ЛЮДИ ДОЛГА
Валера невольно сблизился в Афгане с Евгением, хотя внешне были они разными людьми, да и характерами отличались. Но сошлись как-то, и возникла между ними хорошая мужская дружба. Евгений родом был из профессорской семьи, и его знания не шли в сравнение с Валеркиными, а он к ним тянулся, как мотылек к свету. На войне книг не почитаешь, и Женькины рассказы разнообразили досуг на привалах и в казарме. Но не показывал Валера другу своего теплого к нему отношения, наоборот, скрывал его под маской нарочитой грубости и обращался к нему часто с подначкой, а иногда и с каверзным вопросом. Было в нем желание запутать друга и хоть как-то дать ему почувствовать ограниченность его познаний, увидеть его растерянность или слабину.
– Ну да ладно! Длинный, объясни-ка, как это действием можно меньше принести вреда, чем словом? Можно ли исправить это действие? I
Евгений, иначе в обиходе Длинный, блаженствовал, лежа на пригорке между валунами, словно набросанными рукотворно и защищающими отдыхающих солдат от порывов ветра, дующего по ущелью. В полудреме грезилось сладкое время «гражданки» и его Татьяна улыбающаяся на прощание, как на фотографии, которую он постоянно носил с документами. Их любовь, пока тайная, без объяснений, но она тревожила его чувства.. Не безразлична и Татьяна к нему, он это чувствовал, знал. Не может он выбросить ее из сердца, и она ему часто является в грезах, как наваждение, путает его мысли, наполняя душу сладкой истомой и надеждой. Ему было хорошо с этим ощущением, и он его не гнал, напротив, каждый раз, засыпая, возвращался к нему, поднимая себе настроение.
Вопроса Евгений не услышал, он нехотя приоткрыл глаза и попросил Валеру повторить вопрос. Тот не заставил себя долго ждать, даже не возмутился, что друг его не слушает. Повторил вопрос и тут же дополнил новым, с примером из своей жизни.
– Было как-то у меня на преддипломной практике: нес на плече трубу… тяжелую такую, и только хотел открыть калитку в заборе, как она распахнулась – и на мою трубу прямиком лицо начальника цеха... Доли сантиметра его спасли, уклонился он от удара и прошел мимо, ничего не сказав.
– Ну и в чем вопрос? – не понял мысли друга Евгений. – Ты не экстрасенс, чтобы через калитку видеть.
– Подожди, дослушай! – остановил его Валера и продолжил свои мысли.- Нарезал резьбу на трубу, возвращаюсь той же дорогой, только за ручку калитки, а она сама открывается, и тут уж я уклонился от прямого встречного... с начальником цеха. Тот вежливо поблагодарил и пошел своей дорогой. Это что, случайность или закономерность?
– В любви такие вопросы обычны, когда кто-то кого-то находит или теряет, – пояснил Евгений, еще не отойдя от сладких грез о любимой девушке.
– Не скажи, вот... – хотел было возразить Валера, но осекся и остановился в разговоре.
Эта тема была для него приятной, и он готов был приврать что-нибудь такое, чтобы удивить сослуживцев, но он знал, что для его друга она запретная. Обычно он возвышенно говорил о девушках, сыпал цитатами и примерами из литературы и до того занудно, что отпадала охота продолжить начатый разговор. Этот Женька был вообще не от мира сего: уважительный в отношениях, мягкий в разговорах, следил за своей речью и не позволял себе никакого жаргона, резкого солдатского слова. Интеллигентно вел себя на равных со всеми. Вот только Валера никак не возьмет себе в толк, и друг не может ему пояснить - зачем ему нужно было добровольно идти в армию? Он из профессорской семьи, и, видимо, отмазать его от службы в армии родители всегда смогли бы? А он добровольцем в самое пекло войны! В Афган, и притом в десантные войска! Без спортивной подготовки - тяжелее авторучки он ничего в жизни не держал.
Правильный он какой-то парень, может, поэтому и льнет к нему душа, и хочется с ним поговорить и потрепаться. А Валере их дружба еще и на пользу: Евгений с ним занимался по математике для поступления в институт после армии. И не безуспешно! Благодарен и признателен он Жене, но свои вопросы обрушивал на друга по поводу и без повода, словно изголодался по знаниям или хотел загнать друга «в угол».
– Женя, а что тебе нравится в людях? – задал вопрос он ради вопроса, чтобы только не молчать. И такие он ему подбрасывал, сам прикрывал глаза и вполуха слушал друга, монологи которого обычно были длительными. И в этом Валера выгоду имел, эксплуатируя друга.
– Холуи, чинуши, тупицы... можно продолжить перечень? Порядочным надо быть в любой обстановке... В общем, человеком!
Умолк Женя и призадумался, бросив взгляд поверх гор в южную лазурь неба, и ушел в себя. Примолк и Валера, удобно разлегшись на теплой земле и подставив лицо ласковым вечерним лучам солнца. У него тоже возникло желание подремать от безделья, но их благодушную безмятежность нарушил Рустам, возвратившийся из разведки. Его часто посылали послушать разговоры местных жителей и моджахедов. Он был из Душанбе и понимал афганцев, таджиков и узбеков. На сей раз принес он плохие вести и, укладываясь рядом с Женькой, тихо проговорил:
– Табак наше дело! Обложили нас «духи», заперли нас в этом ущелье... Утром устроят нам мясорубку.
– А комбат что сказал? – поинтересовался Валера.
– Что комбат? Наш Юрок невозмутим, будто знал, что нас ожидает... Остался с командирами решать...
– Тогда нам надо выспаться, - спокойно заметил Женя и стал удобно устраиваться ко сну, поправляя под собой полы шинели. – Наш комбат придумает, уверен!
Эта Женькина уверенность подняла настроение у других, и Валера поддержал друга:
– Спать, так спать! – и,поправив под головой скатанную шинель, в тон другу заметил:
– Наш Юрок башковитый, придумает, не даст батальон в обиду.
