Ошибаются
в моем
пространстве
только
раз, два, три.
Сотри
имя мое.
Отправляйся
в странствие.
В мир,
где нет меня.
Сожалеть
не будем.
Можно
немножечко
поболеть.
Все же люди.
Я
человек
на треть.
Этого
достаточно,
чтобы
не смотреть,
понимая,
о чем речь.
Возможно,
не знал.
Меня надо
беречь
от лишнего.
Ближних
не обижаю.
Но и встреч
не обещаю.
Немногие
соответствуют.
А приветствую.
Да.
Не навсегда.
Глупее глупости
быть
ответственным
за слова
на словах.
Я не делаю
выводы
рано.
Израненная,
убираю
препятствия.
Голова
обязана
быть в деле.
Хотелось бы мне
или не хотелось.
"Бобэоби пелись губы,
Вээоми пелись взоры,
Пиээо пелись брови,
Лиэээй — пелся облик,
Гзи-гзи-гзэо пелась цепь.
Так на холсте каких-то соответствий
Вне протяжения жило Лицо."
<1908 — 1909>
Велимир Хлебников
Моё лицо
живет
в согласии
с концом
безобразия
бытия.
Нет потом,
и прежнее
исчезло.
Молчу.
Привязанностях.
Реакциях.
Даже
в своих
хочу.
Удальцам улыбаюсь.
Впрочем,
как и всем остальным.
Моё имя
стало стальным
и непроизносимым.
Избегаю
разговоров
о силе.
И вообще
разговоров.
Ваша небрежность
может стать
приговором.
И это
моя
нежность.
Не торопитесь
говорить
о тиранах
и
тирании.
Стихия.
У неё свой Кодекс,
свои правила.
Возмущения бесполезны.
На бурю и ветер
отправьте жалобы
небу
или тому,
кто там.
Отправили?
Не ответит.
Нет претензий к звезде,
скрывающей свое имя.
Выбрать, где ты.
С этими или с ними.
В реале все
раздеты.
В сети виден
идиотизм
ложного.
Хочется уйти.
У тебя есть шанс.
Скажи.
Это не сложно.
Быть.
Со мной.
Чистым.
Как пианисту
с чекистом.
Хочется
прошептать:
"Доколе???"
Но имя
троюродного
брата
Коли
мешает
серьезнее
стать.
И я Мать.
Можете
поругаться
в мою
сторону.
Чихать
не буду.
Безнравственно
здорова.
Чудо.