Ленка и опека

Владимир Москалик
ЛЕНКА И ОПЕКА

С утра хотелось вещи уложить,
детишек подхватить - и прочь из дома.
В нём Ленке становилось страшно жить,
как в ожиданье взрыва или грома.

Он, этот гром, ей снился по ночам,
судейским оглушая приговором,
который с ней детишек разлучал,
вооружившись лицемерным вздором.

От дома к дому дьявольская новь
уже вовсю шагала по России,
кромсая узы родственные в кровь,
верша гуманитарное насилье.

Точнее, узаконенный отъём
живого сверхдоходного товара,
и вся забота мнимая о нём
заботой стала о судьбе навара.

Вот и по Ленке звякнула скоба,
и к ней пришли по кляузе соседа.
Им сходу не понравилась изба,
что к внучке перешла с кончиной деда.

Да, к ней бы надо руки приложить,
причём, как изнутри, так и снаружи,
когда б не на одну зарплату жить,
к тому же, при долгах и пьяном муже.

Он втихаря квартиру заложил
и всё спустил в букмекерской конторе,
а вслед за тем  по-чёрному запил,
да так, что от запоя умер вскоре.

Так Ленка с малолетками двумя
перед нуждой предстала без копейки,
и так к ней в дом, законами гремя,
ворвались рьяно органы опеки.

Две бабы, не сулящие добра,
две сущие гестаповки без формы,
приветствовали будто на ура,
всё, что являлось нарушеньем нормы.

Помимо забракованной избы
гром громыхал над всем убогим бытом
едва себя спасавшей голытьбы
всем опытом спасения добытым.

Всем багажом, нажитых в нищете
необходимых жизнестойких правил...
Куда не лезли только бабы те,
которых чёрт на должность их поставил.

В серванте шуровали и в шкафу,
усердно рылись в стареньком комоде
и тыкали придирчиво в софу
с брезгливым выражением на морде.

Был ревизован детский уголок -
все книжки, все игрушки и альбомы,
и был разнос за серый потолок
и за местами рваные обои.

О полках из неструганых досок
все уши ревизорши протрубили
и, совершив на кухню марш-бросок,
вконец надежду Ленкину добили.

Хоть и пузат был холодильник ЗИЛ,
нутро его так скудно дребезжало,
что у опеки вывод был один:
мать ребятишек впроголодь держала.

Был критике подвержен постный суп
и жалкий выбор овощей и фруктов...
Ну, в общем, Ленка, жди повестки в суд,
готовься отвечать по ряду пунктов.

Отнимут! - сердце ёкало в груди.
не веря в гуманизм суда ни мало.
Ведь это правосудие, поди,
вернуло меньше, чем поотнимало.

Вот так возьмут и с кровью оторвут
птенцов её безжалостно и дико.
И просто не услышат, не поймут
ни боли, ни отчаянья, ни крика.

Не дрогнут ни судья, ни пристава,
ни зав. опекой с зенками навыкат,
ни все борцы за детские права,   
им главное - с добычею на выход.

Нет, Ленка дожидаться не могла
триумфа ювенального финала.
Прочь вырваться из пятого угла! -
вот только как, она ещё не знала.

Но вместе с тем, как грозовая тьма
всё ближе подбиралась для удара,
казалось, что безвыходность сама
подталкивала к бегству из кошмара.

Она едва не облекалась в плоть,
настойчиво вбивая в Ленку фразу:
"Хватай детишек и бегите прочь,
не мешкая, куда-угодно, сразу!"

И жались к Ленке крохи её две,
предчувствуя недоброе пугливо,
и будто счётчик щёлкал в голове
и время Ленке отмерял до взрыва.

И так косил глаза сосед-стукач, 
как будто был готов нажать на кнопку...
Мчал поезд к дальней станции Калач
семью, два чемодана и коробку.

Как знать, что им готовила судьба
там, вдалеке, где тоже жизнь не чудо,
где приютить согласна голытьба
другую голытьбу, есть бог покуда.

Быть может, потому и велика
Россия, что у беглых вёрсты доле...
Дорога пробивалась сквозь снега,
как будто вырывалась из неволи. 

Нёс родственник бесхитростный багаж,
не удержавши горестного вздоха:
- Выходит, от закона убегашь?
Ох, дочка, от законов бегать плохо!..

Потом, остановясь на передых,
промолвил, дым табачный выдыхая:
- Ничё. Даст бог, отвяжемся от них.
На что нам жизнь подлючая такая!..


сент. 2016