Мухаммад Юсуф
Тюльпанчик мой любимый
Памяти Шавката Рахмон
Что, уйдя, оставлю?
Томик небольшой,
Книжек пару сундуков,
Холмик земляной.
Мне вослед что скажут –
Только звук пустой,
Ну а ты, родная,
Что будет с тобой?
Тюльпанчик мой любимый,
Алый мак степной.
Как уйду, сторонись
Ты плохих людей,
Их, красавица моя,
Избегай когтей.
Все невзгоды в одночасье
Схлынут, как вода –
Нечестивцу лучше
Не стать никогда.
Ты держись подальше
От толпы людской,
Тюльпанчик мой любимый,
Алый мак степной
Хоть прикован к ложу,
Вижу сердцем я:
Птицы возвращаются
В милые края.
Немощному барду
Их крылатый взмах.
Тихий крик прощанья
Замер на губах.
Зовы откликаются
Свежей синевой,
Тюльпанчик мой любимый,
Алый мак степной.
Я, к весне истаяв,
Не увижу стаи,
Мне не выйти на айван
Проводить их караван.
Осень. Пора свадеб.
Я б сердце разорвал –
Ни одну дочурку
Замуж не отдал.
Знать, не видеть свадьбы
Предписано судьбой,
Тюльпанчик мой любимый,
Алый мак степной.
Сердцем я предвижу,
Что после меня
Двор наш улыбнётся
Свадебным гостям.
Ты ещё устанешь
Праздники справлять,
Ещё жизнь подарит
Счастье дочерям.
Чист наряд невесты –
Чист, как я душой,
Тюльпанчик мой любимый,
Алый мак степной.
Сядь, цветок, поближе,
Уйти не спеши,
Чудеса земные
В сердце запиши.
Кому участок нужен,
Кому банкнот мешок,
Мне же нужен ВОЗДУХ,
ВОЗДУХ нужен впрок.
Живые полны дрёмой,
Бдит мёртвый, как живой,
Тюльпанчик мой любимый,
Алый мак степной.
Грудь моя сгорает,
Сердце пылает…
Скажите докторам –
Пусть его вскрывают!
Телу истлевать в земле,
Сердце вмиг завянет,
А бедняга-душа,
Что с нею станет?
Теперь небо далеко,
Лишь в земле покой,
Тюльпанчик мой любимый,
Алый мак степной.
На земле жизнь такова,
Не забудь мои слова:
Время есть цветенью,
Время есть забвенью.
В моём сердце всегда
Ты, любовь, была.
Над могилою моей
Будешь ты одна.
Чувства нашего во мгле
Быть тебе зарёй,
Тюльпанчик мой любимый,
Алый мак степной.
Ты сильным женским сердцем
Пройдёшь огонь и воду.
А коль беда случится,
Ты духа не теряй.
Умру я с просьбой к Богу:
Чтобы после меня
Тебя в пути тернистом
Не встретил негодяй.
Ведь руки их – ловушки,
Полны злобной тьмой,
Тюльпанчик мой любимый,
Алый мак степной.
Ну, а если что-то надо,
Обратишься к Мухаммаду.
Я из всех поэтов
Верю лишь ему:
Стих он сердцем проверяет.
Хоть, бывает, выпивает,
Душой чистой наделён,
Как поэт непревзойдён.
Только он молодой,
Только слишком простой,
Тюльпанчик мой любимый,
Алый мак степной.
Ищет покоя тело больное,
Но это смертный покой.
Сердце ударит последний раз,
И жизнь улетит стрелой.
Я завтра отдам тебе поцелуй,
И сына к груди прижму.
Не удивляйся, если ресниц
Больше не подниму.
Только прошу –
Не плачь надо мной,
Тюльпан сиротливый,
Мак мой степной.
Математика
Математика, твой путь вечной тайной будет,
Ведь единожды один – то один и будет.
Вон в окно глядит на нас ветка яблони.
Облака на небесах – завтра дождь будет.
Математика, мне в ливне прыгать хочется,
Быстро формулы решать также хочется.
А миндаля веточка мне в окно глядит,
Всех жуков поцеловать в саду хочется.
Математика, язык твой понять хочется,
Камень бросить в тебя очень хочется.
Тебе – в небе самолёт, а моя мечта –
Мне в обнимку с мятою прикорнуть хочется.
Математика, месяц прочь – новый год будет,
Танк на танк умножать – мёртвый пепел будет.
И когда наш шар земной весь в садах будет?
Коль поэтом станешь – вот мученье будет!
Математика, огнём символы пылают.
Ты не знаешь сама, как тебя пытают.
Зря черешни веточка мне в окно глядит
Срублен ствол на приклад, пули отливают.
Математика, твой путь вечной тайной будет,
Ведь единожды один – то один и будет.
Под ребром под моим горлинка рыдает
Отойду от доски – сразу СТИХ будет.
Признание. Вольный перевод
Судьба, зачем меня ты сделала поэтом?
Да разве для мужчины мука эта…
И легион поэтов – скажем им в глаза
Дешевле для меня, чем мамина слеза.
Я – поэтический изгой. Сознаюсь,
Что я с лирическою братией не знаюсь.
У них в стихах сады и соловьи, цветочки.
Довольно… Я дошёл до точки!
Хотя в моей душе ржавеет суховей,
Единственный в саду я – соловей.
В моих стихах нет благозвучья, право.
Но сердца боль – строфе оправа.
Судьба, ведь я прошу кетмень, а ты даёшь перо
На сельский труд мне лучше дай добро.
Где, ниве поклонясь, я буду жать пшеницу,
Сбирая колос в жёсткую десницу!
Нормальные поэты вон – в тенёчке
Для будущего лепят строчку к строчке.
И, Абдулло Орипова ругая,
Пекут стишочки под журчанья сая.
Судьба, позволь мне стать обычным человеком,
Оптимистично топать в ногу с веком.
В моих стихах ведь даже смысла нет…
Твой дар – мираж. Я не поэт.
Судьба, смотри: сверкая, жизнь гремит,
Клокочет, радужные волны мчит.
Мои стихи пред нею – безделушка.
В ночном лесу погасшая гнилушка.
В моих стихах и доли жизни нет.
Кому нужна трава, луна, любовь…Я не поэт.
И поэтический свой дар я отвергаю.
Писать стихи (и прозу) прекращаю.
И если ночью на одно мгновенье
Ко мне нагрянет вчуже вдохновенье,
То днём ни строчки я не сберегу.
Я всё предам огню! Я всё сожгу!
Послестишие
Детоубийца я. В печи все строфы сжёг.
О горе мне…
Стихи мои, стеная и прощая,
Отринутые, корчатся в огне.
Сиротский из тандыра выгреб прах. Развеять в буре?
Или осыпать глупую главу?
Я жизнь молю: подай спасительную руку,
Позволь мне удержаться на плаву.
