ИЛЛЮЗИЯ И ЗАКОН
Сложившаяся после распада социализма ситуация все коренным образом изменила, и основным принципом стало положение «жить ради самого себя». И это углубило отчуждения и усилило безразличия человека к человеку на основе денег. И эту разрушительную функцию денег мы стали называть «бизнесом» исходя из западных стандартов, где деньги еще созидали, являясь экономической категорией. И самое неожиданное состоит в том, что и общество стало определяться этим отношением. Сущность рыночного общества в этом смысле для нас состоит именно в этом, а потому его характеризует отчуждение между людьми, принимающее всеобщий характер, именно в котором все рушится и шаг за шагом безжалостно устраняется. И обвинения обрушиваются на государство. И в то же время такого безразличия история не знала никогда, ибо история не знала такого разложения – разложения экономического человека в процессе его превращения в деньги. В истории ростовщичество ассоциировалось со злом, а первоначальное накопление капитала было самым кровавым периодом. А здесь мы имеем дело с разложением капитала, в котором возведен в ранг закона даже ростовщичество – процентный капитал.
Сегодня скоропостижной смертью в автокатастрофах, преступлениях и от болезней погибают больше людей, чем раньше гибли на войнах. В отдельных странах постсоветского пространства смертность уже давно превысила рождаемость, и средний возраст жизни сократился до уровня тридцатых годов прошлого века. В России, например, средний уровень опустился от 70 до 57 лет, если верна статистика. Так что много людей уже не насладятся жизнью, не дожив даже до пенсионного возраста. И это в то время, когда от человека после пятидесяти лет отказываются все работодатели. В Казахстане же средняя продолжительность жизни официально определена 65 годами. И я не знаю, где такую статистику откопали, в то время как 16 процентов населения не доживает и до сорока, в то время как люди чаще всего умирают, не дожив даже до пенсии. Ведь только недавно число пенсионеров составляло более 4 миллионов, а теперь нет едва дотягивают и до 2. Так что скоро некому будет выходить и на пенсию, а мы «по статистике» продолжаем до пенсии доживать. Может быть, даже если и доживем, но точно на старости лет насладиться жизнью уже не сможем, как, например, в Англии.
В этом отношении нас сравнивают, как правило, с японцами, где средний возраст составляет еще 70-75 лет. Там люди старого поколения, может быть, действительно доживают до 80 лет. Но мы не думаем, что это будет продолжаться вечно, даже, несмотря на кризисы и что японцы организованы иначе, чем американцы. Тем не менее, мы – не Япония. В Японии людей ценили всегда, сохраняются у них и ценностные отношения, благодаря чему она не подверглась «массовой деградации». Тем не менее, Япония была первой страной на Востоке, принявшей рыночную экономику западной системы, и продвинувшей далеко вперед свою экономику на основе самобытности национальной культуры. Больше того, она была первой страной на Востоке, конкурирующей с Америкой. Но человеческий потенциал в Японии сохранился как основной капитал, т. е. как основное богатство, с которым всегда согласовались экономика и политика. И на Востоке много стран до сих пор сохраняют свой менталитет, сохраняя человеческое содержание общества. Но насколько это сохранится, это еще неизвестно.
Многие государства, сохранившие в обществе, во всяком случае, экономическую стабильность, до сих пор манипулируют деньгами, а не людьми и их жизнью. Мы же оказались в таком уродливом положении потому, что нами манипулируют деньги, и мы, воспринимая это «законом рынка», утратили бесценность собственной жизни. В действительности не эта тенденция рынка, неприкрыто пренебрегающая людьми, должна руководить нашей жизнью как закон. Мы должны управлять обстоятельством и сознательно направлять общественное развитие, опираясь на человеческие законы развития жизни. И до тех пор, пока мы не поймем это, у нас человек будет падать, лишаясь индивидуальности, а вещи будут расти, воплощая человеческую индивидуальность и ее силы.
