъемлемый сегмент буквы ы, дать соответствующую редукцию на [ы] в русском как на [ ] во французском на конце слов. Прич;м ъ, ставившийся в основном на конце слов до 1917-го года как и , одинаково именовались буквой ять, и имели сходные характеристики, друг с другом и с французским беглым -е, например. Отчасти, (так как мы уже знаем, что в поэтической речи французском беглый [ ] читается всегда), возможно поэтому и ять древнерусский так долго сохранялся в русском языке, потому как и до Никоновской церковной реформы, так и после не;, книги в России печатали преимущественно религиозного содержания: жития святых, библию, псалмы и.т.д., которые как и их оригиналы с древнегреческого и иврита, считались стихотворными, и которые надо было петь а не говорить. Такое же явление мы наблюдаем и в китайском языке, как в древнем, так и современном. Когда я однажды увидел отельные фрагменты новгородской бересты, то первое на что я обратил внимание, так это на одинаковые по величине пробелы, между которыми не было ни точек ни запятых ни абзацев. Поначалу мне даже показалось что весь текст-это одно сплошное слово:
Очевидно это такое свойство древних языков как и идеографического, иероглифического, так и клинописного начертания, являть озвучивание преимущественно согласных, где гласные, самых древних, протоязыков, вероятно, отсутствовали совсем. Значит такое явление во французском языке как encha nement (сцепление в один слог элементов двух рядом стоящих слогов) , описываемое ещ; с первого урока руководства Е.С.Кувшиновой имеет древние корни.
В середине 70-х, когда стал вопрос выбора еще одного языка помимо родного
«старослава», эти исследования помогли мне сосредоточиться именно на французском, а потом вс; пошло как по накатанному, -сначала былинный русский, потом английский и.т.д. Ориентация именно на такого рода аналогии, помогла мне , если можно так выразиться на совр. сленге,«поставить» французскую фонетику и почти не забывать е;, по крайней мере на интуитивном уровне. Поэтому именно это правило сравнения, французского с родным старославянским я всегда рекомендовал своим ученикам, и оно оказывалось весьма действенно.
В википедии Опера, в словаре И.А.Ефрона и Ф.А.Брокгауза это правило сцепления лиазонирования, для классического понимания носит название гиатус :« (Hyatus) - в грамматике и метрике встреча двух гласных, из которых одна находится на конце слова, а другая в начале следующего. В некоторых языках Г. избегается или соединением двух слогов в один, как, например, греч. ;;;;; вместо ;;;;, или отбрасыванием первой гласной, например по-франц. j'aime вместо je aime.» В первом же выше приводимом уроке учебника Кувшиновой, там где ид;т описание, таблиц от буквы к звуку, я взял на себя смелость предварить описание из этих таблиц в конце руководства, и перенести их сразу в фигурных скобках как образец выполнения задания, или если хотите, как шаблон для дальнейших сравнительных исследований, добавив туда также и свои авторские версии рассмотрения отдельных примеров. Сейчас же в контексте того, что стихи Делорма цитируемые Пушкиным, уже полностью приведены в данном компендиуме, имеет смысл сделать повторную сноску-вставку в подраздел описывающий также в фигурных скобках- правописание буквы е на конце слова, что теперь уже представляет нам беглый [ ], который в поэтической возвышенной речи, читается во всех случаях. При вс;м при том конечно же следует рассказать о таком явлении во французской поэзии как гиатус ещ; раз, как если бы специально в дополнение к примерам в данных таблицах, но теперь уже комментариями Пушкина для конкретного грамматического образца, цитату из коих для примера в фигурных скобках, я привожу здесь вставкой отдел;нной не обычными кавычками, но для усиления впечатления и ускоренного усвоения,- красной умброй:
буквы g перед e {буква g читается как[3]}(ж) перед e , например, la page[la-pa3]} буквы c перед a {буква с перед а читается [3]как [k], но при наличии [,]внизу как ; -[c] }
буквы e на конце слова{e на конце слов не произносится, но да;т всегда редукцию на [ ] как в русском на [ы] исключение составляет слово ;t; [ e-te] |лето|, где е произносится, также для высокой литературы имеются ещё исключения гиатуса (hiatus), который французским ушам так нестерпим в соединении двух слов (как: a ;t;, o; aller) и которого они же ищут для гармонии собственных имен: Za;re, Agla;, El;onore. Заметим мимоходом, что законом о гиатусе одолжены французы латинскому элизиуму. По свойству латинского стихосложения слово, кончающееся на гласную, теряет ее перед другою гласною. }буквы s на
конце слова {s не произносится в конечном положении, если только это не исключение (mars [`mars])}буквосочетания: ch
{ch читается как [ ] (ш), в редких случаях иначе, | [k] в слове le c h u r [ le-`k :r]}
двойных согласных{двойные (в орфографии)согласные, произносясь как один согласный , обозначаются в транскрипции как один звук: nappe [`nap],ph=[f]}
буквы e в слове femme {характеристика e в ч;м-то сходна с аналогичной e английской и не только
внешне, но хотя она также влияет на открытость слога, отнюдь не всегда читается так, как называется в алфавите, как е; британское подобие, например, а в слове la femme в первом слоге и подавно представляет исключение из всех правил
ибо чита ется как [a] | [ la-‘ fam]}
И де факто и де юре, автор есть у миньатюры
И де юре и де факто, Иванов е; редактор.