Не один Валера был уверен в своем комбате – майоре Юрии Петровиче Корсунове, которого между собой любовно называли Юрок. То ли за душевность его к солдатам дали ему это имечко, то ли за его непоседливость и желание в любое дело сунуть свой нос, а самое главное, чтобы все было по его. Трудно объяснить, но прозвище Юрок крепко приклеилось к нему, и уже ротные иногда не стеснялись этим именем его отметить.
В это время в палатке комбата собрались офицеры батальона, они и не думали об отдыхе. Информация Рустама – лишнее подтверждение тому, о чем они уже с утра догадывались. Необдуманно направил их сюда начальник штаба, исполняющий обязанности комполка. Задача была существенная: перехватить караван с оружием. Откуда он получил эти сведения, но ухватился за них, как за Звезду Героя, и необдуманно направил батальон в явную ловушку. Это можно было оценить по фактической обстановке, и мог бы он перепроверить информацию? Трудно его судить задним числом! Лично взял он на себя эту ответственность или согласовал с кем? Трудно проверить. А военные люди обязаны четко исполнять приказы и не обсуждать их. Они к этому привыкли, и потому их батальон так оперативно передислоцировался, заняв свои исходные позиции, не предполагая ожидающей ловушки. Хорошо еще, что начштаба догадался о запасной волне для переговоров на всякий пожарный. Офицеры по отрывочным признакам поняли, что их основная волна прослушивается противником, и все их разговоры, до того как они заняли позицию, им известны.
Оперативная карта, испещренная указателями, кружками, стрелками, была разложена на земле, придавлена по краям кусками гранита, и майор с офицерами решали и искали выход из сложившейся обстановки. Убрал комбат со лба ниспадающие волнистые русые волосы, из-за которых он часто имел неприятности с новым начальством, и внимательно посмотрел на карту. Волосы он берег как талисман и под любым предлогом уклонялся срезать. А начальство, пообщавшись и поняв цену майора Корсунова, привыкало к его прическе и переставало к нему придираться. Движение пятерней, как расческой, по волосам для всех было сигналом, что разговоры закончены, надо слушать решение комбата. Оно и последовало в четких указаниях по тактике их действий:
– Первая рота прикрывает левый край... людей укрыть за камнями у ручья… Всем передать в эту роту гранатометы, пулеметы и снайперов. Там более сотни «духов» противостоят, надо бить по скалам и создавать обвалы, снайпера выбивают командиров... патронов и снарядов не жалеть!
С командиром первой роты Олегом Желтовым разговор шел в мягких тонах, и слова комбата были скорее похожи на просьбу, нежели на приказ. Этой роте предназначалась задача сдержать основную численность противника, а остальным тем временем выбить противника справа и занять господствующие высоты.
– … Разведчикам ночью зайти противнику с тыла, там «духи» беспечны, не ожидают удара… На всякий случай сержанта Ященко со своим отделением и двумя пулеметами оставить в нашем тылу, чтобы не было случайности и могли прикрыть от неожиданности. Правые высоты берут вторая и третья роты... Высота холмов метров двести, думаю, быстро туда доберемся.
Комбат, показывая на карте-двухверстке отмеченные скалы, большие валуны, продолжал инструктаж:
– Утром пораньше, с рассветом, посмотрите пути продвижения, по пути есть где укрыться, не надо переть в открытую... берегите людей!
А потом, несколько подумав, продолжил:
– Без моей команды не стрелять! С рассвета к нам прилетят на помощь вертолеты, наша задача зелеными ракетами указывать им цель... Желательно одновременно с их прилетом начать штурм правых холмов, потерь меньше будет!
Комбат выжидательно посмотрел в лица офицеров, помолчал задумчиво, а потом доброжелательно и как-то естественно улыбнулся и сказал:
– Ну, с Богом! Отдыхайте! Они ночью не рискнут сунуться!
В горах рассвет наступает неожиданно, но светом земля окрашивается не везде одновременно. Когда верхушки гор уже купаются в солнечных лучах, внизу по ущельям обычно нависает мгла, и тени гор дополняют низины сумраком. Эту возможность использовали роты для перегруппировки. Рассвет принес приятное известие о вылете «вертушек», что они будут на месте минут через тридцать. Это обрадовало людей, и появилась надежда выбраться из ловушки с наименьшими потерями.
А моджахеды не скрывали своего торжества, предвкушали победу, выходили на открытые площадки, ждали светлого времени и поглядывали вниз в ущелье, желая поподробнее разглядеть своего противника. И светлое время наступило... На край обрыва вышел крупный моджахед, черный волосатый покров лица и не первой свежести чалма делали безликой его внешность. Говорил он громко переводчику, а тот криком кричал туда вниз, чтобы слышно было этим... гяурам.
– Вы окружены, можем расстрелять всех за 10 минут, но не хотим лишней крови. Сдавайтесь! Пленных не трогаем! Десять минут на размышление!
– А может, договоримся? – крикнул комбат в надежде потянуть время.
– О чем? Помощи вам ждать неоткуда, золота у вас нет! Что можете предложить?
– Оружие! – не унимался комбат.
– Мы и так его заберем... Время пошло! – твердо выкрикнул по-русски с акцентом этот безликий моджахед-командир, до того разговаривавший через переводчика-толмача.
Комбат был доволен разговором, он понял, что его план, вроде, осуществляется. Запасную волну моджахеды не прослушивали, и его просьбу о «вертушках» не слышали. Через радиста он передал в штаб об условии, выдвинутом моджахедами. Тут же получили ответ:
– Сведения изучаем, подождите с решением.
А моджахед уже кричал сверху:
– Ну что? Получил помощь? Осталась минута, не больше!
