«На свете вроде есть, но все же меня нет» —
Тревожной мыслью забита голова.
«В жизни моей горит лишь тусклый красный свет,
И выбраться из тьмы смогу ль едва»
Сначала я пытался оклемать свой ум
И не искать решенья в суициде.
Теперь же под напором этих страшных дум
Понял, что жизнь не будет в прежнем виде.
Где есть путы уныния, там есть и страх,
Что рука счастья не коснется больше,
А уж попытки всё вернуть терпели крах…
Сон не давался мне минуты дольше.
Открыл глаза, надеясь, что не будет стен,
Но обитал лишь в доменном отсеке.
Давно нет в жизни больше славных перемен,
И, словно в клетке, заперт здесь навеки.
Повсюду серость, едкая на будний глаз:
Частицы пролиты на окруженье.
Я, словно в старом фото нахожусь сейчас.
И нет уже надежды на спасенье.
С кровати еле встал, скрипя, иду к столу,
Ногами шаркаю я по паркету.
Лежат, валяются бумаги на полу:
Счета глупцов, записки и анкеты.
Сел я за стул и начал разгребать гору:
Макулатурные мои избытки.
Хоть не надеялся, что всё я уберу,
Но, что не сделаешь, ради попытки.
И вот, я, разбирая этот мусор, муть,
Средь тьмы обрывок света обнаружил.
Былое смог моё он встрепенуть чуть-чуть,
Но был я тем тёплым письмом контужен.
С огромной скоростью промчался краткий путь —
Что было в прошлом, пережил ещё раз.
В слезливой тишине стал голос мой тонуть —
Что было счастьем, пережил ещё раз…
***
Эх, детство, детство — яркий-яркий бриллиант.
Летом сверкал, блистал ещё сильнее.
Искать в природе радость у меня талант:
Берёза, дуб — нет ничего роднее,
Могучая сосна, стремится в небосвод,
Речка бежит, как будто змей игривый,
Малюсенькую ветку муравей несёт;
И летом я уж чересчур счастливый.
По полю жёлтому бегу скорей вперёд,
Касаюсь лёгкой я рукой пшеницы,
Совсем не думая, меня что ждёт.
Забава, радость из меня струится.
Вдруг вижу вдалеке какое-то пятно —
«Ох, милое, но на кого ж похоже?»
Своим неутомимым бегом мчит оно,
И я срываюсь с места, мчусь к ней тоже.
Домчался, запятнав её своей рукой,
Прыгнул туда, где красна земляника,
А девочка, смеясь, кричала мне: «Постой!»
В кусты нырнула дорогая Вика.
Играли так мы каждый день и каждый час,
Куда шёл я, туда она ходила.
Словно вдвоём притягивало что-то нас,
И было это очень-очень мило.
Я помогал ей на рыбалке поплавок
Удерживать крепко своей рукою.
Был в детстве я слишком румянен, краснощек,
Она же поразить могла душою.
И так со свистом пролетело много лет:
Душевно, радостно, счастливо, светло.
Свела взрослая юность детчество на нет,
Не знал, что предвещало это много бед.
Вся благодать исчезла незаметно…
***
Прошёл уже, наверное, час и второй,
А я сижу и вытираю слёзы.
И всё сжимаю я письмо глухой рукой,
А за окном свирепствуют уж грозы.
Хоть всё же мне больнее и больней читать,
Хоть всё же я устал от этой доли…
Но своё прошлое продолжил вспоминать,
И жизни путь по дням стал снова продвигать.
От детства оторвавшись к средней школе.
***
Прошло и первое, и третье сентября,
Но помню хорошо свою улыбку,
Когда пред своей школой увидал тебя,
Когда пошли мы по земеле хлипкой.
На счастье, перешли в один и тот же класс
И за одною партою сидели,
И каждый день я видел радость карих глаз.
В ритме учёбы шли, неслись недели.
И слухи начались, кричал народ:
«Жена, да муж — ой, тили-тили-тесто»
А мы всегда вдвоём лишь двигались вперёд —
За руки брались, уходя в другое место.
На пении учила меня складно петь,
Я же решал вместо тебя задачки.
Хотели вместе мы вот так всегда сидеть.
Карандаши мы брали по две пачки,
Ластик делили тоже на двоих.
«Ручка закончилась? Бери любую!»
Лишь только видеть радость карих глаз твоих,
Когда ликуешь ты, и я ликую.
