Когда я болен, тают,словно воск,
И слов, и мыслей серые одежды.
И только сны вползают тихо в мозг...
И только сны, и с ними что-то между
Душой и сердцем вскинется огнём,
Прожжёт насквозь и вены, и подкожно.
И вот уже до вечности продлён
Я сам, и мне всё можется и можно...
Но чёрный перст толкнёт сознанье в ад,
Где память - крест, и я на нём распят...
Вот красный дом и белая скамья,
Вот ты стоишь с соседкою у тына.
На всём лежит печать небытия.
Всё невесомо, призрачно и дымно.
А вдалеке церковный перезвон,
И чья-то шавка так недобро лает.
А я ещё, как будто, не рождён,
Но всё уже на свете понимаю,
Как сотворивший небеса и твердь,
И сам в себе несущий жизнь и смерть...
А вон отец, с курчавой бородой,
Ещё не сед, не лыс, и весь подтянут.
И ты - его, и он - пока что, твой.
В его глазах клокочут океаны,
И пенятся в них торжество и власть,
И гордая и ветреная сила,
Которые, тобой напившись всласть,
Уйдут к другой, а ты уйдёшь в могилу...
Ну, а пока пусть длится, длится сон -
Ты влюблена, и он в тебя влюблён...
Но что вы мне? Ведь с вами нет меня,
Как к доброй чарке доброй нет закуски.
И вот уже в ракушке бытия
Я возлежу неназванным моллюском.
Зачатым как-то вдруг и невпопад
Желаньям, смыслу, словно, между делом.
Но знаю - он мне был безумно рад,
А ты меня, как будто, не хотела...
Но дальше, словно выйдя из тумана,
Ты станешь самой лучшей в мире мамой.
И было всё. И мёд, и муть, и взвесь,
Ну, как в кино - то солоно, то пресно...
Мои причуды и твоя болезнь.
Затем убьют меня, и я воскресну...
И, возвратясь почти что мертвецом,
И, обрастя женой, детьми и салом,
Я не увижу рядом вас с отцом
И не пойму, что вас уже не стало...
Вот так всегда - добравшись до седин
Вдруг сознаешь, что ты уже один...
Когда я болен, тают, словно воск,
Слова и мысли. Память зла и рвотна...
А мозг уже, как старый дядя Босх,
Творит, ваяет жуткие полотна,
Где я - не я, и образ мой - не мой.
Где вдруг погасли разом все светила.
И если это было не со мной,
Тогда скажите, с кем всё это было?