Все это время майор Корсунов четко знал, как он поступит, но в нем тревожным набатом звучали голоса жены Лидии и его дошколят сыновей… Они настоятельно требовали от него быть живым! Они нуждались в нем, без него им будет очень-очень трудно! А долг военного пронзительно требовал свое, не считаясь с чувствами. Он резал, рвал по живому телу, и боль заглушала набат родных и близких. Майор Корсунов внушал, вбивал в себя горькую истину: «Иначе нельзя! Так надо! Пусть простят они меня, мои родные! Но им не будет стыдно за меня! Не будет!»
Комбат вытащил из кармана белый носовой платок и спокойно, с каким-то подчеркнутым достоинством двинулся к большому камню, указанному безликим моджахедом. Отсюда легче слышать друг друга и обговаривать условия капитуляции. Неторопливо забрался комбат на плато камня, на нем он выглядел, как скульптура на пьедестале. Огляделся по сторонам, увидел знакомые фигуры солдат, занявших исходные позиции, командира 1-й роты Олега и рядом с ним лучшего снайпера батальона Микешку Садыкова, нацелившего свою оптику на главного безликого моджахеда. Он молча ждал, тянул время, хотелось сохранить жизнь своим подчиненным.
– Оружие на землю! Всем выходить в район ручья и стоять на берегу с поднятыми руками! – громко говорил безликий моджахед, не скрывая своего торжества над противником. И тут комбат руками показал противнику известную всем мужскую комбинацию и прокричал надрывным голосом:
– А этого не хотели! Огонь!
И первым упал безликий командир «духов», лицом к обрыву и покатился вниз по склону. Осел на камне комбат, не упал, а как будто присел, и по нему остервенело засвистели пули, словно стреляли все моджахеды, чтобы раздробить пулями под русским офицером камень-пьедестал и разнести в клочья тело несговорчивого командира-гяура.
Тактический план комбата выполнялся синхронно подразделениями. От шквального огня первой роты опешили «духи», а когда стали сыпаться камни, то замельтешили они на склоне и побежали вверх к спасительному плато. И тут их накрыли «вертушки» своим ураганным ракетным огнем. А другая группа вертолетчиков уже долбала ракетами правую группировку, и под шумок обе роты двигались, бежали, ползли кверху, чтобы выбить «духов» с высоток и занять нужные позиции. Остервенело они поливали огнем наступающие роты, не обращая уже внимания на вертолетчиков и их ракетные удары. Валера торопливо спешил на холм, указанный их командиром, прятался за валуны, вскакивал и стрелял из автомата туда, вверх, где засели «духи». Он ни о чем не думал, торопился со всеми к цели и вдруг увидел расширенные черные зрачки раненого моджахеда, который направлял на него автомат и силился выстрелить. Автомат молчал, он заклинился или не хватало у душмана уже сил для спускового курка, и Валера штыком пронзил врага. Ужас стоял в глазах моджахеда до последней секунды: он тоже хотел жить, и тяжело ему было понимать, что не суждено.
Расколошматили по полной группировку противника. В этом ураганном свисте металла на удивление ни одна пуля не задела Валеру. А вот своего друга Евгения он потерял. Погибло из батальона двадцать ребят, и почему-то нужно было оторвать от него так необходимого ему друга Женьку. Его гибели он не видел, но вот достоинство комбата перед лицом смерти удивило и восхитило весь личный состав батальона. Такое не забудется, пока они живы! Спокойно и буднично комбат своей жизнью спасал батальон от мясорубки. Стройный, щеголеватый майор на камне с развевающимися на ветру русыми, не по уставу длинными волосами словно примерял себя для памятника на высившемся пьедестале.
А война, оказывается, была не нужна нашей стране. Кто знает, так ли это и где истина? Меняются правители, и каждый из них старается историю писать под себя. Пусть пишут! Но не на памяти молодых ребят, не вернувшихся живыми к семьям! Их пора бы поименно записать в почетные граждане страны, на примерах которых подрастающему поколению прививать традиционные ценности русского воинства: достоинство, долг, обязанность. Эти качества надо возрождать и прививать людям. Для сохранения Отечества они сегодня особо необходимы!
Она его невеста
Андрей не любил осень с ее багрянцем и золотым листопадом, вызывавшим восхищение у всех.. Он почему-то воспринимал эти расцвеченные листья как неживые, понимая, что скоро местом их увядания станет грязь, осенние холодные дожди наполнят их влагой… А потом наступят холода с пронизывающими ветрами и первыми заморозками.
Но почему-то главное событие в его жизни произошло осенью. Встреча была случайной. Анна с подружкой выходила из магазина, ворча на бесконечный моросящий дождь. Именно в этот момент что-то екнуло в груди Андрея. Никогда не заводивший разговоров с незнакомыми, он неожиданно для себя произнес: «Что может быть лучше плохой погоды?» Анна взглянула на него, и в ее глазах за несколько секунд промелькнуло удивление, любопытство и, наконец, неловкость за свою растерянность перед незнакомым парнем. Видно было, что этот рослый парень заинтересовал ее. Не в силах сдержать смущение она схватила подружку под руку, и они быстро смешались с толпой спешащих неизвестно куда людей.
Этот взгляд Андрей не мог забыть: он задел в нем что-то самое сокровенное и заставил постоянно думать о незнакомке. Где бы ни находился Андрей, он мечтал о встрече с этой девушкой. Хоть поселок был и небольшой, где жил Андрей, встретиться довелось им только весной. Под апрельским солнцем со всех крыш дружно звенела капель, собираясь в озорные ручейки. Вместе с талой водой исчезал порядком надоевший снег, а с ним морозы и холода.
Незнакомка шла ему навстречу, жмурясь от яркого солнца, откровенно радуясь теплу, наступившей весне. Глядя на нее, Андрей подумал: это сама Весна-красавица идет ему навстречу. И тут же он решил: она, только она должна стать его невестой.
Счастье мгновенно подхватило их и нежно закружило в радостном хороводе: встречи, улыбки, поцелуи, объятия. Каждый миг наполняя узнаванием и восхищением друг другом. Аня оказалась удивительно чистой, неповторимой в своей искренней целомудренности девушкой, влюбленной в литературу, слегка наивная и бесконечно миролюбивая.