Прошла и юность малая; десятый класс.
Но не ОГЭ я бредил, сказать честно.
Случилось в те нежданные года как раз,
Что жизнь мою турнуло повсеместно.
***
Как импульсивное и мощное ядро,
Влетали в голову воспоминанья,
О том, как близкое я потерял добро,
И как удар тот принял чересчур остро,
И как, всё больше предан стал отчанью.
***
В таком бурном потоке дни шли и года.
Но знал, не может всё быть слишком гладко.
Запомнил этот рока день я навсегда,
Тогда пришлось уж очень мне несладко.
Всё начиналось, как обычно, будний день
Была одета в школьную ты форму,
От яркого от солнца бросив мельком тень,
Ты ко мне шла на каблуках с платформой.
И со слезами в голосе смогла шепнуть:
— Денис, должны отсюда переехать
С семьёй моей. Меня ждёт завтра долгий путь,
Не знаю, отчего такая спеха.
Прошу тебя, прости меня, Денис, опять.
Я не хотела уезжать в такой спеши,
Но обязательно буду тебе писать
Письма, и ты, пожалуйста, мне сам пиши.
И плач. Не видывал её так никогда.
Я промолчал, сквозь землю провалился
Но вовсе не из-за обычного стыда,
А оттого, что вмиг с небес спустился.
И переписка, что предана надежде,
Так началась, писал карандашом
И я мечтал, что будет всё, как прежде —
Вернётся Вика в свой родимый дом.
***
В судроге письма сразу начал я искать,
Но сразу же присел, взял сигарету.
Ведь вспомнил, что давно смог потерять
Их все, победы в этом деле нету.
Но я лукавил, ведь все знал их наизусть,
Твоей ведь были черчены рукою.
Во время переписки отступала грусть,
Был вовсе счастлив, хоть и не с тобою
***
«Денис, возможно, отвлекаю я тебя
Но, извини, что долго не писала.
Я это делала случайно, нехотя,
Почты недавно адрес я узнала.
Сейчас начало лета и у нас жарень,
Не как раньше на даче было точно,
Но всё же даже выходить из дома лень;
На улице в ближний тенёк мчусь срочно.
У вас же не дошло ещё до сорока?
Я помню, как мы бегали под солнцем,
И помню, как была земля слишком жарка,
И как стоял ты под моим оконцем.
Уж наше лето я вспоминаю часто.
Всё помню: и прогулку, и рыбалку,
И помню, как пролез к нам на участок,
И как «крутым ружьём» стрелял из палки.
Эх, было время, ну, а что у нас теперь?
Лето проходит в свете блеклом, тусклом,
Как будто мне судьба лихо закрыла дверь…
Хотя, давай, не будем мы о грустном.
О, воробьи поют как за большим стеклом:
Прекрасно, нежно и совсем игриво.
И сразу в сердце хрупком маленьком моём
Становится очень тепло, счастливо.
У нас, наверно, лучшая из всех погод
Ты о такой, возможно, лишь мечтаешь
С последней нашей встречи уж минул полгод.
Денис, ты о том лете вспоминаешь?»
«Денис, снова тебе шлю удалой привет,
Снова слова пишу, что так просты.
Была уж очень рада, прочитав ответ,
Ведь точно знала, что напишешь ты.
Вот наступила очередная зима,
Застелена земля белым покровом,
Похожи на сугробы наши все дома —
И всё, буквально, дышит Новым годом.
Надела кофту, что бабушка связала,
«Ох, как же выгляжу я в ней смешно»
На всю зиму долгую она сказала.
В итоге, всё с одеждой решено.
Занятия идут теперь вот слишком рано,
Приходится мне в поезде письмо писать.
С утра здесь уж, пожалуй, одиноко, странно,
И человека прям живого не видать.
Верю, не зря пошла художником прослыть,
Пришлось уйти из нашего селенья.
Вначале, я не знала, как мне быть.
Ну, а потом, решила — приключенье!
А недавно постриглась совсем коротко,
И волосы чуть лишь прикрыли уши.
Терять свой прежний образ мне вот дорого,
Я не хотела, но никто не слушал.
Чрез некоторое время поняла я —
Нельзя уйти совсем от изменений!
Стоять на одном месте тоже, вот, нельзя —
Полна жизнь наша грубых злоключений…
Прими с собой ты перемены лучше, ведь
Одним оставаться нельзя навсегда.