Обобрали, обокрали, -ничего ему не дали!
Ведь не пэр он и не мэр, так как жил в СССР.
Как уже говорилось выше,- опасения по поводу того, что в школе все будут обзывать деревенщиной за то, что у вас могла прорываться изредка старославянская, украинская, белорусская либо какая иная лексика, оказались напрасными, потому как советское время середины 70-х, это время пика книжного бума,ведь тогда только эмбицил, не коллекционировал и не поглощал книги жадно одну за одной.
В наши же дни жанр эпистолярный и библиографический, сда;т свои позиции, уступая место разным интерактивным форматам. Однако, даже самые продвинутые цифровые технологии не намного позволяют подбираться к произведениям исскуства художественной живописи и графики. Вполне возможно, что лет через сто мы сможем распечатать и опубликовать с формата PDF почти такие же по качеству материала и разрешения изображений, оттиски гравюр-миниатюр, которые удавались у первопечатников древних книг. Ну а пока на сей сч;т можно только иронизировать, потому как качество печати несмотря на сво; безмерное колличество оставляет желать лучшего. Книгам и фотографиям и без того очень доста;тся, когда они попадают в сеть, теряя отч;тливость изображения более чем на 70%, а тут ещ; и контрафактная продукция вс; позаполанила. Впрочем, «на безрыбьи» как говорится «и рак-рыба». Когда в 1979 году мой дядя вернулся из многолетней командировки в одну из французских колоний Африки- Алжира, и понавез оттуда кипы элитных глянцевых французских журналов: « Jardin et maison”, ‘Sitroenne”, ‘Pif’ и.т.д., то моему восторгу не было предела, ибо я сразу, же стал их читать, перерисовывать, и переводить на русский для соседских и школьных друзей. Но ещ; больший восторг испытал я тогда, когда мои братья двоюродные (сыновья того дядюшки) стали на ломанном французском, выговаривать некоторые слова из алжирского сленга французского, которых в обычных хрестоматийных словарях было не найти! Например слово « Nique-nique[mademoiselle]”,или ‘Nique-nique-tuc-tuc-tuc’ По этому поводу, я даже как-то набросал шутливый стишок:
Nique-nique mademoiselе!
-Выпьем вместе, добрый эль,
Nique-nique-tuc-tuc-tuc… Т;тька стала как бурдюк!
-Revis le vrai, avantur; Mais ne revis pas vrai!
- Вря реви, но не реви вря!
Для увлеч;нного лингвиста-филолога, нет и не будет ничего ценнее нового языка или сленга, а порой даже пары слов из этого сленга, ведь для него это тоже что и антикварная редкость !
Национальная библиотека Франции, в которой тоже находится великолепная коллекция инкунабул
(Здесь я вынужден извиниться за то, что не наш;л пока времени представить более качественное изображение раритетной книги, так как для этого требуется дополнительное время. Все что удалось успеть, так это подкорректировать иллюстрацию художественного редактора ИВАНОВА В.С. Советской детской энциклопедии тома «Язык и литература»1976-го года издания программами Paint и PaintNET в режиме онлайн, то-есть переодического обновления . Корректировать же иллюстрацию стихотворения , с помощью которого гимназисты запоминали слова с буквой ять, пришлось потому, что даже не смотря на частые уточняющие пересъ;мки профессиональной цифровой камерой непосредственно с экземпляра печатного издания -,зернистость картинных элементов |picture elements| начинает увеличиваться в геометрической прогрессии заполняя контуры миниатюры, подобно веснушкам на лице этого недоумевающего школяра) :
мифологии — часть подземного царства, обитель блаженых…Пожалуй этой цитатой я приостановлю дальнейшие комментарии из Интернет, ибо вы сами можете заказать на своём нетбуке авиабилеты на Париж и посетить Елисейские поля вживую. Я лишь в очередной раз попытаюсь в лучшем виде, то есть в процессе интерактивной реставрации после пересъемки с оригинала семейной реликвии инкунабулы 1529г.«Видение Григория ученика Василия Блаженого», продемонстрировать то, чего вы не найдете не в одной библиотеке мира, а тем паче в сети. Так как инкунабул на старославе в мире сохранилось всего только около 70-ти экземпляров, ибо после костров инквизиции и реформы Патриарха Никона 1653-го года, тысячи книг были уничтожены, а что касается данной книги, то она уникальна, в буквальном смысле этого слова, то есть второй такой в мире не существует как де факто.