Все в ней Андрею нравилось. Ее забота о брошенных животных вызывала умиление: никогда не пройдет мимо оставленного котенка. Обязательно подберет и пристроит в добрые руки. Глядя на нее, Андрей понимал, что из нее получится заботливая, любящая мать. Ее аккуратность и любовь к чистоте и порядку во всем восхищали. Что бы она ни говорила, что бы ни делала – все было естественно, без всякой рисовки.
Она всегда легко, без затруднений находила выход из любой ситуации. Недавно оказавшись в гостях у ее приятельницы, он стал свидетелем интересного разговора. За вечер она несколько раз как бы невзначай упомянула о своем высшем образовании, а потом неожиданно обратилась к Ане с вопросом: «А кто такая Пиковая дама? Много раз про нее слышала, а подробностей не знаю». На что Аня быстро ответила: «Это коварная любовница любителей острых ощущений». И тут же перевела разговор в другую плоскость.
Аня рассказала преинтересный случай, произошедший с ней несколько лет назад, потом пересказала какой-то странный сон. И все это так легко и непринужденно. Андрею даже пришла в голову мысль, что ей надо бы учиться в театральном институте. Но он сразу испугался этой мысли, понимая, что тогда она была бы для него потеряна навсегда.
Когда девушки выходили попудрить носик, Аня, видимо, объяснила подруге, кто такая пиковая дама. Это было видно по смущенному взгляду последней.
Жить Аня хотела в большом городе, где есть условия для развития детей. Она фантазировала и говорила, что если у них будет мальчик, то они обязательно заинтересуют его спортом. Судя по комплекции Андрея, вероятнее всего – баскетболом. А девочку отдадут в музыкальную школу. Аня всегда мечтала о занятиях музыкой, но у нее в детстве не было такой возможности.
Андрей впервые встретил девушку, которая без особенного энтузиазма слушала современную эстраду. Для нее наслаждением была классика. Не имея музыкального образования, она почти наизусть знала биографии известных композиторов, не говоря уже о произведениях, ими созданных.
Сторонница городской жизни, она с удовольствием ухаживала за саженцами на приусадебном участке, сажала рассаду, объявляла войну сорнякам, восхищалась одуванчиками, радовалась всякой бабочке. Аня всем сердцем любила родную природу – Волгу, лес, поле. Она и Андрея научила смотреть по-новому на окружающий мир. На то, как красиво в степи умирает закат. На неповторимые краски небесной светописи, не подвластные самым искусным художникам.
Иногда она задавала неожиданные вопросы: «Скажи, Андрюша, почему в нашей стране с богатейшими природными богатствами большая часть населения живет за чертой бедности? Почему в России русские оказываются самыми неприспособленными?» Ему хотелось тоже выразить свою точку зрения, но он не позволял себе этого, боясь встретить непонимание.
Ему приходилось работать в охране на строительном объекте, где начальство проезжало с умным видом на автомобилях через КПП, разговаривая при этом по мобильнику. Со стороны могло показаться, что они постоянно заняты проблемами строительства, заказами, их исполнением… На самом же деле первостепенной задачей каждого было как можно больше урвать на карман. Бригады рабочих менялись так часто, что невозможно было запомнить их лица. И все они жаловались, что мало платят. Вакансии быстро заполнялись новыми работниками, и все шло по заведенному порядку. Был и небольшой постоянный контингент, как-то сумевший договориться с начальством. Зачастую расход государственных денег на строительство больших объектов превышал запланированные в разы, и за это никто не нес никакой ответственности. Многим было известно, что некоторые губернаторы торгуют землей, принадлежащей государству, в собственных интересах пополняя и преумножая свое материальное благосостояние. И никто всерьез из них никогда не был наказан. Одни уходят, на их место приходят другие, и все повторяется.
Новые заводы, которые строятся, влияют негативно на экологию. Один только завод по изготовлению кошачьих смесей каждый день использует 640 новых поддонов, сделанных из сосны. А таких заводов несколько. Не слишком ли хорошо заботимся о котятах и не слишком ли много отбираем у потомков? Неужели нельзя эти поддоны делать из пластика или других материалов? Вероятно, в Германии никто еще не додумался, чтобы делать поддоны из столь ценной древесины. Да там и никто бы не позволил так бездарно относиться к лесным богатствам.
Прогресс, конечно, – великое дело, но слабо верится, что новые заводы, выпускающие резину, пластик и прочую продукцию, не будут влиять на здоровье и не будут загрязнять окружающую среду.
Не мог все это высказать Андрей, глядя в доверчивые глаза Ани. Он просто сказал ей: «Не переживай, все будет хорошо, только нужно для этого время. Подрастает молодое поколение, оно будет внедрять новые технологии, которые помогут нашей стране стать богаче, и жизнь улучшится тогда».
Андрей был рад, что Аня учится в педагогическом институте. Она уже перешла на последний курс. Он понимал, что она будет хорошим учителем русского языка и литературы, но в то же время очень хорошо представлял, с какими трудностями ей придется столкнуться. Но также хорошо знал, что всегда будет ей поддержкой и защитой при любых обстоятельствах.
Когда вопрос касался положения русских в России, Андрей вспоминал один эпизод из своей жизни. В первые годы наступившего XXI века он и его друг решили немного подзаработать. Закупили картошку в родных краях по 3,5 рубля за килограмм и отправились в Москву, надеясь там продать ее по 10 рублей. На большие торговые точки пробиться невозможно, и они подъехали к небольшому рынку в Кунцево. Народ активно покупал картошку по 12 рублей, и они мысленно уже множили свои две тонны… Но у ворот рынка дорогу им перегородили азербайджанцы. Они не угрожали, а доходчиво объяснили, что если Андрей с другом не уедут, то будут иметь дело с милицией. Присмотревшись, Андрей понял, что все продавцы на этом рынке работают на кавказцев. Исключение составляла одна пожилая русская женщина, торгующая у мусорного бака. В небольшой коробке у нее были яблоки со своего участка. Андрея поразил ее жалкий вид. Особенно неприятно были видеть ее услужливый и благодарный взгляд в сторону благодетелей –
азербайджанцев, позволивших ей торговать. Русская женщина в России робко предлагала свои яблоки. А в стороне стояло несколько человек в дорогих кожаных куртках, с золотыми печатками, без Российского гражданства, сумевших заткнуть уши и рот и замазать глаза капитану в милицейской форме, нагло подошедшему к нам, но потом, чуть смягчившись, предложил продать товар кавказцам по 3 рубля.