Кто знает, сколько прошли мы по жизни, треть?
Денис, ты ведь тоже меняешься, да?»
«Здравствуй, Денис, легко писать тебе опять,
Ведь делать очень мне это приятно.
Погода за окном всё любит ухудшать…
А у тебя, надеюсь, всё опрятно?
В наших краях который раз выпал снежок,
Даже не выпал, прямо обвалился.
Теперь ношу я красный шарф, что так широк,
Зимний берет уж на глаза свалился.
Хожу в свой универ, пешком, не на легке,
Одежда тяжелее, чем тетрадки,
И по перчатке толстой на моей руке —
Такие уж зимой у всех повадки.
Слыхала я, что в нашей тихой Балахне
Снега чуток поменьше, правда ль это?
Всё это мне вчера привиделось во сне,
Ещё опять приснилось наше лето.
А я по-прежнему смотрю дневной прогноз
С погоды в Нижнем до самой Балахны.
Правда, не смейся, не шучу сейчас, всерьёз,
Мои сей письменные слова прямы.
Уж очень-очень долго всё вот так идёт —
Ветром несётся наша переписка,
Когда пишу со мной ты очень близко.
И кто же это знает, что нас дальше ждёт»
«Денис, с печалью вновь тебе пишу письмо.
Тебе сказать сейчас в письме хотела.
На эту мыслю сердце повелело.
Надеюсь, поскорей к тебе дойдёт оно.
Когда узнала, уехал из Балахны
Ты в институт другой, чтоб доучиться,
Влетели ко мне внутрь остро колючки тьмы.
Ну, как могла эта беда случиться?
Я так переезжала из конца в конец,
Привыкла, что уж лучше и не будет,
Но далеко не сможет вновь летать птенец —
Ведь расстоянье слишком губит судьбы.
В Казани будешь, и от центра высоко,
От Нижнего, прям тысча километров.
И от меня ты будешь очень далеко.
Быстрее переписка мчится ветра.
Боюсь, придёт когда-нибудь тот судный час,
Когда на поезде ехать не сможем
К друг другу мы, путь будет невозможен.
И будет очень многое рознить нас.
Меня, буквально, сразу потянуло вниз
Уж к одиночеству, прямо в темноту,
И ощутила тогда сразу немоту.
Ты береги себя, пожалуйста, Денис»
«Итак, пожалуй, уж начну своё письмо.
Любо приветствую, вновь тебя Денис.
У нас на кухне вот цветет уже ирис.
А я смотрю прям вдаль в квадратное окно.
И хоть сейчас всего лишь конец февраля,
Твоё последнее письмо согрело,
От счастья и сердце моё погорело,
Смогу снова вживую увидеть тебя.
Честное слово, правда, очень рада,
Что приедешь ты ко мне в конце недели,
Нашему терпению словно награда.
Много зла в жизни мы претерпели.
И хоть с последней встречи уж минул и год,
И хоть приехать обещал ты точно,
Но всё же до сих пор боюсь плохих невзгод,
Что так преследуют всегда нарочно.
***
Возможно, сейчас похож я и на тряпку,
Не в силах биться с прошлым, лишь страдаю,
Ведь чувствовал себя сейчас я просто всмятку.
Прекрасно-грустный день тот вспоминаю.
Казалось, идеально всё и что не так
Пойти могло в этот счастливый день,
Но всё же поглотил смертельно-чёрный мрак
Весь день, отбросив в мою душу тень.
***
Сегодня раньше окончились занятья.
«Эта нежданность очень даже кстати!»
И записав последние понятья,
Я думал вовсе не об аттестате.
Такой своей удаче очень был я рад,
Наверно, больше, чем мои «собратья» —
Ведь, в дружном коллективе всяк друг другу брат.
Сумку собрал я, с полной благодатью.
— Ден, ну чего, сегодня в секцию пойдёшь? —
Сказал мне друг мой Пётр добрый, удалой
— Увы, сегодня без меня ты в клуб идёшь
Сегодня мне прям нужно вот идти домой, —
Сказал я и направился из класса в холл,
Оттуда топал прямо к большим дверям «из».
Открыл их, вышел, к ближней станции пошёл —
К мечте своей уверенно шагал Денис.
«Наконец, в завершении письма сего
Хочу сказать огромное спасибо,
Ведь, я не делаю, по сути ничего,
Ты сам сделал обоим нужный выбор.
Прямо на станцию приедешь, ты сказал.