На РАЗВОРОТЕ ЭТОЙ МИНИАТЮРЫ буквы и ъ выделены черной сепией:
ъ-тв;рдый знак, который как видите стоит только на конце звонких согласных и читается в зависимости от контекста всей этой теперь «элизиумной элегии»,- как производное ог графемы ять- и буквы ы.
Портрет Франциска Скорины XV-го века
Доктор Франциск Скорина, как и великий Леонардо да Винчи, летописец Нестор, Иван
Фёдоров(некоторые исследователи продвигают версию того, что имя-Иван Фёдоров это русский псевдоним некоего немецкого первопечатника) Иоганн Гуттенберг, и другие универсалисты науки и искусств, был также художником разносторонних знаний и мастерства. То есть таким, какими были все они,- гении великой плеяды гуманистов-просветителей , владеющих более чем 4-мя языками, что основывались преимущественно на греческом и латыни, учился в 2-х университетах. «Сам же переводил, сам украшал и сам же печатал свои книги. Надо бы здесь добавить, что преемниками искусства инкунабул стало в середине XIX-го века братство прерафаэлитов также художников – универсалистов, основанное в 1848-м году выдающимся живописцем, поэтом и политическим деятелем Данте Габриэлем Россетти, который создал немало шедевров посвященных преимущественно Данте Алигьери. Для представителей братства эти древние инкунабулы также стали колыбелью – основным лейтмотивом их творчества. Прерафаэлиты как и первопечатники и первооткрыватели классических наук и искусств переплетали свои стихи растительными орнаментальными композициями - сложными и многомодульными до пряности, как продолжение разнообразия игры и танца букв и графем шрифтов, что они прорисовывали тщательно долгими месяцами . В ДРЕВНИХ ПЕРВОПЕЧАТНЫХ КНИГАХ ПЕЧАТАЛИ ТОЛЬКО ТЕКСТ, УКРАШЕНИЯ РИСОВАЛИ ОТ РУКИ. Эту добрую традицию акцентироваться именно на ручном труде, переняли и художники братства прерафаэлитов.
Конечно, технические возможности совершенствовались уже тогда, когда Иоганн Гуттенберг еще только разрабатывал в середине XIV-го века печатный стан. Но мастера и художники этой великой плеяды, во все века рисовали и писали с одинаковым прилежанием, как и печатали. Так что современные библиографы и иже сними исследователи прекрасной литературы новых поколений, ещё очень долго будут гадать, как появились на свет эти инкунабулы, -путём оттиска или тщательной ручной отделкой!!!
Все художники этой плеяды, были, как уже упоминалось выше, не только художниками от латинской основы слова ARS, то есть ART-ИСТАМИ, но и АРТИСТАМИ в прямом смысле этого слова, -мастерами перевоплощения. «-В пустую смоковницу не кидают смоквы», и всех их как просветителей- пионеров, и первопроходцев подобно Христу, ждали костры инквизиций и суды государственных реформ. Но если великий «доктор медицины и извлекатель квинтэссенции Франсуа Рабле, и ПРАРОДИТЕЛЬ ВЫСОКОЙ ИТАЛИЙСКОЙ СЛОВЕСТНОСТИ Данте Алигьери, и успели спастись бегством, от неминуемой расправы папского суда. То ДЖОРДАНО БРУНО сгорает на костре вместе со своими идеями, а Мартин Лютер, и Томазо Кампанеллы, проводят дни свои в пожизненном заточении под пытками… А когда позднее, и основатель новой русской литературы и современного языка отечественной словесности, вольно или невольно повторяя сценарий Данте, и пытается бежать от неминуемой расправы через перевоплощение во французского поэта Делорма, то его, «увы», настигает пуля Дантеса.
