Алексею Суркову
Свинцовой хмурью горизонт придавлен.
Загромоздили небо облака,
так,словно бы над древним Ярославлем
сгустились все минувшие века.
День, безоглядно пополам ломая,
прогрохотал самодержавный гром,
как будто бочки грузчики катали,
или промчалась конница Мамая
за кучевым клубящимся холмом.
Был ливень крут.Он шёл сплошным потоком,
топил, топтал цветы и деревца.
Он так хлестал, что сам Никола Мокрый
промок насквозь – от шпиля до крыльца.
Он клокотал и выл,бросая вызов,
он скрежетал о камень и металл…
Скажу по чести, но таких сюрпризов
я у природы русской не видал.
Но, как утюг, разглаживая воды,
спокойно плыл по Волге теплоход.
Лохматый пёс неведомой породы
плескался в луже, веселя народ.
Подставив руки струнам струй звенящих,
плясали дети,радостно визжа…
И,утомясь, гроза сыграла в ящик,
последней тучкой над рекой дрожа.
Гром о себе напомнил в отдаленьи,
ворча, как дед обиженный, в усы…
И золотились лунные колени
у девушек, промокших и босых.
И юный дождик,чувства не скрывая,
бежал за ними,пробуя свой альт,
серебряные гвоздики,вбивая
в тугой отполированный асфальт.