Андрей с другом предприняли попытку торговать во дворе, между домами. Тут же к ним подошли две молодые женщины, угрожая бумагами с печатями, и успокоились только после врученных им двух сеток с картошкой, аккуратно уложенных им в багажник автомобиля. Они и посоветовали сдать товар на оптовом рынке.
Невозможно представить, чтобы такое могло произойти в Азербайджане с местными жителями. Воистину широка русская душа, но знать бы, как с этим бороться. Как избавиться от продажных чинуш и иуд в полицейской форме, покрывающих постоянно наркоторговцев и прочую шваль.
Иногда Андрей с Аней говорили о жизни, о судьбе. Аня верила в неизбежность, заранее кем-то заготовленную, и в то же время была уверена, что многое можно изменить, если очень постараться. Андрей привел ей несколько примеров. Про одного миллионера, занимающегося дайвингом: его случайно подцепил пожарный вертолет и сбросил на горящий лес. Тут уж востину: кому суждено сгореть – не утонет.
Судьба другая: он родился и прожил до глубокой старости в доме терпимости. Единственная его работа заключалась в выдаче контросептиков жрицам любви. Бесплатно пользовался дамскими услугами, имел отличные жилищные условия и хорошо питался. Когда ему исполнилось 70 лет, хозяйка заведения хотела его уволить, но за него дружно вступились все обитательницы заведения.
Второй случай трудно назвать судьбой, человек легко мог ее изменить. За свою несложную работу он все же получал жалование и скопил капитал. Мог в любой момент изменить образ жизни, но он был доволен такой жизнью.
Если в первом случае – от судьбы не спрячешься, то второй трудно назвать судьбой, хотя с этим можно поспорить. Иногда само рождение сильно влияет на судьбу.
Еще более непонятная не то судьба, не то наказание - умерет ь на операционном столе от большой потери крови. Врачи не в силах что-либо сделать, если при больном есть документы, указывающие на принадлежность к вере, категорически запрещающей переливание крови. Как впоследствии выяснилось, это был воришка, укравший кошелек с документами и вскоре попавший под машину.
Случайно или по высшей воле повстречал Андрей Аню, это уже неважно. Важно то, что взаимная симпатия быстро их сблизила. Все вокруг, чего бы они ни касались, о чем бы не спорили и что бы с ними ни случалось, – подводило их к загсу.
Завтра – второе июля, очень важный день – сватовство. Родители должны решить свадебный вопрос. Этот день Андрей мысленно проигрывал в своем воображении не раз и все же волновался. Будущие родственники, родители Ани, очень хорошо к нему относились. Им нравился этот здоровый, крепкий парень.
Анна выросла в обыкновенной рабочей семье. Мать много лет работала на заводе табельщицей. Характером была спокойная и слишком кроткая. На своего мужа Василия Семеновича смотрела с почтением. Отец, бывший шофер, любил поговорить и при разговоре всегда переводил тему на автомобили. На замечания Андрея по поводу образованности общего знакомого твердо заметил: «Да какой он умный. Он «Бычок» от «Зубренка» отличить не может. «Зубренок» – это МАЗ, выпускают его в Белоруссии, а «Бычок» – родной ЗИЛ. Они и с виду совершенно разные.
Василий Семенович в любой компании часто задавал один и тот же вопрос: «Вот назовите мне десять деталей на букву «р», без которых ЗИЛ не сможет поехать». И с хитрой улыбкой смотрел на всех и, как бы подталкивая, подсказывал: «Руль, рама, редуктор, радиатор». И очень зауважал будущего зятя, когда Андрей продолжил: «Ротор, рессивер».
Василий Семенович пребывал в восхищении. Рессивер никто не мог отгадать, а этот сразу назвал. Чтобы Василий Семенович лишнего не ляпнул, как, например, он выразился по поводу балета: «Балерина ногой трясет так же, как корова, когда наступит на свою лепешку», надо было придумать какую-нибудь интересную тему.
Сватать придут два брата матери Андрея со своими женами, одна из которых интеллигентная женщина – учительница музыки. Андрей волновался и в то же время был очень счастлив. Возможно, поэтому ничто не шло на ум.
Первый день июля пролетел в поисках, в беготне и заботах. Очень быстро наступила ночь, которая незаметно перетекла в утро. Андрей почти не спал – он писал стихи. Это было его единственной тайной. Никогда и никому их не показывал, он хорошо запомнил чеховскую реплику: «Бездарен не тот, кто не сможет писать повестей, а тот, кто их пишет и не умеет скрыть этого».
Писал для себя и не всегда по своей воле. Сегодня около трех часов ночи навязчивая строчка врезалась в его сон и начала искать подходящую рифму. Как он ни старался забыться и уснуть, она подняла его с постели и заставила взять ручку.
Он и не заметил, как наступило утро, как пришла Аня, которая, прежде чем зайти в его комнату, несколько минут общалась на кухне с Верой Николаевной. Мама Андрея, как обычно, сетовала на рассаду. Ей казалось, что у нее в огороде что-то происходит не то. Зато осенью искренне удивлялась богатому урожаю. Любовь к земле и трудолюбие не проходили даром.
Андрей не сразу заметил, как невеста вошла в комнату. Она часто бывала у него дома, но такое видела впервые. Аня смотрела с удивлением на обернувшегося Андрея, на его смешно покрасневшие щеки и уши. Со словами «Андрюха, что это ты тут делаешь?» взяла со стола листок бумаги и прочла вслух.