Пушкин создает образ Делорма, вероятно, потому, что интуитивно предчувствует и верит, что были такие люди или даже ангелы, которые могли спасать памятники древней духовной и исторической литературы, каким-то неведомым чудесным способом, от уничтожения, людьми, возможно, и гениями, но в определённые моменты истории гениями зла, искренне надеясь (в тайне ) на то, что вместе с артефактами, таким же чудесным способом или бегством, могли бы спастись и те, кто так или иначе, были его хранителями.
Вот что он пишет по поводу сгоревшей в 1812-м рукописи памятника отечественной словесности «Слове о полку Игореве»:
«…Подлинность же самой песни доказывается духом древности, под которой невозможно подделаться. Кто из наших писателей в 18 веке мог иметь на то довольно таланта? Карамзин? Но Карамзин не поэт. Державин? Но Державин не знал и русского языка, не только языка « Песни о полу Игореве». Прочие не имели все вместе столько поэзии, сколь находится оной в плаче Ярославны, в описании битвы и БЕГСТВА…» Далее Пушкин отказывает в авторстве памятника даже самому Гомеру и тому, кто основал наш первый университет МГУ, школа коего так подробно сейчас рекомендуется в данном компендиуме по французскому, а именно, Михайлу Ломоносову нижеприводимой цитацией:
«…в Ломоносове вы не найдёте ни польских, ни сербских, ни богемских, ни молдавских и других наречий славянских…»
-Русский император ещё и мог попытаться спасать великого поэта после такой уничижительной тирады в адрес первых умов разных эпох, «схороняя» его в ссылках и.т.д. Но только не Богемная Франция 30-х годов, ибо и ещё одного NOCH EIN MAN лучшего французского поэта для Европы было бы уже полно в значении Plain, если не сказать, что просто довольно. Посему-то в целях упреждения появления на свет такого бестактного гения еще и французского, Париж подослал к поэту персонального палача в лице Дантеса.
Достопочтимый и многоуважаемый читающий оный мой рекомедательный компендиум по французскому уже показывает, верно, на часы, напоминая что лето в разгаре, а я тут развел всю эту пафосную лирику… Для чего нам всё это, когда, мы просто хотели мало-мальски бормотать на французском?… а тут какой-то новоиспечённый «гёте» движется на нас со всей своей занудной «ботаникой» и предвзятым мнением, что все мы - дураки и тупицы, и что нормальная человеческая речь, мол, это не по нам, и что с нас довольно было, рыканья и гиканья… Для чего нам всем эти противоестественные художества??? Что ж я отвечу и на этот раз: «- Друзья, до таких гениев как Пушкин и Гете, а тем паче Данте, мне также далеко, как до Исуса Христа… Возможно и ВАМ. Но давайте же, наконец, перестанем, хотя бы «бросать в небо молоток», превращаясь в ничтожных редуктивистов, коим несть числа, и всё упрощать, -давайте не будем!»
Редуктивист - это человек, который говорит, примерно так, обращаясь, допустим, к большому учёному: « -Слушай,- хватит лить, лить воду, брат, -в двух словах обьясни мне тему!»… Краткость ,сестра таланта, но иногда, в двух словах невозможно бывает объяснить явление или эксперимент научный. Как, например, рассказать в двух словах, такому редуктивисту, о том, как регистрируются новые частицы на Коллайдере –термоядерном ускорителе частиц классической квантовой электродинамики, когда для математического описания только одного витка –разгона последних до скорости приближающейся к световой(если распечатать выкладки, например, на тонком листе ксероксной бумаги)то понадобилось бы расстояние, от земли до луны, чтобы сложить их в одну стопу!!!!
Если мы хотим уподобляться свиньям, то давайте, хоть изредка, обращать свой взор в небо, откуда нам в корыто падают жёлуди…Впрочем, в данном экскурсе я и не думал ставить целью стремление к тому, чтобы «волк овцу пожалел», да и свинья, на самом деле, чрезвычайно чистоплотное, животное, которое никогда не гадит там, где кушает, а если Михайло Ломоносов, предпочёл исследование Библии- Книги книг, сомнительному исследованию какого-то там, сербского, богемского, молдавского и прочих грубоватых наречий чернецов из простонародья, с тем чтобы потом учиться и учить не топором рубить половцев и прочих там татар, как того хотел бы Пушкин, а какие-нибудь иные занятия поважнее и интереснее, то тогда, стоит ли удивляться тому ,что реакционная пресса во главе с Ф.В.Булгариным ОРГАНИЗОВЫВАЕТ В НАЧАЛЕ 30-Х ТРАВЛЮ ПРОТИВ ОСНОВАТЕЛЯ НОВОЙ РУССКОЙ ЛИТЕРАТУРЫ А.С.ПУШКИНА.