Стою один как перст я, бесталанный,
И в омуте бездушия тону.
Судьба, верни мой дар! И до захода солнца
Клянусь, мои стихи тебе верну!
Узбекистан
О, милая отчизна!
О, дивная страна!
Ты, Родина, на радость нам дана.
Любимая, навеки я твой сын,
Поэтом стал в тени твоих вершин.
Я наше клеверное поле не отдам
За Колизей, Биг Бен и Нотр Дам.
Ты цветёшь между рек, средь могучих гор,
Красотою твоей не насытить взор.
Сколько судеб видал, сколько разных стран –
Я тобой лишь горжусь, мой Узбекистан.
Видел в дальних странах множество красот,
Может, я придирчив, может, слишком прост,
Но отдам парижский лучший ресторан
За тандыр во дворе, за родной ширман.
Там всё чуждо вокруг, и язык не мой,
Слова мне не сказать, будто я немой,
Из зениц сон ушёл, из души покой.
И трёх дней не прошло, а хочу домой –
Нужен мне не вояж, а кишлак родной.
Вечно будешь ты жить, а с тобой и я
Стану вешней травой для тебя, земля.
Буду ждать бахмальских ярочек в апреле–
Аравийских лучше ярочки газелей.
Каждый день с тобою – праздник для меня.
Я приветствую всех, знающих тебя,
Трудно жить без Родины даже краткий миг –
Жаль мне тех, кто край мой сразу не постиг.
Застой
Хоть осталась позади поздняя осень,
На полях кусака ещё много очень.
На работу бредут – фартуки в ручонках,
Первоклассники – мальчишки и девчонки.
«Хлопковый фронт»... Малыш, ты на войне,
Трудись со взрослым наравне.
Руки больные покрыты коростой,
Первоклассник ниже куста ростом.
–Не слишком лют мороз?
–Холодно немножко.
В замёрзшей ладошке сухая лепёшка…
Пойми ты вполне: хлопок нужен стране
На бомбы и на рубашки.
Вкалывайте, первоклашки!
Год от года сборы повышают
«Голубые корабли» на бумажке.
Это хлопок на морозе собирают
Дети-первоклашки.
Собирают, счастливые, плача.
Да сопутствует всем удача…
Председатели стали Героями –
им отдали силёнки
Первоклассники – мальчишки и девчонки.
Даёшь план поскорей!
Всё ж прошу учителей:
Подотрите ребятам носишки,
Подтяните им, малым, штанишки.
Жестокосердие
Я был жестокосерден,
Я был немилосерден.
Ничьих советов я не принимал.
Друг за меня переживал,
А недруг громко ликовал.
Я всё равно себе не изменял.
Хоть тишины и мира я желал –
Всё ж каждый день устраивал скандал.
«Спокойнее будьте, сдержанней…»
Я всё равно себе не изменял.
Полюбилась девушка-неровня.
Подольститься я не пожелал.
«А вернулся б – жили бы по-царски…»
Я всё равно себе не изменял.
Шептали мне: «Хитрее будь, проворней…»
Под эту дудку так и не сплясал.
В ущерб себе что белое, то – белым,
Что чёрное, то чёрным называл,
И никогда себе не изменял.
Но сердце чувствует отчётливо и ясно –
Друзья, я счастлив, всё прекрасно:
В Ташкенте лучших я поэтов превзойду!
Или домой вернусь, позором смятый,
И там, обняв пушистый стебель мяты,
Смиренно у ручья на небо отойду!
Скучаю
Живу в Ташкенте – по горам скучаю,
По разнотравию лугов скучаю.
По одуванчику – доверчивому другу –
Среди коробок каменных скучаю.
Под ливнем бегал я ещё вчера,
И пел, лицо росою умывая.
Лукавых бабочек ловила детвора…
По детству моему давно скучаю.
В Ташкенте лишь заря встаёт
Стук каблуков высоких уши рвёт,
Скучаю по скучающим по мне–
По босоногим я друзьям скучаю!
Ушёл я от тебя, мак алый, чистоликий,
Известности, как счастья, ожидая.
Вокруг на нежных пальцах злата блики…
Я ж по мозолистым рукам скучаю.
Что мной не узнано досель, узнал,
В огромном городе беспечно согрешая,
В мечтах дворцы и замки воздвигал –
Теперь по дальним далям я скучаю.
Чуть в городе обманщиком не стал,
Жил, сердца теплоты не отдавая,
И так давно Тебя не навещал –
Сейчас по чистым родникам скучаю
Под джидой
Берег сая. Осень. Ночь
С другом милым чья-то дочь…
Шёпот тихий, озорной
Под джидой.
С молитвы дед домой
Приплёлся чуть живой –
И в сердце – как иглой –
Под джидой!
– Старая, где ты?
Позор и стыд какой!
Милуется дочь с парнем –
Под джидой!
Вставай, сама пойди.
Лобзаются, поди…
Сгори твой дом лихой
Под джидой!
А что же молодые?
Был весёлый той,
Живут своей семьёй…
И нет теперь секретов
Под джидой.
Дом страдания
Горемычная, нежная, скромная,
Слёзы тайные льются рекой.
Ни вдова, ни жена ты законная
День за днём и луна за луной.
Будь ты Зайнаб, будь ты Кумуш
Оставит тебя без защиты твой муж,
От ревности ты никуда не уйдёшь,
В доме страдания гибель найдёшь!
Пусть он не бек, а пастух простой,
Пусть он бедняк, пусть он изгой,
Но в сердце твоём воцарится покой,
Когда он твой…Когда только твой!
Дом страдания – символ разлуки,
Для обеих в нём яства – яд.
Ни любимого вам, ни супруга,
И дворец превращается в ад.
Будь ты Зайнаб, будь ты Кумуш
Оставит тебя без защиты твой муж,
От ревности ты никуда не уйдёшь,
В доме страдания гибель найдёшь
Тюбетейка
Лишь у поэтов и приверженцев традиций
Наш головной убор не сдал ещё позиций.
При вкрадчивых шагах,
Приглаженных власах,
Неловко тюбетейке на главах.
И тиснённые – в три копеечки,
И из Чуста тюбетеечки,
Переливчатые андижанские,
И жемчужные маргиланские,
Неотъемлемые, многоценные
Вы в кино остались, незабвенные.
Но почему лишь у приверженцев традиций
и поэтов
На головах такая вот краса?
Задаю вопрос я, сам при этом,
Шляпу нахлобучив по глаза.
Родной убор теперь – история, литература,
Хоть тюбетейка всем нам по сердцам…
Вокруг бурлит кипение культуры,
Зато вниманья меньше к головам.
Лежат на полке тюбетейки Миртемира и Гуляма,
Мы забываем их беспечно и упрямо.
Но тюбетейка в душу смотрит нам в упор…
В узорах – всепрощающий укор.
Поменьше б наших сделок недостойных.
Без тюбетеек много сёл и городов.