Твой порыв, как снежинка чистый,
Как весенний наряд цветов,
Как осенний парад из листьев,
Как тропинка из детских снов.
Еще раз прочла, помолчала несколько секунд и серьезно заявила: «Да ты настоящий поэт». Ей было понятно, что эти строки предназначены ей, но все-таки с игривой улыбкой спросила: «Для кого это ты пишешь так красиво?» Андрей, уже оседлавший растерянность, ответил: «Да разве это красиво? Настоящие поэты пишут намного лучше».
«А ну-ка докажи!» Она его слегка подзадорила. Ей действительно понравились эти строки и то, что за все время знакомства Андрей ни разу даже не намекнул ей о своем хобби. Это и смущало, и радовало. Тем временем Андрей процитировал слова неизвестного французского поэта, посвященные королеве Шотландии – Марии Стюард.
Как в зеркале, обворожая нас,
Явит нам в женщине величие Богини.
Жар сердца, блеск ума, вкус, прелесть форм и линий
Вас людям небеса послали в добрый час.
Природа, захотев очаровать наш глаз
И лучшее затмить, что видел мир доныне.
Так много совершенств собрав в одной картине,
Все мастерство свое вложила в вас.
Недолго думая, Аня ответила словами Марии Стюард, посвященные своему вассалу.
Единственная цель подруги вашей
Служить вам, угождать и подчиняться.
Вас обожать, пред вами преклоняться
И, презирая все несчастья, - впредь
Свой высший видеть долг в повиновенье,
Чтобы отдать вам каждое мгновенье,
Под вашей властью жить и умереть.
Не успела Аня закончить, как они весело рассмеялись. Была раскрыта еще одна тайна – они оба, оказывается, читали Стефана Цвейга.
Успокоившись, Аня напомнила план на день. В 9 часов он отвезет ее в салон красоты, встретит в 12. Родители Ани ждут всех в два часа, ну и как еще она сказала: «Кое-что по мелочам».
Все шло по плану. Андрей отъехал от салона, остановил машину, зарядил в новенький магнитофон диск с песней Сергея Астафьева «Парус». Эту песню Аня еще не слышала, он хотел сделать ей сюрприз.
Утро было солнечное, жаркое. Кое-где щебетали пташки. Мимо прошмыгнули пацаны с удочками. На кого-то огрызнулась собака. Андрей вышел посмотреть, кем было вызвано ее недовольство. Это была кошка, предусмотрительно забравшаяся на тополь. Из-за угла вышла группа гастарбайтеров. Андрей хорошо знал бригадира, блиставшего гладко выбритой лысиной. Кивнув ему головой для приветствия и не найдя нужных слов, спросил: «Ты что, постригся?» Азам, так его звали, слегка задумался и ответил: «Наверное, с мозгой что-то не в порядке был». И с победной улыбкой оглянулся на своих спутников. Они поддержали его дружным хихиканьем, вероятно, подумали, какой у них умный бригадир.
Время тянулось медленно, и Андрей, чтобы скоротать его, решил застраховать автомобиль, благо Госстрах был рядом. В зале было почти пусто. Перед женщиной, занимающейся страхованием, сидел невысокий, средних лет мужичок. Он с кривой улыбкой делал ей нескладные комплименты, а сам доставал из папки все новые и новые документы, пока не собрал очередь за спиной Андрея. Это ему надоело, и он решил, что страховка еще подождет несколько дней.
Вышел на улицу и удивился, как тополиный пух облепил обильно его автомобиль. Чистой тряпки в машине не оказалось, и он подъехал к аптеке за марлей. На крыльце копошилась грузная женщина, которая чуть ли не боком входила в дверь. Андрей мог бы обойти ее по коридору, но ему показалось неудобно проходить вперед, о чем он вскоре пожалел. Эта дама долго выбирала нужные ей лекарства: спрашивала в таблетках, в порошках, в каплях. И когда, на удивление, было все в наличии, ей не понравилась пипетка для капель. Когда она все же что-то купила, долго рылась в «гоманке» (так она называла кошелек), затем тщательно пересчитала сдачу и только потом освободила место у окошечка.
Андрей быстро рассчитался за марлю, обогнал в коридоре женщину и еще с крыльца заметил приоткрытую дверь своего автомобиля. Потом долго и с горечью смотрел на зияющую пустоту, где должен был находиться магнитофон.
За спиной, спускаясь с крыльца, грузная женщина ворчала о неучтивости молодежи и еще о чем-то, чего Андрей уже не слышал. В его мыслях быстро проносились – салон красоты, Аня, магнитола, «Парус», сватовство, Василий Семенович с неожиданно подвернувшейся для него темой.
Поселковые будни
В это воскресное утро Семен проснулся рано, но Захаровна уже хлопотала на кухне. Значит, уйти незаметно не получится, а похмелиться надо. Вспомнился четвертак под порогом…
Захаровну Семен побаивался. Женщина серьезная, колоритная, иногда пыталась его воспитывать. Семен хотел пройти быстро и молча, но тихий голос жены приковал его к полу: «Третий день приходишь пьяный. Сегодня напьешься – не обижайся».
Семен понимал, это не простая угроза, и, чтобы задобрить супругу, решил сделать что-нибудь хорошее. Взял ведра и пошел за водой. По дороге встретился Васька и, обходя Семена по тротуару, где его схватил за ногу соседский Шарик, заворчал про пустые ведра, про невезение. «Повезло ему, – подумал Семен. – Не Полкан его покусал».
Воды Семен так и не набрал – бросил пустые ведра через заборчик, нащупал в кармане четвертак и отправился за пивом. Водку он твердо решил сегодня не пить: не хотел вводить в грех жену.
За углом Семен встретил Сергея, который так и светился от счастья. Он давно уже поджидал Семена. Ни слова не говоря, Сергей задрал рубашку и показал горлышко бутылки. Семена так и обдало жаром. Он даже почувствовал, как тепло от выпитого разливается по телу, но нашел в себе силы отказаться: «Не могу, Серега, два дня гулял – Захаровна предупредила».