Мой дедушка по отцовской линии Калеев Пётр Петрович, рассказывал мне как-то о том, что означают говорящие фамилии…Такая информация, как «Иллиада» Гомера, что принизил Пушкин излагая по поводу «Слова», НЕ МОГЛА ПОПАСТЬ В БИБЛИОТЕКИ МИРА, НИ ТЕМ ПАЧЕ В ГЛОБАЛЬНУЮ СЕТЬ, ибо она передавалась из уст в уста. Мой дед Пётр тоже однажды поведал о сведениях, которые мне не доводилось встречать в каких либо печатных источниках, о говорящих фамилиях такой рассказ:
« Булгары – это одна из ветвей южных славян, которых не в коем случае нельзя путать с болгарами, даже ассимилированными турками 500-него ига, не тем паче с татарами» Стало быть половцы, это всего лишь одно из тех же племен Росси, а вовсе не татары, которым надо учиться противостоять». Будучи африказйцем (абиссинцем по материнской линии), Пушкин мог сердцем чувствовать откуда дует ветер, но ничего противопоставить не мог своим братьям славянам от слова slave, то есть рабчернец, или даже некий престранный «африканоид», который часто изображался с рогами хвостом, но крыльями не только в русских народных сказках и с лёгкой руки кем-то названном, « вертепными» романами «полоумных» «самодуров-староверов» пошлых лубочных картинок середины и конца 19 века, с ругательными надписями, типа: « …одинъ подъ порогомъ вазу тёр,- а другой на печи бабу пёръ», или «ентот в изумлении мечтаеть, а ентот на хъю летаеть..» и.т.д.и.т.п., НО И НА СВЯТЫЯ
ИКОНЫ ИЗОБРАЖАЛСЯ МНОГАЖДЫ ПОД ИМЕНОВАНИЕМ ЭФИОПЪ.
Понимал и догадывался Пушкин, за что ненавидят «белую ворону» в стане чёрных, или повторюсь , французского худосочного трубадура-миннезингера и певца, « в стане русских витязей-богатырей Жуковского. ЯСНОЕ ДЕЛО ЗА ЧТО, ЗА ТО ЧТО НИКТО НЕ ПОТЕРПИТ В СВОИХ РЯДАХ ЧЕРНЫХ, БЕЛОГО
МАЙКЛА-ДЖЕКСОНА,-ИУДУ И ПРЕДАТЕЛЯ СВОЕГО НАРОДА, И ПРЕДАТЕЛЯ ВОВСЕ НЕ ЗА ЗНАНИЕ ДРУГИХ ЯЗЫКОВ –«ЛУЧШЕ РОДНОГО», А ЗА ТО, ЧТО ОН ПОКУСИЛСЯ НА САМОЕ СВЯТОЕ,-ЦВЕТ и Свет, а уж высший или низший, то вам решать, -ваше Величество « НАРОД»!
Но, пардон, -откуда опять столько обвинительного пафоса в простом, и откуда, этот «бес противоречия», что всегда вызывает вас на конфликт с самим же собой? Может быть позвать обычного маляра на помощь, мастера своего дела, который хотя и не великий художникуниверсалист, но и не художник от слова «худо»?! -Обычный маляр-ремесленник, или даже узко специализирующийся преуспевающий живописец и только, для которого, живопись это всего лишь краска, -чёрная или белая « без разницы», а не какая не поэзия, а тем паче возвышенная поэзия. Пусть такой и не создаст нового языка для редкого народа, но, по крайней мере, не станет никогда утверждать, что белая краска, чем-то лучше чёрной, или наоборот, а тем паче раздувать из этого губительный межнациональный конфликт.
Пушкин, ведь тоже имел, говорящую фамилию, которой соответствовал в полной мере, так как в аттестатной ведомости по успеваемости после окончания Царскосельского Лицея у него было только две высших отметки: -одна по французскому языку, другая по фехтованию! Он мог достойно ответить всем предполагаемым врагам, но не стал этого делать, ибо в братьев своих стрелять, -да ни за что на свете! Что же касается мыслей о самоубийстве в страстях по Делорму, то он настолько был уверен в своем таланте перевоплощения, что даже ни одной подобной не допускал.