Иль тюбетеек нет теперь пристойных,
Или, достойных тюбетеек, нет голов.
Подошло время «Новостей дня»
Сквозь тусклый свет чредой событья на экране,
Сидит на корточках мальчонка на айване,
В рубашке грязной умостился на рогоже,
От телевизора глаз оторвать не может.
А жизнь вокруг него кипит ключом,
Грохочет в грузном небе грозный гром,
Дождь каплями молотит двор и дом,
Бабуля бегает за скачущим телком…
Она телятю, задыхаясь, проклинает:
«Чтоб лопнул ты!», и колышком грозит.
А внук на корточках в обтрёпанных штанишках
За новостями пристально следит.
Малышу с полевого стана
Так смотреть, малыш, совсем негоже –
Чистый, честный человек я всё же,
И меня качали в зыбке терпеливо
Давней осенью под этой кривой ивой.
На бескрайних полях повзрослел я тоже,
Видел я столько рук с треснувшею кожей…
Строки вдруг наплывать начали во сне,
Из-за них пришлось Ташкент навестить и мне.
Там не знал Ойбека,
Не читал Гуляма,
Забыл Миртемира,
Усмана Насыра…
Нет, только Навои под звуки ная
Открыл мне красоту родного края.
Но взгляд твой пристальный
всё наблюдал за мной,
Что хочешь ты? Скажи, я пред тобой!
Не смотри так, мальчонка с хирмана.
Ты – я. Стихи свои – боль сердца – посвящаю,
И путь тернистый, но прекрасный предрекаю,
Тебе, двойник мой, с полевого стана.
И любит Родину лишь тот чистосердечно.
Об этом всему миру я скажу,
Кто, приложившись к иве с колыбелью,
В глаза посмотрит смело малышу.
Письмо матери
Как осенью прекрасна Фергана –
Кишлак родной всегда подобье рая.
Ах, мама, как по дому я скучаю!
В садах, наверное, айва уж поспевает…
По холмам смешные жеребята
Мчатся вихрем, искры высекая.
И монетки дарят волнам сая
Все молодки, сыновей желая.
И о чём ты думаешь, вздыхая,
С трепетом поэта вспоминая,
Когда девы, мимо пробегая,
Тебя приветствуют, улыбками сверкая?
А я по-прежнему бродяга бренный,
Несомый ветром, как песчинка во Вселенной.
Известности у Бога попросил,
А счастья попросить забыл.
Как осенью прекрасна Фергана!
Подобье рая – милая страна…
Письмо закончил. Время вышло.
А Зеби, поди, замуж вышла?
***
Для тебя каждый день праздный,
Есть богатство, а совести нет,
Я – единственный в мире несчастный,
А тебя счастливее нет.
Не спою я о рае сонет –
Мама, домик под крышей из глины,
Тот, где пролита кровь пуповины –
Мне другого прибежища нет.
Небеса и земля – всё тебе,
Не коснётся тебя навет,
Нет желаньям твоим конца,
Нет и смерти, и кары нет.
Я не ангел – безвестный поэт –
Твой единоверец Мухаммад.
За грехи попаду прямо в ад…
В хадж поехать – так денег нет!..
Райхон
Экспромт по мотивам стихотворения
Мухаммада Юсуфа
Мой красавец, мой душонок,
Я люблю тебя с пелёнок.
В каждом дворике растёшь,
Аромат вселенский льёшь.
Не жалеешь аромата –
Яблоки, айва и мята
Запах твой чудесный пьют,
Нам толику отдают.
То зеленый, то пурпурный,
Смотришь ты на мир лазурный.
Стройный, мужественный, славный,
В царстве Флоры самый главный!
Твои милые цветочки –
Драгоценные глазочки.
Ты – волшебное созданье,
Воплощаешь мирозданье.
От морозов до морозов
Ты цветёшь с подругой-розой.
Многосильный, как узбек –
Символ наш из века в век.
Эй, священный базилик,
В мой последний страшный миг
Дай узреть твой строгий лик,
Дай достойно умереть,
Ни о чём не пожалеть…
Как уйду, я, путник грешный,
В неизвестный свет безбрежный,
Тихо прошепчу РАЙ-ХОН,
Знаю, буду я прощён.
Из цикла «;ора ;уёш» («Чёрное солнце»)
– Что это – жизнь, эй, человек?
– Жизнь – не взлетевшая птица.
– Что – сожаление, эй, человек?
– На что-нибудь, да сгодится.
– Что есть удача, эй, человек?
– На айване ласточка весной.
– Что есть мечта, эй, человек?
– Хватит, у меня живот пустой.
– Ты про обман мне скажи, человек.
– Поле, где даже сорняк не растёт.
– Тогда что же правда, эй, человек?
– Страна, плодящая сотни сирот.
– Мне про любовь расскажи, человек.
– Я никого не смогу полюбить.
– Тогда о счастье скажи спозаранку!
– Лоханку похлёбки бы получить…
Баланды большую лоханку…
– Лоханка – что это, эй, человек?
– Дружок, это жизнь на свете.
– Но баланда-то что, эй, человек?
– Пусть Сталин тебе ответит!
Из цикла «37-йил йи;иси» («Реквием 1937 года»)
– Что это – жизнь, эй, человек?
– Жизнь – улетевшая птица.
– Что – сожаление, эй, человек?
– Сон в усталых зеницах
– Что есть удача, эй, человек?
– То – две руки трудовые.
– Что есть мечта, эй, человек?
– Дороги мои роковые.
– Ты про обман мне скажи, человек.
– Ложь – долгая сказка поэта.
– Тогда что же правда, эй, человек?
– Сердце в крови – правда это.
– Что есть печаль, эй, человек?
– Жалости сладкой игрушка.
– Счастие что, эй, человек?
– Чёрного хлеба горбушка.
– Чёрный, тяжёлый хлеб – это что?
– Друг: вера в законы природы.
– А вера-то что, скажи, человек?
– Спроси у «врагов народа».
На всё он скажет «да»
Дивлюсь я: никогда «мне мало» он не скажет,
Не верящий пусть просит сердце напрокат.
Протянет на ладонях, не откажет,
Отдаст: «Оно твоё, мой брат»
Я до рождения узнал его прекрасно,
Младенцем я узрел его в раю.
Хотел бы мельником я стать – напрасно,
Ведь глядя на него, дастаны я пою.
***
В том великолепном доме
Одногодку повстречал
От неё, высокомерной,
Вмиг покой я потерял.
Ликом – полная луна,
А улыбкой – чистый цвет.
Разбалована она –
На неё управы нет.
От кокетливой девицы
Где мне уважение?
Мне сулят её ресницы
Лишь одно презрение.
На прекрасный этот дом
Мне смотреть не надо бы –
Наказанье поделом
За грехи, за жалобы
Не то дерево рублю,
И не к той бреду горе…
Как в глаза я посмотрю
Своей старенькой сестре?