От счастья прыгнула раз десять-двадцать,
И напоследок, скажу тебе, чтоб знал —
Сейчас уже готова собираться.
Я буду ждать тебя в обещанный денёк
В семь вечера в зале ожидания.
Ой, кажется, я чувствую румяность щёк
Удачи — вот моё уж пожелание»
Настал день с Викой, что так долго ждали,
А ближе к вечеру ещё пошёл снежок.
Успех мы встречи долгожданной предсказали,
А после сами ожидали наш итог.
Мне кажется, с Викой думали синхронно,
Мы чувствовали все уж одинаково,
А снег падал наземь вовсе монотонно.
Его руками ощущал — я мягкого.
Не значило, что забыли мы друг друга,
И то, что с Викой виделись мы мало.
И был вовсе нашей встречей не напуган,
Ведь сердце моё вовсе не дремало.
Невидимой красной нитью связаны те,
Кому пренепременно нужно встретить
Друг дружку, забыв о несчастной судьбе,
И продвигаясь к прекрасной победе.
Нить может запутаться, иль заплутаться,
Ведь жизнь изменчива — это знают все,
Да только не сможет никак оборваться…
Об этом уж точно расскажу я тебе.
Теперь не растворимся никогда в тени,
Мы с Викой не расстанемся уже никогда.
Так почему-то казалось мне в те света дни,
А прочие мысли — пустая ерунда.
И вот, уже сев в назначенный вагон,
Сердце моё заколотилось яро.
Лишь светлой мыслью о тебе был поглощён,
Держался я от сильного удара.
«Я в конце долгого пути увижу Вику» —
Гармонь мою хранила мЫсля эта
Стал слушать я часов своих наручных тика,
А циферблат мелькнул ввысь каплей света.
«Уважаемые люди, к сожаленью,
Из-за снегопада поезд почти встал.
Вас очень просим набраться чуть терпенья, » —
Голос в колонке тут резво прозвучал.
Только сейчас вспомнил внезапно, вдруг,
Что в лютый мороз стоят и поезда.
Почувствовал нежданно тугость, тяжесть рук,
Ведь должен помнить был это всегда.
Миновали мы станцию «Гитарного»,
И пейзаж за окном резко сменился:
Вместо домов, да проспекта бульварного —
Лес белогривый вот там разместился.
Стали дома за окном совсем исчезать,
Я посмотрел на часы наручные —
А там уж, тик-тик, «семнадцать пятьдесят пять»
Тянулись часы и минуты так скучные.
Чрез минуту поезд прибыл на другую
Станцию с названьем «Самогонов».
И пошли сквозь синю дверцу ту входную —
Люди, потихоньку вышли из вагонов.
Вскоре, я заметил — вагон крупный опустел,
Лишь я сидел на кожаном сиденье
И тихо про себя роптал, что сам хотел,
Посматривая время всё в томеньи.
Шёл тогда тот поезд очень медленно,
Терпел он вечные с погодой стыки.
И мне в тот день, в тот час не было ведано
Когда же я доеду уж до Вики.
Уже от страха, нервов трёп я свой ремень,
Смотрел в окно, в надежде отыскать ответ,
Но все попытки мельком резво шли на нет —
На циферблате моём было ровно семь.
Совсем пустынная, несущая молчанье
Уж за окном дорога снежная и холод,
Теченье медленное времени и голод —
Уж в душу всё это мою несло отчаянье.
Я был уверен, что, наверное, теперь,
Когда ею назначенный час миновал,
Вика, конечно же, верь не верь,
Волновалась, где я и куда я пропал.
Две недели назад в преддверии встречи
Написал, сидя дома, я Вике письмо,
Писал и писал, точно знал уж в тот вечер —
Из рук лично в руки передаться должно.
Очень много тогда бы я не смог сказать
Очень много тогда бы не смог огласить
Очень много тогда бы не смог передать
Очень много тогда бы не смог спросить
В момент прибытия в «Нагинск» — «восемь и пять».
На станции нужна мне пересадка.
Тогда помчался из вагона сразу вспять:
«Ну, почему не может быть всё гладко?»
Я весь замёрз, поэтому купил попить —
Мой выбор пал вот на горячье молоко,
Но деньги доставал, и во всю прыть
Моё письмо взлетело очень-очень высоко.
В один момент злость, безысходность, тяжкий страх
Во мне смешались, закатили пир.
