Помогите разобраться: роман или не роман
У меня закрутился или я заюлил в нем?
Но поскольку известно, что я и роман - обман,
Давайте рассудим, как по-другому это назовем.
Я не буду пытаться дальше продолжать в стихах: нет, не потому, что может возникнуть впечатление, что у меня и вправду роман, просто мне лень, не достает способности, вдохновения и проч.
Значит дело обстоит следующим образом. Конец лета. У меня впервые почему-то именно тогда пришла мысль поменять маршрут автобусных поездок на работу: 104-ый сменить на 134-ый, что увеличило удобство и снизило время, затрачиваемое не в мою пользу.
С первых же дней этих утренних поездок по слегка измененному маршруту я заметил, что на ст. м. Малиновка, где высаживается много народу, пожилого преимущественно, садится одна молодая девушка. Я бы ей дал лет двадцать против моих двадцати пяти. Нужно описать девушку. Все знают мою Олю. Ну так вот, если прибавить немного загара, отнять пару сантиметров росту, чуть оттопырить ушки и добавить лобика - получится, кажется, та же Оля. Но есть все-таки и громадные самочувственные различия. Впрочем, не заню, были бы они, дай мне встретится прямым взглядом с Олей более одного раза, сведи нас судьба в непосредственном длительном совпадении. Вообще, расследуя мое самочувствие относительно этой девушки, приходится иметь в виду Олю. Оля не может никуда деться, пропасть из виду, потому что первая любовь не то что зарифмовывается в кровь - от нее рождаются дети: явные или неявные, настоящие или образные, творческие. Что можно назвать первой любовью? Влюбленность и болезнь, как явления нарушения самостоятельного функционирования, одинаково присущи здоровому человеку. Эти явления, в свою очередь, имеют двойственный характер: сужаться и распространяться в душе и организме. И вот поиск вакцины, лечение - и есть первая любовь: влюбленность и болезнь, как опухоли, уменьшаются и соединяются в одно целое, держась на разработанном особым сплавом расстоянии-мосту, который в то же время есть поле для творчества и преобразования окружающей нестройности.
Но вернемся к моим поездкам и к пока еще не моей девушке. Заметим, что в жизни словосочетание "моя девушка" мною никогда не использовалось и не будет, ибо это противно моему существу. Это словосочетание - порождение нелепого капиталистического строя. Правильно говорить: жена, подруга или товарищ, коллега. (Вот пришло в голову слово "приятельница", но это сверхъестественное слово, это подруге нужно быть как женой (парадокс: по звучанию, но не по смыслу; друг дороже приятеля), но в то же время не заходить за границы обозначенного круга. Может быть, не затормозись мое общественное развитие, это слово могло бы стать одушевленным, но что-то пошло не так, и я теперь не вижу допустимым ни один из предложенных мною вариантов обозначения женского пола. Я могу свободно произносить лишь "мама"). Из приведенных слов я, к сожалению, также не могу выбрать и применить какое-либо к моей инопланетянке - да, так я ее решил называть про себя, присмотревшись к ней во время посадки на ее остановке. Я всегда располагаюсь на заду автобуса, становясь либо напротив кожуха, очертавшего колеса, ложа на него свой рюкзак, либо садясь на свободное место, что доводится редко. Инопланетянка же располагалась почему-то в противоположном конце, у кабины автобуса. Так длилось пару недель, за которые мы только переглядывались в начале иногда, если толпа не забивала автобус, да в конце поездки, если я выходил из средней двери. Не синхронно: мельком, украдкой: я, что-то близоруко соображая, чувствуя про себя, она - не знаю о чем думая, запропащиваясь подолгу в своем телефоне. Ох уж этот телефон! Помню, в студенческие годы, я специально проходил ту символичную остановку, чтобы встретить там Олю - и встретил ее раз, одну, сидящую на лавочке и уставившуюся в телефон. Я прошел мимо и боковым зрением заметил, что она не обратила никакого внимания на своего возлюбленного, одного, пересекающего пустующий остановочный пункт. Потом прочел в ее твиттере нелестное высказывание в адрес апрельского снега, вот сейчас для нас валившего, для нашей встречи. Почему я не подошел к Оле тогда? Я ее боялся, дико боялся. Ноги подкашивались, делались ватными при мысли, что к ней надо подойти и заговорить.
Но вот прошло около двух-трех недель с момента моей пересадки на 134-ый маршрут. Наши взгляды (мой - мутно-серьезный, ее - сожалительно грустный) начали все смелее встречать друг друга на ее остановке через окошко автобуса какую-нибудь секунду. (Должно быть у меня эта смелость вызвана каким-то ненаполняюще-упоительным чувством нетревожности разлуки нас приятно случающего). Секунда - и двадцать минут всяких своих мыслей, перебиваемых этим взглядом. Потом - мне выходить на Корженевского, а ей дальше куда-то - и еще смесь настороженных, проверяющих коротких взглядов перед выходом.
Однажды, не так давно, недели две назад Она зашла не в первую, а в последнюю дверь и стала около меня. Какие у меня чувства возникли? Ясное дело, волшебно-захватнические. Виду же я никакого не подавал и упорно глядел вперед, в окно, ища вдохновенья где-то, особенно проезжая отрезок пути по МКАДу, где поля да леса, да нежные пастельные туманы, продлевающие мысленно прерванный сон. С неделю еще так продолжалось: по взгляду в начале и в конце поездки. Потом посыпалось: купидон начал пускать свои стрелы. Впрочем, либо купидон малолетний, либо у него стрелы деревянные, без наконечника. Но может это еще опаснее? Я не знаю. Не верю я во всю эту чушь. Какую чушь? То напирающий народ так прижмет, что моей соседке не за что взяться, и я ей уступаю свой поручень, подвигаясь, ища другой. То какой-то мужик нервно поглядывал в ее сторону (она сидела сзади меня, параллельно этому мужику передо мной, который сидел чуть сбоку по левую руку), и я заслонил ему обзор. То объявилась ее подруга, ставшая между нами и давшая начало разговорам между ними, которые мне приходилось слушать и узнавать, быть может, не интересующие меня подробности - и я стал вновь слушать плеер, заброшенный с прошлого года. То вот - сегодня - она стала рядом со мной, слева, и - что вы себе думаете? - ее зонтик упал на пол прямо между нами. Народ волновался в автобусе, пер то на выход, то со входа - ей было, наверное, неудобно сразу поднять зонтик (искал оправдание своему бездействию, как будто "сразу поднять зонтик" могло спасти). Но каких-то лишних пару секунд - и неприличие, позор мне в ее наклоняющемся передо мной лице! Я быстро наклонился, поднял и передал ей зонтик. Ее лицо лучилось улыбкой, которая получена в смеси с моим - не представляю каким - выражением лица, безмолвно говорящим, наверное: я не виноват, я здесь ни при чем, он сам упал - выражение негласно поверженного, чуть тронутое испугом.
По моем выходе уже не было прощального взгляда. Произошедшего с предостатком хватило на целую бурю чувств, которую я запер и разбирал. Одно я увидел точно: улыбка на лице инопланетянки была в точь та же, как и у моей Оли, когда я оставил от нее получать вести, давно оставившей меня как вовсе ей неизвестного.
Конечно, я думаю, как хорошо бы с ней познакомиться. Хотя мы и так уже знакомы. Но хоть с кем-то быть явно и независимо знакомым! Вопрос в том, как? Если я приступлю с вопросом "Простите, вас не Олей зовут?" - так ведь не хорошо? И хотя ей и не подходит это имя, разве можно иначе? Может быть другому, ей...