Капитализм возник в Европе еще в конце 17-го века. Капитал с самого начала имел устойчивую тенденцию к объединению и концентрации, благодаря чему он и оказывался жизнеспособным и производительным. Объединение было законом в том смысле, что оно создавало общественные производительные силы. Теперешние «капиталы» и тем более деньги, напротив, обнаружили тенденцию к разъединению, и в мире тенденция индивидуализации капитала начинает преобладать над социальными формами. А у нас же капитал как социалистическая форма полностью распался очень быстро. И люди так же быстро разъединились в полном смысле этого слова. Теперь эти люди уже не образуют производительные силы общества и, в сущности, являются выражением их разложения. Отсюда и распад способа производства. Отсюда и одиночество, и потерянность человека и его полное отчуждение от общества в его противостоянии с этим обществом, понимаемая многими как его свобода. Какое превратное понимание свободы! Человек свободен от общества! Наконец-то он станет счастливым, став Робинзоном!
И этих людей теперь больше ничто не объединит в рамках денежных отношений, раз они разъединены и рассеялись этими деньгами. Жить ради себя и своего собственного блага – вот принцип этого состояния, вот закон, восхваляемый нами!
Именно, исходя из этого положения, можно предположить, что общество оказалось под угрозой медленного вымирания, непосредственно обусловленного именно этим принципом устройства. И общество не выживет, если снова не объединит этих людей, обуздав власть денег и возродив человечность. Что же здесь является законом: разъединение людей или их объединение? Стихийность или сознательность? Куда надо повернуть общественное развитие, силу государства? И чему мы должны верить, принципу «делания денег», разъединяющего людей, или той необходимости, которая действительно развертывается в обществе и скрыто за этим принципом? Это далеко не простой вопрос. Тем не менее, в них скрыт смысл нашего существования и то, что неприкрыто нас превращает в вещи.
Человек постепенно познавал тайны природы, и после этого подчинял их своей власти и ставил их себе на службу. В средневековье, например, люди не имели даже элементарных представлений, что скрывались за молнией и громом, они попросту боялись всего, что было им непонятно, и наделяли их таинственной силой, видя за ними сверхъестественную силу, деяние Бога. А потом они боялись природы, и природа ограниченному человеку всегда была враждебной. Сегодня они известны каждому школьнику, и никто не удивляется, когда гремит гром и сверкает молния. А вот отчуждение между людьми и враждебное отношение к «безразличному» обществу растет. Мы до сих пор не имеем даже элементарного понятия, в каких отношениях находятся друг к другу люди и почему они деградируют. Почему люди боятся друг друга и отгораживаются друг от друга высокими заборами, окружают себя охраной, а чиновники прямо создают неприступные крепости?
Деньги – самое древнейшее отношение между людьми, а сегодня – самая могучая общественная сила. И законы природы, которых человечество подчинило себе, ничего не стоят перед общественными законами, скрытыми в деньгах, а еще глубже – в нашей психологии. И их нужно постигать в первую очередь, чтобы человечество могло обуздать эти силы и подчинить их своей власти. Я читал немало работ, в которых авторы наивно утверждают, что с совершенствованием технического прогресса деньги исчезнут сами по себе. Но никогда сами по себе никакие силы еще не исчезали и нам добровольно не подчинялись. Мы еще не знаем природу многих явлений, природу многих болезней, а о природе деградации человека еще даже не задумывались. А технический прогресс в самом обществе, которое уже теряет свою упорядоченность, сегодня сам стоит под вопросом. Возводить в ранг «гениальных мыслей» не продуманные представления людей, значит просто запутываться в многочисленных мнениях. Здесь нам нужны не мнения и тем более исторически необоснованные, а понимание закономерного развития жизни.
Закон же указывает на содержательное развитие, а не на внешнее проявление вещей, следовательно, он отражает развертывающуюся необходимость, как раз скрытую от нас в нас же. А инфляция, например – это, чисто внешнее проявление внутренней сущности, на которого мы ориентируемся, отвлекаясь от содержательного развития, и как закону ей подстраиваемся. Стало быть, в сущности, мы подстраиваемся под иллюзию. А раз мы отбросили социализм, то мы и понятие не имеем, что социализм уничтожил стоимость как содержания общественного отношения. И теперь мы просто гоняемся за деньгами, оставленными нам в наследство социализмом. А ведь деньги никогда не были обликом человека, а характеризовали и оценивали только товары. И если мы сегодня блага жизни превратили в товары, то от этого страдают только люди, которые в действительности уже могли бы свободно развиваться, свободно потребляя эти блага жизни. И человек освободился бы не от общества, а от своего эгоизма и нравственной ограниченности.
