Рекулятивное письмо в поэзии... это сочетание дефиса (в стихотворном образе письма) с "мнимым тире". То есть в строках создается ситуация "замены" тире на дефис. Эта замена как бы мнимая и в то же время действительная.
Как известно, дефис это способ соединения слов в составное слово. А тире — иногда является заменителем слова "есть", но это "есть" в нашем представлении тире очень условно и нужно лишь для понимания функции тире. На самом деле тире ставится там, где пишущему видится отсутствие (нужного) слова, своего рода "смысловой провал" на письме, он замещается длинной чертой тире, и, язык, во всем своем богатстве, предоставляет такую возможность: "писать [несколько] провально", но со смыслом, может быть особым смыслом. Тире применяется не часто и если текст не обладает достаточно многообразным содержанием, то употребление тире может оказаться явно излишним и оскудняющим текст.
Так вот именно этот нюанс и используется в рекулятивном письме и возможен только в поэзии, потому что поэтическая форма это прежде всего "обрыв письма": то есть вполне очевидное усечение предложения переносом на (гипотетическую) красную строку.
Таким образом 'усекается' предикат, то есть смысловая целостность высказывания. Но, поскольку это поэзия, то предикат не просто восстанавливается за счет поэтического ресурса (произведения), но и... наполняет строчный контент особым смысловым восприятием, выделяет суть, которую (в обычном случае) сложно было бы "прочитать". В этом и суть стиха: он выражает невыразимое.
Поэзия исследует Слово и есть совершенно различные поэтические стили: все это лаборатория словесности, в стихосложении поэт ищет более компактные и полноценные способы выражения мысли.
Обычно каждая строка, которая является гипотетически красной должна начинаться с заглавной буквы в слове, но... иногда применяется перенос на строку без этого. Почему? Потому что такой стиль письма (в стихе) подразумевает, что... следующей строки (как бы) вообще нет! Вот такие "странности" поэтического "жанра".
ПРИМЕР (обенозный стих):
--
беда. вокруг не земного зноя
космос — увитый плющем
надежды необоримой
на вечное странствие в звездах...
рука вездесущего (рока?)
пронзит вне пространства
чресла идущего шагом степенным.
необоримое чувство свободы —
гнетет призраком знания
о вероятности.
почему же Бог создал
предчувствие мнимого?
вне тьмы ли для разума
ясность — вне времени...
--
Обычно после точки должно начинаться с заглавной буквы (предложение, слово). Но из-за "слива" следующей строки в восприятие отсутствия таковой (в качестве смыслового продолжения предыдущего), то и здесь — точка лишь условность. То есть, данная форма ставит вопрос читающему после прочтения каждой строки: а нужна ли следующая?
Однако, условная точка это точка с запятой ведь [;]? Да, верно. Но в обенозном стихе ставя точку с запятой мы "делаем вызов точке", это игра семантического конструирования.
Рифма. Она в обенозном стихе не обязательна.
Обычно рифма "подбирает" усеченное в предикате, как бы восстанавливает обрыв в строках за счет слухового восприятия. Это классическая форма стиха, здесь уже исследовать нечего, как и нечего исследовать, например, в танка: эти формы (стили) просто работают (на вдохновение поэта и) радость-благодарность читающего.
А обенозный стих навсегда останется "лабораторным" ключем: он существует для поэтического антуража (глобализации в мысли? гм).
Рекулятивное письмо в стихе:
--
[истерика бога]
Сошел на землю Везувий
Пеплом исторгнутых недр.
Пасти времени в домене
тла-
бродят. Верою замутняясь
бессмертия
существующего.
Призраки лавы-
гной ли последнего вздоха
Путника в ни-во-что.
Бессмертие...
Как обычно жалеет
последнего соискателя
Сути явлений.
Жизнь дает шанс-
поверить в колдовство
магмы мыслей тягучих
Правды.
Сошел на землю Везувий
Пеплом исторгнутых недр.
Больше не будет прозрений;
Час последний для разума-
прошлое ли в откровениях.
Между телами сокрыты тени-
исполосованные — будущего.
Там. Лежат. Для того, чтобы встать.
Наверное.
Путник последнего дня-
Выспался.
И пеплом умытый-
знает где жить стухшим пламенем
Рассуждения.
Сошел на землю Везувий
Пеплом исторгнутых недр.
Как будто бы шаг этот навсегда-
одухотворенный.
Знающий где предел соисканию-
жертва лишь тонкой иллюзии
Счастья — необратимого.
Так мы все дышим и знаем-
в Везувий прозрев утонченно-
да смыслами предубеждения.
Всякий, кто шел-
неуемный факир благонравия.
Мир перевернут-
задумчив к ноге пресмыкается.