(запах в палате интенсивной терапии впрыскивает в мозг странные картинки)
Когда-то мне нравилось наблюдать
за тем,
как ты шел по головам.
Ненавижу тебя!
Уходи!
И никогда здесь не появляйся! –
говоришь мне
каждую пятницу.
Зачем ты мне это говоришь?
Хотя нет...
Мне интересно другое
зачем
я
прихожу к тебе
каждый раз,
каждый раз,
каждый раз?
У тебя большая палата.
И ты здесь один,
облепленный трубками,
датчиками,
проводами,
без которых
не проживешь
и минуты.
Но каждую пятницу
я прихожу к тебе,
потому что
ты просишь
меня об этом.
Каждый четверг
вечером
заставляешь медсестру
набирать мой номер,
а потом
прикладывать трубку
к уху.
К обожженному,
изуродованному
единственному оставшемуся
уху.
Второе оторвано
вместе с четвертью головы,
но это пустое.
Спрашиваешь
приду ли завтра?
И я отвечаю – приду.
У тебя просто громадная
палата
в частной клинике.
Палата на одного.
Ты лежишь
на высокой кровати.
Под эластичными бинтами
не разобрать лица
да и разбирать там нечего,
в общем-то,
потому что
лица
нет.
–Принес?
–Да.
–Покажи.
Я кладу перед тобой
очередной
рисунок.
Маленький портретик
в стиле японского аниме,
потому что ты любишь
смотреть по ночам
эти чертовы мультики,
"шинсекаи йори"
и "врата штайна".
Каждую ночь
одно и то же.
–Ты видишь меня таким? – спрашиваешь шепотом.
–Да. Под бинтами,
я верю,
ты все еще такой,
каким я помню тебя.
Красивый, белокурый принц
с широко открытыми глазами
и лучезарной улыбкой.
–А знаешь, какой я на самом деле?
И ты рассказываешь
монотонным голосом,
что утром была перевязка,
и ты
в который раз
увидел свое отражение
в приоткрытой дверке стеклянного шкафа
с хирургическими инструментами.
–Знаешь, какой я?
У тебя нет одного уха,
половина лица сожжена,
другая половина разорвана.
Шею пересекает три шрама,
на груди вмятина
размером с автомобильный руль,
в который тебя вдавило
год назад
в аварии.
Ноги отрезаны,
на руках осталось
всего
три пальца...
–Мне продолжать? – спрашиваешь ты,
глядя на меня единственным
оставшимся
глазом,
с синим, как небо,
зрачком.
–Уходи! – принимаешься кричать
ты. – Вон отсюда!
И забери
свои проклятые рисунки!
Я не принц!
Не принц!
Точнее,
да,
дери тебя черт,
я принц всех уродов!
Я грязный,
грязный,
грязный
урод!
Мне всего девятнадцать,
а жизнь закончена.
Я живой,
но не имею сил
покончить с собой,
чтобы прекратить
свою
вялотекущую агонию.
Чтобы не слышать
каждое утро в процедурной
треск отрываемых
засохших бинтов
от гнойного мяса.
Зачем ты рисуешь
и приносишь мне
этих принцев?
Зачем я прошу тебя
их приносить?
Зачем ты соглашаешься приходить,
а не посылаешь меня
на х*й?!
Уйди!
Пожалуйста,
уйди.
Когда-то мне нравилось
наблюдать за тем,
как ты шел по головам,
красивый и жестокий принц,
словно бы
сдирая скальпы подошвами
и расквашивая лица
своих рабов и придворных,
обращенных к тебе.
Черным замороком одурманенных,
да задавленных,
да раздавленных.
Ты шел с надменной
улыбкой
и никогда не смотрел
вниз
на грязь.
Я снова ухожу,
чтобы прийти в следующую пятницу.
Закрываю белую дверь,
прислоняюсь к ней спиной
и шепчу,
закрыв глаза,
едва сдерживая
то ли гримасу отвращения,
то ли печальную улыбку
До встречи, ваше высочество.