Красавицы
Красавицы, как удаются вам обманы!
Красива ваша ложь и яркая улыбка…
Красиво ставите вы нам капканы,
Красивы ваши очи – сердцу пытка.
Собою вы гордитесь, недотроги,
А счастье есть? Пусть скажет кто-нибудь…
Красиво вы сбиваете с дороги,
Красиво возвращаете на путь.
Красавицы, как вы красиво льстите,
Души сокровища присвоив без зазренья,
Красавицы, как вы красиво мстите,
Ушедшую любовь отдав на униженье.
Порою вы, как ива, беззащитны,
Но видит жертву взгляд ваш ненасытный.
Пришло ли время для красивого обмана?
Красиво ставите вы нам капканы.
Мирпулат Мирзо
Осенний дождь
Осень мои окна омывает –
Капли или мёртвые цветы?
Сердце от печали изнывает:
Так давно не знаю я, где ты.
Не дай Бог меня ты позабудешь!
Я в разлуке потерял покой…
Не надейся, грусти не избудешь,
Коль в твою весну придёт другой.
Мы
Судьбой обласканы мы испокон веков.
Где вырубают лес, где реки иссушают.
А наш народ обилием садов
И степи, и пустыни украшает.
Иные, кто не верит в благодать,
В сокровищницы злато сокрывают.
А наш народ, деньжат поднакопив,
На свадьбы всю округу созывает.
Иные, продаваясь за монету,
Взорвать готовы милую планету.
А наш народ дороги строит и мосты,
Чтоб ближе быть к далёкому соседу.
Другому по сердцу разгулье батарей,
Добыть войной богатство помышляет,
А наш народ для взрослых и детей
Библиотеки всюду воздвигает.
Поэту и народу
Поэт, дешёв твой дар, коль не отдашь его народу –
Талант, и кровь твоя, и плоть
стране принадлежат от роду
Народ, низка цена твоя, я утверждаю это,
Коль защитить не сможешь ты поэта.
Пташка
В холодное окно пробрался солнца лучик,
Запела пташка – музыкальный ключик.
Хоть с трепетом я песенке внимаю,
Язык пернатых я не понимаю.
Случилось что: сынок пропал в ненастье,
Или с гнездом произошло несчастье?
Несовершенен этот мир, я знаю –
Язык пернатых я не понимаю.
Нам очень милосердья не хватает,
Почасту бессердечье побеждает…
На небе правды тоже я не чаю –
Язык пернатых я не понимаю.
Колючий ветер студит окоём…
Влетай, всю зиму будем петь вдвоём.
Тебе я, крошка, крошки насыпаю –
Язык пернатых я не понимаю.
Поэты искони сродни вам, птицам,
Моя душа, как ты – летать стремится.
Красавица, я рад помочь тебе!
Но кто бы внял моей мольбе?
Най (флейта)
В Самаркандском историческом музее
хранится древний музыкальный духовой инструмент –
най, возраст которого насчитывает три тысячи лет.
Обычная флейта из тала иль бука…
Най пел и о встречах, страдал о разлуках.
Одно необычно, я бы сказал:
Три тысячи лет он в земле пролежал.
Кто душу открывал ему – пастух,
Или народу пел седой ашуг –
Из-за завесы в три тысячелетья
Доносится печаль чистосердечья.
С начальных дней, с момента сотворенья
Нет сердца, что не рвалось бы в тоске
А, значит, нет нужней изобретенья,
Чем най, страдающий на вещем языке.
Террорист
Та женщина, что жизнь тебе дала,
Для малыша иной судьбы ждала.
Ты вырос – страшный вестник горя,
Живёшь, с самим Всевышним споря.
Как робот ты – без сердца и души.
И голос совести в себе ты заглушил.
Тебе кто право дал людей судить?
Тебе кто право дал людей губить?
Иди учись, работай, будь семье опорой,
Иль твой хозяин на расправу скорый?
Дадут приказ взорвать твой дом и мать
Подумай, кто их будет защищать!
Учитель географии
Тургунбою МИРЗАЛИЕВУ
Географу в добро поверить нелегко:
Землетрясенья, эпидемии, цунами,
Ракеты спрятаны в планету глубоко,
И лазеры висят за небесами.
Навечно красотой Земли пленённый,
Планета наша для него живая.
Нет глобуса – есть мир одушевлённый
Душа учителя от бед Земли страдает.
В аудитории он говорит: «Сама природа
Премудрая, что нужно, изменяет,
Но изменять войной границы?!...»
С сомнением на карту он взирает
Он речь ведёт об океанах и кометах,
Даря студентам знаний лепестки,
А сам трепещет: ну а вдруг планету
Покроют заражённые пески!
Учитель речь ведёт о странах мира,
Борьбе за жизнь правителей страны,
И в этот миг простая карта мира –
Наглядное пособие войны.
Сраженьем необузданных властей
Опору дома нашего мы губим
Уж и в Антарктике разгул страстей:
Сидим на ветке, и её же рубим
Мечта учителя – мир на земле
Достаток, пониманье, изобилье,
Цветочный веет ветерок везде,
И нет пожара ни в одной долине.
И чтоб его коллега – антипод
На карте показал Узбекистан,
И с восхищеньем искренним поведал:
«Пред вами, дети, лучшая из стран!»
На глобусе – как полумесяц ясный,
Природа – чудо здесь, народ прекрасный,
Узбекистан – свободная страна,
Нам миром возвышается она.
Здесь первый глобус создал Бируни,
Здесь несть числа учёным и поэтам,
На радуге страны спокойные огни,
А значит, будет жить спокойно и планета».
Поклон
Знаменитому кардиохирургу Нарэшу ТРЕХАНУ
Страна заоблачных вершин, лесов и океана,
Твой сын мне сердце возвратил из смертного тумана,
Я с детства пламенно люблю твоей улыбки нежность,
И красоту твоих людей, их доброту и верность.
За милосердье чем воздать земле благословенной?
Пусть вечной будет благодать – нетленной и не бренной.
Короткой будет жизнь моя иль более пространной,
Но воспевать я Индостан вовеки не устану.
***
Всё беспощадно подминает хронос-время,
Цвели сады – там сухостоя бремя.
Где были горы – там теперь холмы.
Закону повинуемся и мы.
Но двум бойцам и время не опасно:
Звеня, бежит по камням ручеёк,
По-детски улыбается цветок.
Веков во веки вечность им подвластна.
***
Вдова-зима давно уже убила всё живое,
Внемли: вздымает вихрь-вертун отмершие листы,
Вернула вовремя весна нам солнце молодое.
Венки-венцы воздели мы… Да здравствуют цветы!
Изобретатель
Баллада-фэнтези
Когда-то чистый лик природы
Заполонили твёрдые и жидкие отходы,
Меж них кто на ходулях, кто в калошах брёл.