Когда речь идет о законах развития, то имеется в виду законы развития человеческого общества, которые действуют так же «железно», как и законы природы. В этом смысле ориентироваться на «обогащение каждого» и на «развитие каждого» - это две разные вещи, противоположные друг другу. Первое неосуществимо для каждого отдельного человека по самому своему существу. Ибо здесь человек стремится к внешнему выражению жизни, в котором он, желая обладать миром вещей, просто противостоит окружающему себя миру и этим, так или иначе, заходит в тупик, сталкиваясь с другими и этим обществом. Здесь люди сталкиваются друг с другом, конкурируют, соперничают, воюют. И это воспринимается неизменным законом ограниченному человеку рыночного общества. Однако даже Америка сохраняла человека как основного капитала. И только благодаря этому она долгое время могла процветать. Теперь же основу этой могущественной страны подрывает деградация человека. И она уже не имеет перспективу, пока не повернется к человеку как к самой высшей ценности мира. И общество, которое организовано с этой точки зрения, уже себя исчерпало, тем самым, обнаружив свою нежизнеспособность, раз оно на этой основе уже создало хаос. И стремления человека к его собственному благу превращается в разрушительную силу.
Здесь мы имеем дело со смыслом жизни, сведенным просто к потреблению и обладанию, стремление, которое, как мы уже знаем, является не структурой личности, а общественным отношением. И, само собой разумеется, чем дальше будет заходить упадок, тем больше будет затрудняться удовлетворение даже элементарных животных потребностей людей. И если иные говорят, что страсть обладания неизменна, то они просто путают общественные отношения с индивидуальными связями, и вследствие этого еще не отделили психологическую форму личности от экономических категорий. Экономику капитализма действительно двигала жажда прибыли – жажда обогащения. Но они являлись экономическими категориями, а не психологическими. А потому как таковые они преходящи и не характеризуют личность. «Обогащение» - чисто экономическая категория. И оно никогда не породит духовного богатства человека.
Эпоха становления личности преобразует эту страсть в психологическую категорию, двигающую жизнедеятельностью индивидов. Эта страсть именно поэтому в нашу эпоху обнаружила разрушительную силу. И, кто пытается абсолютизировать ее, видят только ее внешние проявления, отвлекаясь от ее содержания и не понимая поэтому, почему человека охватил дух разрушения. А то, что отдельные люди еще «наслаждаются» жизнью, отнюдь не означает, что человечество таким путем спасет себя от катастрофы. И общество, дающее людям это направление и ориентирующееся только на удовлетворение «все растущих потребностей» людей, само медленно разваливается на наших же глазах. Как насытить людей? Или, наоборот, как обуздать их? Вот вопросы, постоянно стоящие здесь и беспокоящие людей. Чего стоит одно только «обогащение» людей, которое переполнило, например, все наши города автомобилями, и теперь нам нечем дышать и негде ходить. Все пространства заняты вещами и предметами. И наши противоречия тем больше обостряются, чем больше мы «обогащаемся». Так вещи подавляют нас, обладая индивидуальностью. И если эту страсть обладания желают представить себе вечной и неизменной природой человека, всегда и во все время нуждающейся в осуществлении, то это просто равносильно признанию законом всеобщую гибель. Так можно оправдать только «конец света», который каждый день наступает для людей, теряющих в кризисе свое состояние, свой разум и лишающихся жизни через неудержимую страсть обладания.