-Бегство и СПАСЕНИЕ ЧЕРЕЗ НЕГО, но бегство не предательское,« как крысы с корабля», а поэтическое элизиума, даже не на Елисейские Поля Парижа, НО НА САМОМ ДЕЛЕ, К НЕКОЕМУ ПАРНАСУ, КОТОРЫЙ ИЗБИРАЮТ БОГИ ДЛЯ ПОЭТОВ! -Это не то преследование, которым преследуют кровавые убийцы и маньяки, а то преследование, коим преследует ладью набегающая волна, а значит и бегство совершенно иное….
Это не только моё интуитивное предположение. В неоконченных воспоминаниях о ПУШКИНЕ , его современник, граф В. А. Сологуб пишет, что « Отличительной чертой Пушкина была память сердца; он любил старых знакомых» и всегда мог послушаться их , а Сологуб был в состоянии выступить посредником между Пушкиным и Дантесом и отвратить поэта от дуэли, и одним добрым советом данным вовремя мог предотвратить даже первые порывы горячности не в наперекор им, а руководствуясь лишь здравой рассудительностью по поводу того, что стоит жизнь и что стоит честь.
Я ПРИВОДИЛ ЗДЕСЬ ВСЕ ЭТИ ЦИТАЦИИ И ИСТОРИЧЕСКИЕ СВЕДЕНИЯ , Совсем, не для того чтобы, загрузить читающего, сквалыжными пафосными аннотациями, но наоборот в целях более упрощённого усвоения и запоминания событий текстов, которые большей частью известны нам ещё со школьной скамьи. То есть шутливое а не суеверное упоминание таких забавных сказочных персонажей как черти, бесы, русалки и.т.д., исходя из выше приводимой всем, хорошо известной с детских лет картинки- иллюстрации из Советской детской энциклопедии 70-х, где оный персонаж задействовался с той же целью в царской гимназии и лицеях, для также более ускоренного запоминания грамматического материала по поводу правописания буквы ять, например, а в дальнейшем, развитием мысли о беглом бесе, и некой мистической её трансформацией в беглый французский звук * +. Причем далее идёт вовсе не описание катастрофических ужасов с ангелами и людьми, но опять же всего-то лишь рассказ о роли этого беглого французского [ + в поэзии и высокой литературе элизиума, где этот звук сравнивается не только с британской е, или русскими ъ и ы, но и вообще с самой личностью живого человека - беглеца от чернушной реальности в мир выспренний горний, беглеца - художника или поэта.
Как известно, «у страха глаза велики», поэтому исходя из собственного опыта, я могу с полной уверенностью заявить, что за все годы, я и запомнил, в основном только то, что с этих «страшных» и таинственных лубочных картинок да французских комиксов журнала «Pif'', чаще всего «бывало являемо взору». НУ А УЖ РОМАНТИКА ПРЕРАФАЕЛИТОВ, С ИХ ТАИНСТВЕННЫМИ СКАЗОЧНЫМИ НОЧНЫМИ БОЛОТАМИ, И ПОДАВНО НИКОГДА НЕ ИЗГЛАЖЕВАЕТСЯ ИЗ ПАМЯТИ, ГДЕ
МНОГОЧИСЛЕННЫЕ ПРЕКРАСНЫЕ ДЕВУШКИ-РУСАЛКИ, СЛОВНО СОШЕДШИЕ С КРАСОЧНЫХ
МОДЕРНИСТСКО-ИМПРЕССИОНИССТСКИХ ПАСТОРАЛЬНЫХ ПЛАКАТОВ А ЛЯ МУЛЕН-РУЖ, МУХИ,
ШИШКИНА И ВАСНЕЦОВА ВПЛЕТАЮТСЯ И ПЕРЕПЛЛЕТАЮТСЯ С ВИТЕЕВАТЫМ ОРНАММЕНТОМ С БУКВИЦАМИ ХУДОЖЕСТВЕННОЙ КОМПОЗИИЦИИ И САМИМ СЮЖЕТОМ ПОВЕСТВОВАНИЯ, КАК СМЫСЛОВЫМ ФАНТАСТИЧЕСКИМ, ТАК И С СКАЗИЙНО - ЗОБРАЗИТЕЛЬНЫМ!