Серега потускнел. Он хорошо знал Захаровну, тяжелую ее руку два раза испытал на себе и ближе, чем на 300 метров, к дому Семена не подходил. Все они когда-то были одноклассниками, хорошими друзьями, но жизнь и быт внесли свои коррективы. Неуверенной рукой он погладил бутылку по горлышку и сказал: «Матренин». Это был веский аргумент.
Матрена – женщина удивительная. Местный спиртзавод много потерял, не взяв ее на работу. Лет ей было уже за 80, а напиток ее в градусах не уступал возрасту. Свой секрет старуха никому не раскрывала. Жила она зажиточно. Дом – как картинка, огород большой, ухоженный, скотина как на убой. Всегда находились желающие за бутылку, а то и за стакан побатрачить у нее на подворье.
Матренин самогон сокрушил волю Семена. «Пусть будет то, что будет», – решил он, и друзья направились в бар с экзотическим названием «Горная лилия». Никто не знал, почему лилия горная, но все знали, что там всегда можно опохмелиться.
Друзья присели за столик, разлили по одной и под традиционное «Будем!» – выпили. Хозяин заведения обычно препятствовал приносу спиртного с собой, но для Семена делал исключение, так как нередко обращался к нему за помощью. Сам-то он был безграмотный, а Семен выводил его из запутанных лабиринтов бухгалтерии.
Удивительное дело – круглые двоечники по жизни оказались отличниками. Имеют по несколько машин, дома-дворцы, магазины, ларьки на рынке… А Семен, окончивший с отличием институт, в силу скромности и моральной чистоплотности, не вписался в перестройку и оказался не у дел.
За столиком рядом гудела компания из соседнего колхоза. Как выяснилось, местный экскаваторщик поспорил с приятелем, что ковшом сможет снять с крыши своей новенькой шестерки спичечный коробок. Коробок хвастливый экскаваторщик сшиб вместе с крышей. Это событие и отмечала компания в баре.
А по дороге в бар побили Крапивина. Он вроде и не виноват, но, как говорят, дошутился. Один из колхозников, прежде чем приступить к строительству забора, тщательно измерил расстояние. Крапивин подошел к нему и сказал, что сосед недоволен, так как ты занял лишнюю землю. Остужая бурю выплеснувшегося возмущения, Крапивин небрежно похлопал колхозника по плечу и, улыбаясь, заявил, что он пошутил.
В другой раз при встрече с мужиком, у которого автомобиль был на профилактике, как бы случайно обмолвился, что у него лопнул блок в моторе. Третьего обрадовал, что на его новостройке ветром крышу дома снесло.
В общем, все скопилось: и спичечный коробок, и «Спартак» проиграл, и Крапивин попался под горячие руки в нужное время и в нужном месте. Пусть теперь на вопрос по поводу большого синяка под глазом Крапивин острит, что не успел увернуться, когда его пинали под зад.
Хорошо подвыпив, компания что-то шумно обсуждала. Было слышно, как один из них громко сказал: «Я все могу понять: и ракеты, и телевизор, только не понимаю, как в карамельку джем запихивают».
В этот момент в бар вошел Копченый. На самом деле его звали Алик, но его наружность красноречиво подтверждала прозвище. Он и сам к нему привык – с детства так все звали. Более двадцати лет он работал подсобником у каменщиков. Кирпичи класть не научился, сколько ни пробовал, зато подсобником стал незаменимым. К тому же в работе был неутомим. Но уж слишком много говорил. Всегда все и про всех знал. Услышит где-нибудь заумную фразу, долго-долго зубрит, а потом неожиданно среди пьяной компании встанет, сделает задумчивые глаза и процитирует: «Человек – это комета, которая светит людям, не обращая внимания даже на то, что сгорает драгоценнейший металл».
Алик скользнул взглядом по подвыпившим колхозникам и подошёл к столику, где сидели Семён и Сергей. Достал из пакета бутылку водки и банку солёных грибов. Глазами показал Сергею на стаканы и начат рассказывать, что по посёлку рыщет Коршунов – местный бизнесмен. Подрядил братьев Колотовых за литр водки копать траншею. Начертил линию, а водку поставил в стороне на бугорок и уехал. Братья на бугорок и прокопали. Услышав об этом, Серёга и вся компания за соседним столиком дружно обвинили Коршунова: «Сам виноват, не видит что ли, куда ставит».
Копченый поинтересовался у Сергея, отчего Семён такой хмурый. Всё сразу понял и заметил: «Уж, эти бабы! Что хотят то и делают. Вчера к Витьку заходил; его баба к сестре уехала на две недели, а ему оставила стольник. Хватило на литр водки, а тот до обеда кончился. Я в его нужник забежал, а там всё паутиной заросло...». Захаровну Копченый ненавидел: однажды поспорил с ней в магазине. Про себя он её называл «змея хуже кобры», но, сильно уважая Семёна, не сказал это вслух, а посмотрел в его сторону и тяжело вздохнул.
К ним подошёл Виталик, по прозвищу Боксёр. Вид у того – трудно выговорить. Обычно Виталик любит поговорить на тему бокса (в детстве он целый день ходил на секцию): «Я иду, а навстречу мне амбал...» И потом:
«бац, бац, бац». И все-то он бьёт то одного, то один сразу нескольких.
Сейчас он стоял молча, всем своим видом показывая, что если в течение пяти, ну максимум десяти минут не выпьет, то здесь и сейчас возьмёт и умрёт. Копченый, быстро рассудив, что спиртного хватает, налил пластмассовый стаканчик и что-то шепнул Виталику на ухо. Что он ему сказал, слышно не было, но по реакции Боксёра было понятно: больше не подойдёт. Затем мужики налили себе и хотели выпить, как с соседнего столика раздался голос колхозника, по прозвищу Казанова. По его словам, тот за два года выкормил бычка и на вырученные деньги целых два часа обладал прекрасной блондинкой.
