Жизнь ещё мерцала, догорая,
глуше стал в глуши вороний грай.
Не душе был не доступен рай,
просто рай родным мне не был краем.
Как-то глупо сложен был мой нрав,
я не знал, что значит – быть красивым –
этот блеск дождём политых трав,
рыбий всплеск на плёсе карасином,
чайных звёзд пригоршня в котелке,
треск поленьев, храп моей собаки -
пролетало облаком в реке,
исчезало с месяцем во мраке.
Всё, что было - не было во мне,
всё, что есть, кипящее, во плоти.
Схоронил я Сущее на дне,
в золотом, заброшенном болоте.
Но теперь, как понял ясно я,
по крупицам жизнь развоплощая,
почему, приняв к себе земля,
в край родной меня не возвращает.