Весь этот художественный, или если хотите, нехудожественный пафос мог бы пригодиться, по моему мнению, как некий маячек – памятка в море, где трудно порой бывает отыскать нужное руководство … Да и просто потому хочу рекомендовать по французскому языку именно учебник Е.С. Кувшиновой, хотя бы из-за самой фамилии(как если бы говорящей фамилии) автора - женщины, где в основе слова, УСМАТРИВАЕТСЯ некое подобие той мистической святой женщине Феодоре из памятника «
Видение Григория ученика Василия Блаженного». -Основе, в которой слово кувшин – не просто сосуд , а сосуд знаний и просвещений на классических канонах ДРУГОГО фантастического сказочного кувшина со стелы тоже классической античной, и который всем известен тем, что его случайно проливает Улисс из древнегреческой мифологии, повстречавший дивных прекрасных речных нимф ,
ОЖИВАЮЩИХ ДЛЯ НАС ПРОСТЫХ СМЕРТНЫХ ВЕЧНО НА ФРАГМЕНТЕ ПАМЯТНИКА МРАМОРНОГО
ФРИЗА - какого-«никакого» но величайшего ДАТСКОГО СКУЛЬПТОРА ЭПОХИ РОМАНТИЗМА -Бретеля
Торвальдсена, что своими раскопками амфор и греческих барельефов подобно археологу Генри Шлиману; археолог исследователь и художник - ваятель Торвальдсьен подарил миру античность для мировой классики литературы и искусства,- ПАМЯТНИКА, КОТОРЫЙ НЕВОЗМОЖНО
«ЗАПАМЯТОВАТЬ», а потому имеет смысл копировать, и приобретать в самом полном завершённом виде ( здесь имеется в виду само руководство методики ПРЕПОДАВАНИЯ, ОБУЧЕНИЯ И ИССЛЕДОВАНИЯ французского языка по программе Manuel de Fran;ais E.C.KUVCHINOVA, а не памятник Торвальдсена, что вы можете увидеть, отправившись по работе, или по путёвке в страны
Евросоюза).
Таким образом, на основании всего выше изложенного можно сделать неоднозначный вывод, суть которого заключается в том, что мотивация живого контакта лингвиста-исследователя, или заинтересованного филологахудожника исследователя как, впрочем, и любого, кто просто занимается изучением иностранных языков, это мотивация живого контакта изучающего с определённым окружением – какой либо общностью людей и, как следствие, приятие индивидуума или неприятие, этой общностью а порой даже изгнание за «прометеевщину» как в прошлые века, для коего индивидуума во времена нынешние, состоящая в выражении стремления занять свою определённую нишу в обществах разного рода, например, в таких сообществах где, как говорит Макаревич, « -не прогибаясь не под кого, надо суметь и «не прогибать никого», также как подражая, или наоборот, оставаясь безразличным ко всем и вся,… Так вот, стало быть, мотивация эта весьма существенна и амбивалентна по своей основе. Причём амбивалентность предполагается здесь продуктивная, положительная, хотя и не «диалектического пафосного материализма», но и не шизоидно-бредовая. –Другая амбивалентность, как и «бегствопреследование другое», где только тончайшие оттенки ситуативных мотиваций, проявляющихся в зависимости от той или иной ситуации из обыденной нашей жизни, заставляющей поступать так или иначе. Жизни не наших желаний прогнозов и расчётов, а той которая зависит от «времени и случая» в круговороте непредсказуемых событий провидения Создателя, где и кувшин Кувшиновой может стать «Божественным оракулом», а не только волшебный кувшин с Джином из сказки, зелёной стеклянной бутылки Панурга, да «сатанинской бутылки» также осуществляющей все желания из мистической новеллы Роберта, Льюиса Стивенсона.
