Казалось бы что зайти в Церковь так же просто как посетить кинотеатр, однако лишь помыслив о возможности зайти в храм внезапно появляются какие-то подозрения о дорогих свечках подрывающих финансовое положение человека и агрессивных прихожанах которые во что бы то ни стало должны нахамить именно нам и пребольно толкнуть локтём, но когда появляется желание сходить на сеанс в кинотеатр ничего подобного не происходит.
По непонятной причине чуть ли не на пороге Церкви люди соглашаются с мгновенно родившимися в их голове подозрениями, и дабы окончательно закрепить эту сделку с совестью припоминают где-то уже слышанные тезисы и окончательно дибилизируют ситуацию повторяя чужие слова о жирных попах вынося свой вердикт уже о всей Церкви как об абсолютно бесполезном для человечества явлении.Вот так, за всё человечество, взяли и сказали, хотя подобные слова не прозвучат ни о кинотеатре, ни о жирных киномеханиках.
Ещё более непонятным является то, что мы с упоением бравируем перед знакомыми историями своих похождений по женщинам и количеством выпитого спиртного, стараемся поразить даже незнакомых собеседников увлекательнейшими подробностями своих кулачных боёв из-за толчка локтём или хамства с чьей-либо стороны, и смакуем детали как мы морально уничтожили какого-нибудь сукиного сына посмевшего поставить под сомнение нашу кристальную честность, но при этом словно что-то вынуждает нас говорить о ненужности перечисления всего этого в присутствии точно такого же незнакомого слушателя на исповеди.При этом, опять же, для пущего закрепления сделки с совестью и окончательной "победы" над шансом получить прощение от Самого Христа за исповеданные деяния из каких-то закоулков разума выползают осуждения всего священства в недостатке веры и крайней грешности братии, хотя братия , почему-то, не считает для себя зазорным не только принять от нас, новых "святых", исповедь о наших делах и навеки сохранить втайне услышанное ими, но и не помышляет о том, чтобы посмаковать в приватной беседе подробности вашей жизни как это было бы в беседе с любым из наших знакомых из числа которых мало кто упустит случай от души посмеяться над нами или скорчить брезгливую гримасу услышав нечто не по нраву ему.
А ещё интереснее обстоит дело когда наша, может и не такая уж кристальная, но всё же честность даже после тысячи приведённых доводов, убеждений в необходимости быть с Церковью разрождается тысячепервым , самым гениальнейшим, невероятным по своей фактуре и качеству аргументом против Исповеди,Причастия и Церковного общения в целом, с которым не может мириться даже собственная совесть, и поэтому совесть отправляем в нокаут и молвим что мы не видим в Церкви никакого смысла.
Всё.Именно в этом месте мы обретаем свободу от самих себя.В этот момент мы начинаем жить лишь качеством дорог, карьерным ростом, дороговизной бензина и скидочными акциями в Торговых центрах.Порой, между очередным культурным отдыхом на природе с полагающимися в таких случаях качественной выпивкой и закуской мы добиваем приходящую в чувство после нокаута совесть весьма полновесными ударами рассуждений о православных фанатиках и комичности церковного общения мысленно удивляясь своей грамотно построенной речи и весьма удачным демагогическим приёмам, которые в обычном общении никогда не проявлялись так ярко и самобытно как в случае своего всё большего удаления от Христа.Его теперь заменяет, пластичный и весьма податливый, личный "Бог в душе".
Без Церкви,без Покаяния и без Исповеди.Дороги,уровень жизни,дорогой бензин и "Бог в душе".Словом, авось пронесёт.
Не пронесёт.Боковым зрением я видел тех к кому может "пронести", слышал их, говорил с ними во время бодрствования – не раз, не два, и не три, – до сих пор в памяти их угрозы убить меня самыми жуткими способами, и виды мест из которых я не мог выбраться из-за необъяснимого оцепенения всего тела,я помню все те ночи когда я боялся закрыть глаза дабы вновь не потерять контроль над собой и не оказаться снова там.Мне также известно благодаря Кому я не был перерезан пополам колёсной парой вагона , два раза чуть было не остался без рук, и до сих пор помню тот тихий, но внятный голос среди громогласного распевания похабщины и медовых речей в мой адрес единожды сказавший с какой-то грустью "Не греши".