– Послушай, Копченый, скажи нам тост, а то надоело: «будем» да «будем!
Алик хотел отмахнуться, но вдруг поднял свой стакан, повернулся лицом к колхозникам и произнёс: «Когда рождается ребёнок, Бог целует его. Если он целует его в ноги, он будет хорошим танцором или хорошим бегуном. Если Бог целует его в руки – быть ему мастером – золотые руки. Если Бог целует его в уста – будет хороший певец или поэт». Тут Алик перевёл дыхание, обвёл взглядом компанию и продолжил: «Давайте выпьем за директора вашего колхоза. Никто не знает, куда поцеловал его Бог».
За этот тост дружно и с восторгом выпили. Такой некогда богатый совхоз развалить не каждый смог бы. Но всё же, видимо, куда-то директор был поцелован, так как построил красивый двухэтажный дом, а недавно купил новенькую иномарку.
В баре воцарилась тишина. Вошли два неразлучных друга-свояка – Ризат и Рашид. Хозяин заведения быстро вышел из-за стойки и вежливо, но очень решительно перегородил им дорогу. Что-то сказав шёпотом, он дал им бутылку на вынос и проводил до дверей. Никто и не пытался вступиться за свояков, а наоборот, все с облегчением вздохнули, когда за ними закрылась дверь. Последнее время их имена были у всех на слуху. Два давних друга, женатые на подругах, жили неподалёку. Недавно их жёны поругались. Как утверждают друзья, из-за пустяка. Как-то Ризат зашёл в гости к Рашиду с первачком. Спешили выпить, пока нет хозяйки в доме. Думали о своём, поэтому, не закрыв калитку, быстро вошли в дом. Ну а вслед за Ризатом во двор к Рашиду зашли его пятнадцать баранов. Пока друзья выпивали, бараны дружно закусывали в саду капустой. Танзеля, жена Рашида, долго не могла успокоиться, даже сгоряча угрожала.
Вроде бы этот инцидент замяли, но спустя две недели Рашид пришёл к Ризату и в дверях показал литр. До возвращения Розы было более часа. За Рашидом увязалась его маленькая собачка – Жучка. Чтобы она не убежала, решили запустить её во двор. Ризат ещё заметил: «Не убежит, все куры во дворе гуляют, ни одна не потерялась». Зашли в дом и выпили. Но их душевную беседу прервал яростный крик вернувшейся Розы. Друзья не понимали, в чём дело? Оказалось, за то время, пока свояки пили, Жучка более сорока курочек передушила А Роза заподозрила в злодеянии Танзелю и пошла к ней выяснять отношения.
Рашид искренне удивлялся: «Дома ни одну курицу не тронула! Как только она их распознает, вроде бы они все на одно лицо».
Пока жёны ругались, мужья решили пойти допить в «Горной лилии». Примерно через час в бар забежали рассвирепевшие подруги. Все, кто там находился, более или менее пострадали: одни были покусаны, другие покарябаны, третьи, в лучшем случае, изощрённо оскорблены. Поэтому никто за друзей не вступился, когда их выпроваживали, а машинально по два раза выпили.
Спиртное заканчивалось, хмель вступал в права. Семен всё более печалился: встреча с женой приближалась. После некоторой паузы Серёга робко предложил: «Семён, пойдём к Фомичу, он что-нибудь подскажет». Изворотливый ум Фомича все знали, и малограмотного мужика почитали за умного человека. Жил он в тупиковом переулке, где с трудом могли разъехаться две машины. Напротив дома Фомича образовалась яма, и после дождя каждый раз «радовала» его огромная лужа. За Фомичом жил большой начальник, который и шагу по земле не ступал: чёрная «Волга» – от порога до порога. И детей в школу, и жену на рынок, и сам всюду на машине. А яму-то засыпать – нужна всего одна машина щебёнки. Фомич не раз обращался к соседу, но тот только отмахивался, ссылаясь на занятость. Поздней осенью, выждав нужный прогноз погоды, Фомич загнал свой «Запорожец» в лужу и ушёл домой спать. Жена ещё поворчала : «Украдут, небось, машину».
Мороз ударил крепкий, лужа до дна замёрзла. «Запорожец» прихватило, как забетонировало. Тут и засуетился начальник: нагнал техники, и к вечеру тупик заасфальтировали. А шурину как он советом помог! Тот в колхозном саду яблоки сторожил. Что только ни делал – всё равно воровали. И палкой гонял, и ружьём пугал – ничего не помогало. Выждал шурин момент, когда побольше воришек в сад залезет, разделся, выбежал да как заорёт: «Ну если догоню!..» С тех пор яблоки не пропадают.
Выпили они на посошок и пошли к Фомичу. Дома его не оказалось, а может, просто не открыли. Видимо, вид компании не располагал к общению.
Чувствуя за собой вину, Серега посоветовал: «Семён, я когда такой, свою Надьку ввожу в заблуждение. Я говорю ей или про горные лыжи, или про дельтаплан, или про подводное плавание».
Сказав это, Серёга стал отставать. Копченый уже давно потерялся, до дома Семёна оставалось не более 300 метров. Семен усиленно выбирал вариант: лыжи он забраковал – никакой снег Захаровну не выдержит. Дельтаплан тоже не подойдёт. Ему на крылья одной юбки Захаровны хватит, а для неё весь материал с рынка закупить придётся. Решил остановиться на подводном плавании. Как мог, сосредоточился и обреченно вошёл в дом. Захаровна стирала. Семен перевёл дыхание и произнёс: «Подводное плавание открыли, Tы сколько под водой сможешь?». Тут он осёкся, встретившись взглядом с супругой. «Я – не знаю, – ответила жена. – А вот тебя сейчас проверим».
Никогда ещё Семён не пил так много воды, но успел все-таки подумать:
– А что если бы я сказал про дельтаплан?