Ведь было бы нелепо делить язык общения, наук и искусств, на прошлое и настоящее, так как в едином потоке времён вечных и изначальных, прошлое и настоящее сосуществуют одновременно , как например в классической квантовой электродинамике нет понятия отдельно пространства и отдельно времени, а есть фундаментальная единая классическая константа , пространство-время. Всё новое, это лишь хорошо забытое старое, а современный литературный французский язык, это не язык клошаров маргинальных эмигрантских кварталов 15-го и 21-го и.т.д. веков, где, также, однако, можно найти немало и шедевральных сленгов, при всём при том, из числа тех, коими творением своего «Пантагрюэля» предварял великий ФРАНСУА РАБЛЕ эпоху возрождения классического французского эпоса, а язык de BELLE LETTRES - ВЫСОКОЙ ЛИТЕРАТУРЫ ПУШКИНА,
ВОЛЬТЕРА, БАЛЬЗАКА, ГОН КУРС,РАБЛЕ,ГЮГО И.Т.Д
ПОТОМУ И пришлось ОТЛОЖИЛ ВСЕ ВАЖНЫЕ ДЕЛА чтобы начинать ГОТОВИТЬ ПРОГРАММУ ЭКСКУРССА -
ККОМПЕНДИУМА...Ибо был поставлен вопрос, ПРЕДПОЛОЖИТЕЛЬНЫЙ ответ на который решал бы многие задачи дифференцированного подхода к изучению языкам или языку ( в данном случае французскому), как научного - от «физиков» так и подхода, как определённого вида искусства в прямом значении греческого перевода этого слова как тэхние |;;;;;|от индоевропейской основы техно, ср. техничный, технологии ,не только интуитивном жанрово стилистическом – как «науки - не науки», и « искусства - не искусства», словно в контексте полемики –монолога с неким «бесом» внутреннего «противоречия», также искусства не от «физиков» а от «лириков»… Иными словами, в ключе (простите за тавтологию) контекста основополагающей сути, сформирован вопрос о принятии гения обществами или даже этносом… Гения, который сам по себе носитель гармонии, а не просто исследователь, или непринятия такого «гения» в кавычках. Факты истории подтверждают обратное, -гении подобные Моцарту и Гете, это прежде всего трудяги, каторжной, адовой работы. Никакой язык не возьмется из ниоткуда. И никакой какой «народ» тебе его не подарит , по крайней мере просто так, если не прилагать определённых усилий, то есть если ты сам же спонтанно общаясь, читая литературу и исследуя вольно или невольно его - этот язык и не создашь для этого «народа» в кавычках, или «элиты» в кавычках нарицательных.
Можно находиться в постоянном контакте с какими-либо людьми, располагая возможностью живого общения, и превратиться в результате чего в животное или чудовище, а можно жить изолированно в отдельной келье, лишь в окружении толстых книжных фолиантов, и стать родоначальником целого государственного языка, как такое осуществил Данте Алигьери находясь в изгнании.
Бегство отличается от изгнания тем, что существование в плену «чудовищ РОЖДЁННЫХ СОНОМ РАЗУМА»
Становится, порой, невыносимым. Потому то важно отличать здравое восприятие, от «бреда сивой кобылы в ясный полдень», то есть, повторюсь ещё раз, амбивалентности позитивной, от негативной шизофренической болезненной. Правда иногда «воспитание чувств» благопристойными идеалами бывает полезным, для формирования в среде языка - интеллигентного человека и образованного.
Человек чувствующий, или не чувствующий , -сочувствующий или бесчувственный, который бывает, порой, даже лишён элементарного сострадания к судьбам других, кто оказался в беде, «не может жить в обществе, и быть от него свободным» , ибо куда бы он не пытался убежать из этого «народа своего» , возможно, лишь гипотетически придуманного им, как художником, или даже ребёнком просто начинающим игру, расставляющим кукол на полках или солдатиков на полу.
Впрочем , может быть, никакого народа не существует вовсе , или , по крайней мере, не существует такого терминологического определения как народ в пафосном понимании эпохи реалистического сентиментализма , где патриотизм, по выражению Фадеева, лишь «последнее прибежище негодяев». А есть просто семья, или идеализированный, либо наоборот излишне демонизированный некий «народ», что в одиночестве и унынии , придёт к тебе в ЛЕСНУЮ келью твою, даже если она будет находится на краю света. В трудную минуту отчаяния, депрессии, или просто душевного смятения навестит тебя в твоем горе, даже если явление такое будет всего только простое совпадение, либо фантастическое видение или сон.
И тогда придут к тебе те странные они, которых ты возможно называл врагами или палачами, и которых ты просто нафантазировал как некую мистификацию-(надуманные страхи или события, или увеселительные юморные говейные «страхи» ) , не для того, чтобы начать казнить или предавать глумленныя пытки, но наоборот, для того, чтобы подарить тебе рай, или просто немного любви и тепла в холодном твоём уединении в серой череде «дней номеров», ибо если ты потерял хотя одного, из тех с кем ночи напролет вёл задушевные долгие беседы, возможно даже спорил изредка истово, или порой бился насмерть, то что твои дни, как не «дни – номера», в окружении многоэтажных пылящихся книжных стоп, которые порой, выложенные от пола до потолка, заменяли тебе и стол, и стул и кровать…. И отца и мать….
;
Карл Шпицвег. Бедный поэт. 1839г.
Суперобложка избранных поэтических про- Авторский вариант этой же суперобложки изведений Пушкина в переводе Джулиана в переводе на франузский оригинала- Генри Лонгфелда на американский английский. макета ОАО Издательства «Радуга»
Г. Москвы.