В нашей системе все организовано таким образом, чтобы производить только вещи и удовлетворять только вещные потребности людей. И эта система уже рушится в постсоветском пространстве, но чтобы замениться другой системой? А ведь личность – это не потребности, тем более не вещные. И не имеет значения, насколько уже преобладают паразитические потребности над разумными стремлениями людей. И нашему обществу безразлично, какие именно потребности людей оно удовлетворяет – лишь бы они давали деньги, приносили прибыль. Вот и власть денег! И наша любовь к деньгам.
В этом смысле в западных странах завоевали себе право на существование уже гомосексуальные браки, употребление «слабых» наркотиков и т. д. Но если все и дальше пойдет этим же путем, то можно не сомневаться, что там будет разрешено все, что сведет человека в могилу – самый лучший способ избавления от «лишних людей», не сумевших приспособиться к «рыночной экономике».
В «человеческом обществе» все организуется ради развития каждого, и человек стремится к полному развитию и постоянно не удовлетворяется сознанием ограниченности и неполноты своей личности. А это есть нечто совсем другое, чем стремление человека к обладанию, в котором он не удовлетворен даже «миллиардами». Его не удовлетворяют уже ни потребление и ни обладание, но он достигает всей полноты своей жизни, соединившись в этом отношении с людьми и преодолев отчуждения. Разве является «несбыточной утопией» любовь, дружба, человеческое отношение к человеку? Напротив, это наша насущная потребность, нужда, мечта, но никогда не достигаемая только в денежных отношениях. И наша денежная психология загоняет все наши благородные чувства в глубь сугубо личного. И если, как поэты, мы хотим мыслить этими понятиями, значит, мы просто мечтаем и стремимся к человечности. Отсюда развитие самого общества, основанного на развитии человека и человеческих отношений, не может иметь предела. Здесь богатству мира соответствует богатство человеческой личности. И мир здесь неисчерпаем и как знание, накопленное историческим развитием человечества, и как духовное освоение мира. Плодотворная жизнь человека измеряется наслаждением творческим развитием, дающим удовлетворение жизнью. Потребление же есть природная функция человека, абсолютизированная в современном мире и соответствующая только общественному развитию, которое до сего дня совершалось безотносительно к человеку. И оно не может дать полного удовлетворения жизнью потому, что человек ограничен определенным пределом – материальным осуществлением и своим стремлением к своему собственному благу, которые осуществляются за счет других. Она именно поэтому принимает превратную форму, в которой идеалы человека ограничиваются роскошным дворцом и в которой он, тем не менее, чувствует себя опустошенным, одиноким.
Здесь мы имеем дело просто с принципом обладания, который полностью соответствует экономическим законам и экономическому осуществлению человека. Но в момент, когда экономические отношения разлагаются, они превращаются в индивидуальные отношения и тем просто в облике денег характеризуют людей. Вступление же в силу человеческих законов коренным образом преобразует жизнь и общество применительно к развитию каждого человека, в котором действует не принцип обладания «за счет других», а усвоения «вместе с другими». Материальная ориентация направлена на экономическое осуществление человека, которое соответствует развитию общества как экономической формации. Когда же общество станет человеческим обществом, то экономика для них уже потеряет прежнего значения. Поэтому материальная ориентация соответствует общественному развитию человека, а не его развитию как личности. Просто здесь функция общества смешивается с призванием человека. Таким образом, завершается эпоха, когда человек бессознательно жил ради своего экономического осуществления и в этом своем стремлении противостоял обществу. Он столь же бессознательно вступает в сферу своего духовного осуществления, внутренне стремясь к всеобщему богатству – деньгам.
Искать какой-то смысл в этом отношении в западном мире, который, как мы уже знаем, сам гибнет бессознательно, не имея даже элементарного представления о том, что у них происходит в действительности, это значит просто заблуждаться, не понимая собственное существование и забывая свою неповторимость. Мы никогда не были ниже Запада и не будем им и впредь, раз мы первым вступаем на историческую полосу духовного осуществления человека.