Хотелось плакать и кричать, ведь снова крах.
И проклинать жестокий этот мир.
Новый поезд и новая дорога,
И всё гляжу в переднее сиденье.
И не хотел такого эпилога.
Сейчас мог проявить я лишь терпенье.
Но вот поезд совсем остановился
«Уважаемые пассажиры, прослушайте,
Сообщение, наш путь застолбинИлся
Уважаемые пассажиры, прослушайте,
Движение из-за снегопада встало —
На ветке всё оно совсем нарушено
И из-за этого достигнем мы вокзала
Уж чуть позднее на станции «Кукушино».
Наш поезд делает немного остановку.
Приносим извиненья тем, кто уж спешат!
Приносим извиненья за всю обстановку,
Которую устроил всем нам снегопад!
Итак, повторяю это сообщенье»
Я в ужасе взглянул тут на часы опять —
Хотел я что угодно видеть в то мгновенье,
Но только уж не «девять двадцать пять».
В своём отчаянии снял я их с руки,
Но после тяжкий гнев сменил то чувство —
Хотелось рвать волосья, что легки,
Уж от эмоций тяжкого искусства.
Не знаю, почему, но мне от писем Вики
Одиночеством каким-то шла печаль.
И на щеках её румяных блики
Скрывали боль всю от меня, и правда жаль,
Что пришлось всё всегда терпеть в одиночку
Пряча за улыбкой всю свою тяжбу, грусть.
Нельзя на этом было ставить мне точку,
Но слабо верил, что до неё уж доберусь.
Поезд застыл тогда почти на два часа,
Каждая шла тогда долго минута.
Уж словно в тот миг меня проклЯли небеса,
И оказался путь снегом закутан.
Вот стиснув зубы, я боролся со слезами,
Что сильно очень к горлу подступали,
Но спорить я не мог никак с глазами,
Ведь беды и страхи — все наступали.
«Вика, прошу тебя, прошу, уж побыстрее,
По снежному пути, по дороге прямой,
Прошу тебя, пожалуйста, поскорее,
Не жди меня уже, иди к себе домой»
«Нижний Новгород — Казань» — уж поезд скорый
Прибывает чуть поздней на третий путь,
А причина — это снегопад, который
Вечером устроил на дороге муть»
Я вышел из поезда и вдохнул мороз,
А после не спеша пошёл к вокзалу.
На улице не было видно моих слёз,
Открыв дверь станции, прошёл я к залу.
Пройдя регистратуру, двинулся к местам,
Где ждут друг друга взрослые и дети,
Я никого не думал, что увижу там,
Казалось, был несчастней всех на свете.
Прошёл я это место не глядя глазами,
Но обернулся от родного крика
Не думал, что польщён я чудесами,
Но всё же там стояла моя Вика.
И вот через минуту, позабыв про усталь,
Печаль свою и страх уже не зная,
Сидел и ел вкусные пирожки с капустой,
При этом запивая всех их чаем.
Казалось, уж еда была совсем простой,
Но для меня была чем-то великим,
Ведь проводил сейчас блаженный свой покой
В компании подруги детства — Вики.
— Большое спасибо, очень-очень вкусно, —
Восхитился я, держась за кружки край.
На это Вика ответила искусно:
— Но это же совсем обычный красный чай
И улыбнулась, показав уж кротость всю,
А я в ответ кивнул, спросив её в тот час:
— Красный? Такой я чай вот в первый раз уж пью.
— Совсем не может быть, что б прямо в первый раз.
— Ты думаешь? — спросил я, на неё глядя,
Куснул очередной пирог с капустой.
— Конечно же, — уверила она меня.
И стало на душе совсем не пусто.
— На вот, держи ещё, — дала она корзинку:
Внутри были эклеры, булки, плюшки.
Я взял её, опёрся уж на кресла спинку
И мигом тут куснул еду с краюшку.
Поев, сказал, когда в уме назрело,
— Ну, это, просто мега-объеденье!
И есть еду такую — ультра-наслажденье.
А Вика что-то сразу покраснела.
И прошептала: — Я готовила сама.
Наверно, просто очень голоден ты.
Не может быть, что ты от них прям без ума,
Не могут быть уж пироги мои вкусны, —
И улыбнувшись, взяла тот пирожок.
— Пожалуй, тоже я немножечко поем, —
И прокусив ту плюху вдоль, не поперёк
Жевала, что был виден на губах лишь джем.