И вот ферганец Носиржон Юсуфалиев
машину-чудо изобрёл.
Его машина всех на свете поразила:
Отходы в хозтовары превратила.
Прекратилась грязи какофония,
Нам завидует даже Япония!
Как обрадовался изобретатель!
Вот приехал в столицу мечтатель,
И там ходил из кабинета в кабинет,
Но аппарату ходу нет.
Но наш Юсуфалиев – ум проворный,
На бюрократов ополчился – гусь упорный!
С чиновным племенем он не шутя сражался,
Хотя без средств, голодным оставался.
Ведь богатея с каждым годом,
Огромную дань отдаём мы отходам.
И кто проблему мусора решит,
Для нас немалый подвиг совершит.
То дар стране – учёный человек,
Недаром помнят их из века в век,
Пусть будет предан он стране навек,
Ты поддержи его и помоги, узбек.
Мой друг, Носир-изобретатель,
Не вешай носа никогда, приятель.
Народ машину с нетерпеньем ждёт,
Твой аппарат на улицы придёт.
Носир, чтобы японцев обойти,
Такой бы аппарат тебе изобрести,
Чтобы любого обращал он бюрократа
В полезный винт госаппарата.
Сон
Однажды в кресле прикорнул от утомленья,
И вижу сон, достойный удивленья.
Вокруг меня деревья, листьев массы,
Но ствол и листья – из пластмассы.
И если нужно показать рассветы,
То луч искусственный даёт проектор.
А вентилятор шевелит без хлорофилла
Зелёную листву поливинила.
Меж пластиковых бережков сочится
Зловонный формалиновый арычек,
А человек не улыбается, не злится,
Живя во власти праведных привычек.
Вокруг из пластика газоны, травы,
По трубам поливает их отрава,
На небесах парад искусственных планет.
Всё чинно, несогласья нет.
Всё фонограмма – гром и соловьи.
Очнулся… О, Аллах, спаси и сохрани!
Пусть чада мы твои несовершенны,
Живую жизнь не отнимай, верни!
Алишер Навои
Пред ветром истории я как песчинка в пустыне,
Но имя Навои все помнят и поныне,
О творческом бессмертии своём я не мечтаю,
Но Навои навек в народном сердце, знаю.
Против невежества и алчности столицы
Стеной восстали бейты «Пятерицы».
Досель звенит Ваш голос чистый, вдохновенный,
Уйдёт и в дальние века Ваш стих нетленный.
Вокруг пренебрегали тюркским языком,
На нём трактатов и газелей не писали,
Лишь Вы открыли мощь и красоту тюрки,
Прекрасный Вы язык узбекам дали.
Мечтали Вы: да будет в каждом сердце свет,
И сами наполняли души светом,
Ваш светоч факелом горит во тьме,
Служа нам и примером, и советом.
Вся Ваша жизнь прошла по Божеским законам,
Вы не прельстились ни венцом, ни троном,
Таких как Вы гигантов не было, и нет,
Вы человек от Бога, от Бога Вы поэт.
Воздушный змей
Реет над городом ветер-десант,
Тучи на закате багрянцем горят.
Мальчишки освоили скверы, аллеи,
Товар их – лихие воздушные змеи,
Что в небо взлетают, ничуть не робея,
Астральных обличий и звёзд ворожеи.
Но никто не видит чудо из чудес –
Повзрослели люди, им не до небес.
Уж никто бечёвку в руки не возьмёт,
И мечту мальчишки сердцем не поймёт.
А может, нам, люди, надо очнуться?
А может, нам следует просто проснуться?
Очнуться от долгого мутного сна,
Заметить, что в город ворвалась весна,
Или нам в детство вернуться?
На стыке улиц я в водовороте,
Невидимыми узами прикован,
Но взгляд давно мечтает о полёте,
Небесной синевою очарован.
Вдруг – как ответ, над этажами
Взмывает змей огромными кругами!
Летит, сокольей статью окрылённый,
Летит мой змей, простором опьяненный.
Вся жизнь моя безгрешна, без сомненья.
Возьми меня с собой, пойми души стремленье.
Лишь силу притяжения поправ,
Смогу определить без заблужденья,
В чём прав я, где не прав.
Я знаю, там, за облаками
Все люди кажутся нам муравьями,
А их призванье – только пропитанье.
Взлетайте!
Сбросьте быта скорлупу!
Раскройте сердце, творчеством дерзайте,
Вступайте на высокую тропу,
Не сомневайтесь в небесах, взлетайте!
Найти бы мне того, кто змея запустил,
И заглянуть в лицо весёлое, шальное,
Бежать за змеем, не жалея сил,
Почти без чувств от радости и зноя.
Ведь детство не ушло, оно со мною?
Наш крошка-дворик, улица, трава,
Какое счастье – детство золотое!
А в вышине спирали мчатся на восток,
Внизу ревёт стальных машин поток,
Связь между небом и землёю – лишь бечёвка.
Воздушный змей в руках ребёнка –
Глашатай бесконечного простора,
Залог мечты, движения вперёд
В загадочный, но близкий небосвод.
Не слышите? Иль я не то сказал, народ?
Не тормознул машину ни один водитель,
Не смотрит ни единый пешеход.
Мои стихи
О стихи, свет надежд, будто в жемчугах,
Строгий взмах орлиных крыл в белых облаках.
Как давно стали вы утешеньем мне,
Защищали меня в каждом сером дне.
С вами был я всегда мужествен и смел,
Стих мой сделал для всех столько добрых дел.
Я гордился всегда силой строк моих,
Как боец на битву шёл беспощадный стих,
Верил без сомненья в пораженье зла,
Что любовь из жизни вовсе не ушла,
Низости и боли больше в мире нет,
Что вершитель судеб – это я, поэт,
Правда – это главное, – вновь я повторял,
Снова лгал и снова, хотя правду знал.
О стихи, свет надежд, будто в жемчугах,
Строгий взмах орлиных крыл в белых облаках.
Оказалась сильней мира чернота,
Сердце мне разбила мира клевета,
Побеждает подлость в жизни непростой.
Строки стали мёртвыми, как родник сухой.
Низкие красуются честным напоказ,
Хитрый прославляет хищный свой окрас.
Где мои надежды, где мой чистый взор,
Где вы, гор вершины, где цветов ковёр!
О, планета милая, долго терпишь ты,
Может, сгинет низость, сбудутся мечты?
Расточится морок и придёт рассвет…
И тогда я вспомню: Боже, я – поэт!
А пока на сердце лишь печаль и грусть,
А пока на сердце непосильный груз…
Вырву песни с кровью, прогоню бичом,
Ищут пусть пристанище в сердце молодом.
Весна в Дармоне
Над вершинами скал радость льёт звезда,
Запах горных цветов в домике всегда
От зари до зари слышна песнь щегла,
Ведь шалунья-весна снова к нам пришла.