Сейчас уже каждый образованный человек знает, что экономическое процветание Запада отнюдь не означает и его духовного расцвета. Запад гибнет духовно. И это сегодня признают все даже в самом западном мире. Духовно же гибнущий мир, как правило, не интересуется реальной жизнью, а только потусторонней, существующей только в человеческом воображении, но который, тем не менее, является лишь перевернутым пониманием реальной жизни и следствием ее преобразования в сознании. В таком обществе люди утешаются только мифами, надеясь, что будет отсрочено их существование. Поэтому западный мир усиленно производит мифы, питающие духовный мир людей. Люди же, раз материально они пресыщены, лишь отталкиваются от этого мира и бессознательно ищут иные способы выражения, являющиеся уже нематериальными. Страх же смерти есть лишь боязнь, преследующая каждого в этом искусственном мире с угрозой разрушить его и лишить человека иллюзии эгоистического блаженства. Материально завершенный мир порабощает дух человека, а дух, в свою очередь, развивается по материальным законам, еще не осознавая свое происхождение и воображая себя суверенным. Он парит во вселенной и ищет нечто экзотическое, не похожее на себя, стремясь к своей противоположности. В поисках ее этот дух устремляется в прошлое и создает будущее, отталкиваясь от настоящего. Очевидно, отталкиваясь от реальной жизни, порабощающей его своей низменностью, человек стремится лишь к идеальной жизни, в которой свобода ему представляется свободой духа, но обусловленной деньгами. И это говорит о том, что даже сказочное богатство убивает дух познания, превратив его в голого потребителя, каким он является в реальной жизни и в то же время от чего и отталкивается, не находя в нем творческого удовлетворения.
Таким образом, человек не может освободиться от общества, поработившего его в вещных отношениях. Но деньги его как раз освобождают от этого, индивидуализируя его и отделяя его от общества. И он инстинктивно стремится к превратности жизни, чтобы перевернуть ее наизнанку. А современный мир не предлагает человеку другую форму выполнения его личности, кроме иллюзорной в его стремлении к его собственному благу, в котором он как раз отчужден от реального мира в процессе его отделения от него. Ибо человеческое лицо капитализма создается деньгами, воспроизводящими эгоизм, как единственную сущность человека в сознательном его отношении к жизни, за которым глубоко спрятана его общественная сущность и историческое происхождение. В этом смысле человек западного мира не имеет перспективу в иллюзорной духовной свободе и обречен на деградацию в сказочном богатстве.
У нас же люди озабочены не проблемами потусторонней жизни и освобождения духа от сует мирской, а, как раз наоборот, вполне жизненными задачами выживания. И это его заставляет духовно осваивать реальную жизнь, чтобы выжить. Сравните: средний гражданин США в среднем имеет доход 30-40 тыс. долларов на каждого работающего человека в год, а средний же гражданин Казахстана немногим больше трех тысяч долларов. Это по официальной статистике, данные которой весьма сомнительны. В действительности средний уровень граждан Казахстана ниже этого уровня. Поэтому каждый казахстанец радуется «экономическому процветанию» своей страны, прибавкам к зарплате, пособиям, с надеждой смотрит на свое государство, безмолвно возмущаясь, если оно обманывает его. Словом, казахстанец живет каждодневными заботами существования, и у него попросту нет времени на подобного рода мечтания. И если даже он и мечтает, то только о вполне реальных вещах, которые могут осуществиться в реальной жизни, а не в потусторонней. И ради этого он борется. Жить ради потусторонней жизни, пожертвовав земной, – это характерно только средневековью, сжигавшего людей на костре инквизиции за отступления от веры. Но сегодня оно воспроизводится в самоубийствах не по велению бога, а кризисными ситуациями, ломающими судьбы людей и убивающими в них стремления к жизни. И саморазрушение обусловлено этими фактами. Сегодня их оправдывают «неизбежными издержками переходного периода», будто он имеет свой конец и завершится «разумным рынком». И я даже не знаю, как оценить подобную бесчеловечную философскую позицию.
Нами могут руководить только такого рода иллюзии, а не вера в потустороннюю жизнь. Мы верим, что, в конце концов, обогатимся как американцы. И в этом нет ничего предосудительного и тем более мифологического. Просто мы еще не понимаем, что этого мы достигнем другим путем – преодолев разобщенность и объединившись на новой основе.