Вскоре пришёл к нам той станции смотрящий.
Сказал, что поездов больше не будет,
И показал маршрут, что выходящий.
Мы по пути пошли, что был безлюден.
По дороге очень яркой, белой, снежной
Шли мы прямо, хоть не знали и куда.
И я чувствовал души дыханье нежной,
Прочие мысли — пустая ерунда.
Мы к дубу подошли — был очень он могуч,
Стоял он, несмотря на лютый снегопад,
Хранил покой свой под эгидой снежных туч
И не терпел даже в коре своей упад.
И мы застыли, смотря на это древо.
Оно жило уже, казалось, долго очень.
Вика и я направили свои уж очи
Вмиг друг на друга вовсе не от гнева.
А в глубине души уж чувств бурлила смесь.
— Денис, а, правда, дуб живет, прям вечно?
— Да, Вика, да, конечно, так оно и есть, —
Ответил тогда я ей скоротечно.
Я глянул на неё — она тоже в ответ
Взглянула точно карими глазами:
И в каждом, словно солнце, сиял нежный свет;
И что-то пробежало между нами.
Смотрели друг на друга мы мгновение:
Руки мои её лица коснулись
И губы наши в тот момент сомкнулись —
И обрели в то время наслаждение.
Всё изменилось в этот быстролётный миг.
Безвыходной печалью радость заменяя,
Мой утомлённый взор нелепый тут поник
Всю жестокость тяжкого мира понимая.
В тот миг я ясно ощутил, что значит вечность,
Что сердце значит, что значит и душа,
Я осознал, не может длиться бесконечность
Вся наша жизнь и вся наша судьба.
Я словно осознал всё, что уже прошло,
Всё то, что из любви лилось искусно.
Но вот прекрасное мгновение ушло,
И стало мне невыносимо грустно.
«Вся бедной Вики доброта, её душа.
Смогу ли сохранить их, уберечь?
И сможет ли наша любовь сама, одна
Цвести, жить под обличьем наших встреч?
И в праве ли её увлекать за собой?»
Ответов на эти вопросы не знал.
И покорённый собственной судьбой
Я всё прекрасно, ясно, чётко понимал.
Отчётливо осознавал без бремени —
По-прежнему жизнь очень неделимая.
Обоих нас ждала равнина времени:
Без края и конца, необозримая.
Однако, обуявшая меня тревога
Рассеялась по ветру, словно солнца блики.
Осталась в памяти лишь долгая дорога,
И нежные в душе остались губы Вики.
Ночь провели в малюсеньком сарае,
Стоял на поле что, тот одинокий.
И до утра почти вдвоём болтали,
К рассвету погрузились в сон глубокий.
А в поезде я помнил старо одеяло,
Которым укрывались от мороза,
И помнил, Вика меня провожала,
И за окном как уж неслись берёзы.
Клялись перед друг другом письма мы писать,
Звонить почаще, пока есть возможность.
Должны наш диалог хоть как-то поддержать,
Какой бы не была уж жизни сложность.
Я Вике так и не сказал про то письмо,
Всё потому что после поцелуя
Казалось вовсе не таким, как до него.
И в голове крутилось лишь «Смогу ль я?»
Чтоб сил хватило мне её уж защитить —
Мечтал я лишь об этом, ни о чем другом.
Чтоб взять её — и никогда не отпустить.
И не прервать тот бой в орудии грудном,
Всегда поддерживать вот этих чувств кураж.
Хоть чувствовал сомнения в душе нутром,
Я продолжал разглядывать зимний пейзаж,
Что ветром проносился за большим окном.
***
Сменились слёзы на истерику и смех,
Я положил письмо на деревянный стол.
И вот теперь, увы, не претерпев успех,
Я вспомнил, как к судьбе своей такой пришёл.
Когда твой взор от будних-будних дней поник,
Когда живёшь жизнью своей обычной,
Тоска пропитывает всё: страницы книг,
Желтеющие, мятые обычно,
Зубную щётку в ванной комнате, окно,
И сообщения уж в телефоне.
А я вновь в руки взял забытое письмо
И прочитал, хоть был и тяжко сломлен.
«И хоть мы обменялись из конца в конец
Надеждой и общения листами,
Мы не смогли добиться близости сердец
На сантиметр, миллиметр… Знаем сами»
Держал его руках, вдруг, выкинул, помял,
Но глянул, посмотрел, куда упало.