В небе перламутром облака блестят,
В поднебесье птицы крыльями звенят,
А с утра фиалки улыбнулись мне,
Будто в сказке живу, словно в полусне.
Гость желанный сейчас посетил мой дом,
Мой коллега-поэт за моим столом,
Чаю я с почтеньем в пиалу налью.
Мы же с ним соратники в праведном бою.
Полилась беседа родниками слов,
Мы с ним понимаем: сотни тысяч строф
Передать не смогут жизни полноту.
Как же мы опишем мира красоту?
Капля в океане – песенный мой путь,
В сердце моём скорби всё же нет ничуть,
В небо воспарить бы, как воздушный змей.
Сразу позабыть бы горе страшных дней.
Хочется смеяться, словно я – дитя,
Будто нам сокровища отдала земля,
Будто воплотились смелые мечты,
Будто не видали никогда нужды.
Словно нет на свете зависти теперь,
Словно пост высокий не откроет дверь,
Словно справедливость – во главе угла,
Словно, отвратившись, совесть не ушла.
Мой соратник-поэт за моим столом,
Я от чистой души дам ему поклон,
Значит, строки нужны милой стороне,
Поклонюсь поэту и красе-весне.
Долго тосковал я, много видел бед,
Минули несчастья – здесь мой друг-поэт…
Я терзал судьбину, милости молил.
Все мои обиды здесь судьбе простил.
Плач по детству
Я помню, как тебя увидел первый раз,
Закутанную в белый шёлк и радужный атлас,
Как братец вёл тебя и гордостью сиял,
Как будто всю вселенную объял.
Супруга брата – милая янга,
Как старшая сестра мне дорога.
Я думал, что она – волшебница из сказки,
Всем нам невестка отдавала столько ласки!
А родила какого малыша!
Мы на него смотрели не дыша…
Но, как цветок, увяла вдруг она,
Померкла вдруг красавица-луна.
Мы больше не услышим тихий смех.
Она в земле, а на могиле – снег…
Что я племяннику теперь скажу?
Как я твою могилу покажу?
Я понял: ты нас вовсе не любила,
Поэтому и бросила, ушла…
Скажи, в какую тьму ты двери отворила,
Кого ты вместо нас нашла?
Зачем сюда пришёл полуседой мужчина?
На нём чапан, коричневый бельбаг,
Блестят туманно капли на ресницах,
Застыла скорбь на сомкнутых губах.
Он подошёл ко мне и тихо обнял,
И капли катятся из глаз, как град.
С трудом узнал его – ведь это
Всегда такой улыбчивый мой брат!
Янга, давай исправим мы ошибку,
Не умирай, вернись к сыночку-малышу,
Я так тебя люблю, что сам сойду в могилу,
И до скончанья века полежу.
Гафур Гулом
Не уничтожить в нас жажду свободы,
Не вытравить мечту ни пулей, ни огнём,
Я песни пел, живые, как природа –
Поэт своей страны – Гафур Гулом.
Народ, в полёте солнца достигая,
Низринул все проклятья прошлых лет,
Судьбу родного края воспевая,
Я с ним дожил до зрелых лет.
Как часто в прошлом истине не верил,
Как часто не по правде жил,
Греха не скрою: лицемерил,
Но от души я этот край любил!
Не буду я стенать как Алишер,
Да и на троне был не Байкара.
Под властию высоких хрупких сфер
Пришлась на жизнь нелёгкая пора.
Укрыться от врагов нам было невозможно,
Улыбкой доброй только и спаслись,
Так лев всегда обходит осторожно,
Приют шакалов мерзостных и лис.
Я сердцем ощущал народа стоны,
А в виршах счастье края пел,
Правдивым строкам ставил я препоны,
Хотя в душе горючий гнев кипел.
Поэты молодого поколенья,
Вы можете смеяться надо мной,
Но если б вы стояли на коленях,
И петля бы ждала над головой?
Всё, что сказал – совсем не оправданье.
Но только я почувствовал призванье,
Талант до капли Родине отдал,
Узбекистан стихами прославлял.
Ни виллы, ни машины не оставлю,
Но за обложкой книжечки простой
Уверен, что стихи мои живые,
Откроются, как слиток золотой.
Пусть песни прозвучат как заклинанья,
Как пожеланье блага навсегда,
Пусть вечно над моим народом
Горит свободная звезда.
Здравствуй, Родина моя,
здравствуй, край родной!
Ты живи привольно, счастливо живи,
Даже если сердце даст последний сбой,
Я всегда откликнусь, только позови!
Легенда о любви
В неприметном кишлаке
Краса-девушка жила,
Колокольчиком смеялась,
Розой алою цвела.
Приходила к водопаду
И плясала до упаду,
И, запретам вопреки,
Песни пела у реки.
Как поток идёт стеной
С шумом на простор равнин,
Так мели её косички
Снег серебряных вершин.
Нам не счесть сердец разбитых,
Всем парням не повезло.
Но весеннею порою
Циркачи пришли в село.
Доира зарокотала,
Сладко зазвучал сурнай,
Сердце вдруг тревогой сжало…
А вокруг бушует май.
Второпях народ сбежался,
Солнце в вышине горит,
С балансиром ловко пляшет
Близко к облаку джигит.
На канате он танцует,
«Не упал бы он сейчас!»
Наша девушка от парня
Оторвать не может глаз.
Весельчак-канатоходец
Крутит сальто наверху,
Ахает внизу народец,
Рукоплещет смельчаку.
Вниз случайно бросил взор:
Смотрит девушка в упор,
Радостью блестят глаза …
– Это что за чудеса?!
Тут как будто их закрыло
Лебединое крыло,
Оба сердца растворило,
И в единое слило.
Нет традиций, нет оков.
И благодари судьбу.
Есть высокая любовь,
За неё веди борьбу.
– Где твой дом, скажи, артист?
– Небо да буранный свист.
–Я оставлю дом родной,
Можно, я пойду с тобой?
Скрылся за горой кишлак,
Мир раскрылся перед ней.
Бог благословил их брак,
Дал детишек-циркачей.
В неприметном кишлаке,
Помнят до сих пор о той,
Что ушла с канатоходцем
Непроторенной тропой.
Сказанье
Поведаю старинное сказанье
О скаредном властителе преданье,
Безмерно отягчённый жаждой злата,
Сокровища он добывал булатом.
Замыслил царь соседнюю страну
С огромной ратью покорять.
В победе будучи уверен, всё же
Он повелел лазутчика позвать.
Вошёл шпион, дрожа от страха.
– Скажи, храбрейший из храбрейших львов,
Скажи, мне, горстка праха,
Как много у противника полков?
– Там ратников сто тысяч, – был ответ.
Тут царь от хохота схватился за живот.
–Моих семижды сто. Как зацветёт рассвет,
Я войско подниму в безжалостный поход!
– Или ещё сказать что хочешь?
Я вижу, что-то про себя бормочешь!
– От вас, великий, тайны нет…
У них что воин – то поэт.
– Всё войско из поэтов? Не беда.
Известных сколько? Знаю, строк броня
Страшнее всякого огня.
–Лишь песни семерых народ поёт всегда.
Сказал шпион: – Всего лишь семь голов
Клепают вирши из невнятных слов.
И почему народ их обожает?
И день и ночь стихи за ними повторяет…
Нахмурился властитель, скипетр сжал,
– Ты говоришь, стихи за ними повторяют?
Призвал глашатая, с досадой встал:
– Скажи эмирам, что поход я отменяю!
Шпион развёл руками: – Не пойму…
Поход не состоится! Почему?
Их войско, очень слабое, не скрою,
В бою смешаешь с пылью, с кровью!
– Согласен, мой шакал, что войско
Я разметаю в первом же бою.
Но вот когда войду в страну, семёрка
Вмиг уничтожит армию мою.
И если хоть один акын
К отмщенью призовёт,
Страшней разгневанных вершин
Поднимется народ.
И гарнизоны в городах
Все будут сметены,
Бойцами овладеет страх,
Уйдём мы из страны.
Никто не сможет удержать
Мятущуюся рать.
А по следам пойдёт орда –
Враги придут сюда!
– Уж долго правлю я в стране, –
Вздохнул печально шах,
– Но есть пробоина в броне:
Защиты нет в стихах.
Народ мой весел и богат,
И войск под миллион,
В казне и злато, и агат,
Могуч и прочен трон.
Я прикажу, и сорок рифмоплётов
В стихах прославят нас.
Но нет такого, к сожаленью, среди них
Кто бы помог народу в тяжкий миг.
Все сорок бы к соседям отослал,
На одного соседского акына поменял.
Нет, за вторжение придёт расплата,
От тех, кому поэт дороже злата.
Я видел…
Спектакль – человеческая жизнь.
И, может, чувствами пленён,
Пройдёшь и по шипам, и по цветам,
Внимая «истине» расхваленных времён.
Вещают, будто жизнь – это мечта,
Но предназначены и тьма, и высота.
И видел я, как зависть ест сердца.
Нет нелюбви и зависти конца.
Я видел разных – праведных и грешных,
Трудолюбивых, скромных и мятежных,
Иной всегда грустит, а кто-то любит радость,
Но каждого касалась жадность.
Мир для страданий и невзгод открыт,
А правде негде приютиться,
Сгибаемся под тяжестью судьбы,
Как птицам в ураган, нам негде скрыться.
Мы в мире – куклы, где же кукловод?
Где тот, кто нас за ниточки ведёт?
Всё внятно в мире всяким подлецам,
Мир непонятен, тёмен мудрецам.
***
Где ты, цветок счастья,
Дивный аромат?
На всех лицах радость,
Я ж себе не рад.
Мир весь солнцем залит,
Моя жизнь во тьме…
Где моя любимая?
Хоть приснись во сне.
Где же цветок счастья?
Дайте мне ответ.
Моя жизнь – ненастье,
День мой полон бед.
– Он в душе взрастает,
В сердце он цветёт,
Но от одиночества
Он в тоске умрёт.
***
Случайна встреча или неизбежна?
Ведь не распалась связь времён,
Вот он, тот взгляд, что ждал я вечно,
И сердце, что бьётся с моим в унисон.
Не верь, что любовь удалилась из мира,
Не верь, что весна из вселенной ушла,
Ведь счастьем она нашу жизнь озарила,
И к звёздным высотам её вознесла.
Как скрыть мне любовь, куда её спрятать?
Я встретил тебя, что ещё мне желать?
Чтоб ты была рядом, готов без сомненья
Я в пламени адском столетья пылать.
Мою любовь у света на краю
Я воспою, как нежную зарю.
***
Сребристый снег – благая весть зимы,
Растоптан в городе безжалостно ногами.
В Дурмене он кокетливо блестит,
Как жемчуг под игривыми лучами.
Когда на улицы пробьётся солнца луч,
Ещё мрачней бетон от тени.
Но смело искры ловят из-за туч
Сосульки каплями в Дурмене.
Для города покоя нет зимой –
В работе город тяжко стонет.
Но над Дурменом царствует покой,
От нас зима несчастья гонит.
***
Осень. Взгорья. Сумрак. Тишь.
Сонный ноябрь, о чём ты молчишь?
Давно уж не слышно заливистых птах,
В душу крадётся нечаянный страх.
Я одинок в пустоте этой гулкой,
Сердце страшится пропасти жуткой.
Уж никогда под напором стихий
В душу мою не ворвутся стихи.
****
Зачем же мы скрываем чувства,
Хотя сгораем от любви?
К чему пустые нам беседы,
Когда горят глаза твои?
Стучат обманные минуты,
Мы друг от друга далеки.
Проходим мы сквозь круг сомкнутый,
От равнодушья до тоски.
***
Милый образ придумал я в снах,
От красоты парил, как пьяный,
Туманной грёзой осиянный,
Столько раз тебя видел в мечтах.
Как часто локоны твои ласкал,
Послушно я тонул в озёрах глаз,
Любимой много бейтов посвящал,
Но никогда тебе их не читал.
Всегда ты рядом – незачем искать,
Не отпущу тебя в мечтах и наяву,
Но о любви ни слова не скажу,
Чтобы тебя покоя не лишать.
Перед тобой за красоту в долгу,
Чудесный образ в сердце берегу.
Бутон
Речи фальшивые, чувство ленивое,
Рядом трепещет сердечко красивое–
Сорван, растоптан свежий бутон,
Будто с рожденья судьбой обделён.
Я бы хотел повернуть время вспять,
Чистым очам улыбнуться опять.
Но то, что гласит роковая скрижаль
Уж не изменит ни воля, ни сталь
***
Изнемогаю от любви.
В буквальном смысле умираю.
Тебе я город оставляю,
И чтобы выжить, уезжаю.
Как я тебе благоволил!
И ныне я благословляю,
Но, чтобы сердце дальше билось,
Я уезжаю.
Быть может, слёзы ты прольёшь,
Меня, конечно, забывая,
Поэм ты больше не найдёшь –
Я уезжаю.
В другом я городе найду
Еще красивее, пригожей...
Отчасти на тебя похожей
Сонеты пылкие прочту.
Вдали душа проснётся вновь,
Приязнью снова запылаю.
Прости меня. Прощай, любовь.
Я убегаю.
Ночной дождь
Весь день клубились в небе тучи,
И как природы благодать,
Во тьме вдруг хлынул дождь могучий,
Чтобы печаль мою прогнать.
Я прижимаюсь лбом горячим,
Лицом в остывшее стекло,
Дождь утишает стон мертвящий,
А сердце кровью истекло.
В саду листы открыли устья,
И дождь их напояет всласть,
Но мы – рабы на перепутье,
Свободными уже не стать.
Посланцы Бога – капли дождевые,
Жива природа – и они живые.
Кто любит плеск дождя в ненастье,
Достоин человеческого счастья.
Всему живому дождь необходим,
Его приход, как мира справедливость.
И, ощутив природы совестливость,
Ночного неба дар благословим.
Разлука
Когда в далёкий путь я уезжаю,
Наш домик без защиты оставляю,
То ты обычно остаёшься без опоры,
И время тянется нескоро.
Как фотография в заброшенном альбоме,
Сереет бытие, и ты
Включаешь свет в пустынном доме
На грани гулкой пустоты.
Меня по комнатам разыскивает дочь,
И в окна смутно смотрит ночь,
Чтоб грусть забыть, ты в куклы с ней играешь,
Играя, о разлуке забываешь.
А дом в порядок приводить придётся,
Но почему-то ничего не удаётся,
Ты опускаешь руки,
И проклинаешь дни разлуки.
Ты забываешь наши преткновенья,
И в памяти – прекрасные мгновенья,
Не поросло бы счастье былью…
И меркнет зеркало под пылью.
Игра в снежки
С чистого неба – зимняя нега.
Ветки деревьев согнулись от снега.
Внизу кипит игра в снежки,
Сквозь стёкла слышны крики и смешки.
А в памяти – тот первый зимний снег,
Восторг, и твой весёлый смех.
Тогда поэзия вдруг в сердце появилась,
И в песне о любимой воплотилась.
Ты далеко, а я полуседой,
Но день заветный тот всегда со мной.
Она исчезла, с кем-то годы коротает.
Имею всё, но так её мне не хватает.
Иль память обо мне запорошило пеплом,
И сердце хладное давно под снегом?
В конце пути вернуть далёкий день мечтаю,
Снег холоден, но так огнём играет…
Мне без неё и радость ни к чему.
Игру, и блеск, и солнце – не приму!
Земляки
Шутка
При здравом размышлении
Посмотришь коль вокруг,
Приходишь в изумление:
Какой порочный круг!
К другим удача скачет,
Да всё мимо меня,
Любой сосед удачлив…
Тоскую, жизнь кляня!
Раскрыть бы эту тайну…
Иначе дело – швах.
Как стать судьбе хозяином,
И жить как падишах?
Я, загнанный коняга,
Не нужен никому.
Ни имени, ни званья…
Не знаю, почему.
А может, всё же, братцы,
В тоннеле брезжит свет?
«Ты вспомни, где родился!»
Сосед мне дал совет.
И молния сверкнула,
Подобно чудесам:
«Судьбина обманула –
Ведь я рождён не там!».
Будь славным я хивинцем,
Ты только посмотри,
То на ахалтекинце,
Я б гарцевал в степи.
Каким бы полководцем,
Я был, родись в Карши,
Врагов труда и мира
За день бы сокрушил.
А если бы родился
В далёкой Нурате,
Художником известным
Служил бы красоте.
Родился бы в Китабе,
Романы б сочинял,
Во всех своих работах
Талантом бы блистал.
А если бы в Касане
Рождён когда-то был,
Дехканином я стал бы,
Зерно производил.
А если бы в Джизаке
На белый свет пришёл,
Выращивал бы дыни.
Тут всех бы превзошёл.
Коль Самарканд бы древний
Был родиной моей,
Историей б занялся,
И никаких гвоздей!
Ну, а рожденья местом
Ташкент бы называл,
Тогда бы тюбетейку
За облака вздымал.
Меня, прошу, поймите,
Не буду и скрывать:
О дивном Намангане
Зазорно мне мечтать.
Ну что ж, секрет раскрою:
Пора поведать вам,
Что родиной моею
Стал славный град Сайрам.
Весёлые там люди
И всем добра хотят.
О помощи попросишь –
«Я занят», – говорят.
«– Смотрите, бедолага,
совсем увяз в снегу…»
Сайрамец не промолвит
«– Сейчас я помогу».
У дома есть колонны,
По дну течёт вода.
Тот, кто лишён опоры –
Несчастный сирота.
Прошу сайрамцев в прозе,
Взываю к ним в стихах:
«Пожалуйста, заботьтесь
О наших земляках».
И, вопреки прогнозам,
(Я ж верю чудесам),
Добросердечным станет
Любимый мой Сайрам.
У всех тогда мой город
Пусть будет на слуху.
Вот я тогда возрадуюсь!
Скажу как на духу.
Молитва
Не нужно мне ни злата, ни величья,
Ни званий, ни народного отличья,
Я отрекусь от стихотворной славы,
От сладкой поэтической отравы.
В презренном прахе люди, как пылинки,
Удачи перед вечностью – былинки,
Но я из праха голос подниму:
Бог, счастья дай ребёнку моему!
Голос осени
Глас осени, как острый меч,
И душу мне не уберечь.
Ко мне приходит осознанье,
Конца пути нелёгкое признанье.
Подходит к завершенью список дней,
Итог скрижали песенной моей.
Как жаль, что кану в вечность без следа,
Но затихает и бурлящая вода.
Уйду, оставив мир, со вздохом сожаленья,
Что ж, в мире есть и тленье, и горенье.
И для тулпара есть конец пути,
Ведь нескончаемой дороги не найти.
Себе скажу: «Спокойно уходи,
Заботы все остались позади».
И там, где не бывает голосов,
Вдруг заблестит созвездие Весов.
И взвесит жизнь за гранью бытия
По неземным мерилам Судия.
Как листьев много с древа опадает!
Как осень их безжалостно кромсает…
Не тихий ветер, нет – безжалостный буран
Рвёт строчки и ломает мой калам.
И постоянно вижу я во сне,
Как ворох листьев запылал в огне.
Глас осени, как острый меч,
И душу мне не уберечь.
Весенние вечера
Когда растает снег в горах,
То вниз слетает водный ток кудрявый,
И, сонный прежде, просыпается кишлак,
И веет ветерок упрямый.
В тепле вздыхает, нежится земля,
Тебя милее нет, моя родная!
И взгляд в лиловое я небо устремляю,
Где звёздочки фиалками горят.
Листочки клейкие вверх тянут тополя,
Незыблемым часам вселенной доверяя,
И понимаю я, что здесь живу не зря,
И замираю, вечности внимая.
Весна и вечер, вечер и весна…
Зима ушла, угрюмо огрызаясь,
И запахом цветов напоена,
Весна ликует, улыбаясь.
Великолепие несёт с собой река,
По дну катая сердолики и агаты,
Ведь даже валуны сокровищем богаты:
Кристаллы в них замкнуты на века.
В прохладном воздухе, звеня,
Летят, блистая, жизни звуки,
И многозвучие манит, как тишина,
И росы льются прямо в руки.
Вот сквозь гранит травинка рвётся…
И даже в сумрачной душе любовь проснётся
К природе-матери.
Да не оставит милостью она.
Весна и вечер, вечер и весна!