Ведь в глубине ничтожной уж души желал,
Чтоб никуда письмо то не пропало.
Все эти годы я всегда бежал вперёд —
Хотел недостижимого добиться.
Я думал, важное меня вдали там ждёт,
Да только глубоко смог ошибиться.
Летя только вперёд, остался я ни с чем —
Откуда сия мысль дошла, увы, не знал.
В конце жизни тугой предстал совсем никем
И только-только лишь работать продолжал.
И вскоре я заметил, что день ото дня,
Сердце становиться, как камень жёстким,
И жить становится труднее для меня…
Не греют глаз те дивные берёзки.
Однажды, с ужасом, я осознал всё то,
Что до сих пор никак не мог всё я принять.
Я понял, что по жизни я совсем никто,
И многое пришлось, увы, мне потерять.
Уволился с компании, вдруг осознав,
Что я стою уже на пропасти краю.
И биться с той большой плеядой злой устав,
В прошлом огне былых тех чувств так и горю.
***
Ох, горы, горы, до чего ж вы высоки!
С земли уж не поймёшь величья света,
Покуда не поднимешь здесь своей ноги,
Взбираясь на вершину горы этой.
Но и цель уж все оправдывала средства —
Там вдали на самой-самой высоте
Жило и находилось старцев всех наследство,
Уж помогали что душевной нищете.
Вот и я надеялся и верил в чудо:
В то, что там уж мне помогут, исцелят,
В то, что там мой охладят рассудок,
Так что душу мою вмиг покинет яд.
Я лез, казалось, множество минут, часов,
Заветной цели, наконец, своей достиг.
Надеялся увидеть много мудрецов,
В итоге же меня встречал один старик.
— Младой юнец, присаживайся вот сюда, —
Рукою указал на каменную гладь
— Какая приключилась у тебя беда?
Присел я, чтоб получше сидя рассказать.
— Постой, не говори, я вижу по глазам
Тебя сюда уж не любовь примчала?
Пожалуй, ты, не отвечай, всё понял сам.
Тогда ответь мне на вопрос сначала.
Знаешь ли чудные синонимы любви?
Можешь её душой в поэме описать?
Познал ли чувств волшебных ты свои огни,
И точно про любовь мне сможешь рассказать?
Старик тут улыбнулся, явно дав понять,
Что чувства быть не могут постоянно,
И, говоря про ту любовь, я буду врать,
Что был не у любви, а у обмана.
Но я всё ж начал длинный-длинный свой рассказ,
Ведь точно отступать был не намерен.
И рассказал про всё: от твоих карих глаз
И до того, как я тебе лишь верен.
Использовал эпитеты покрасивей,
Зато гиперболу совсем не взял я,
Ведь нет и не было уж никого милей —
Забыть всю эту истину никак нельзя.
Тогда мудрец задал вопрос на интерес:
— Кто дева та, хранительница лика,
И чей же взор свято возносит до небес?
Хоть правда знал, что в мире этом нет чудес,
Я прошептал одно лишь имя:
«Вика»
***
Как пробирается букашка по стене,
Как пролетает ворона в небесах,
Так мысли возвращаться начали ко мне,
Так потихоньку отступал сейчас мой страх.
Решил развеяться, свести весь бред на нет,
Закрыл свою квартиру, вышел я во двор.
В глаза свирепо бросился от солнца свет
Так сильно, что руками я глаза затёр.
И под глазами замелькали пузыри,
Присел на лавочку и подытожил.
Мои все мысли забурлили изнутри,
Возможно, я ещё себя не уничтожил.
«Сколько же мне ещё придётся потерять,
Чтобы скорей достичь искупления.
Хоть уж душу и будет мою боль терзать,
Но встретимся вновь в одно мгновение.
Ещё на одну лишь минуту, еще раз!
Не настал сезона нового черед…
Ещё на одну лишь секунду, ещё раз!
Время детских забав пускай придет…
И уж, когда бы мы не спорили с тобой,
Я уступал тебе всегда намеренно.
Пусть эгоистичен чуть-чуть характер твой,
Зато ты всегда в себе уверена.
Ещё на одну лишь минуту, еще шанс!
Остаётся, словно импульс с головой…
Ещё на одну лишь секунду, ещё шанс!
Чтобы ненадолго быть самим собой…
И всегда ищу совсем неосознанно
Глазами я твой силуэт мне родной
И помнил, что было нами всё создано,
Хоть знал, что сейчас ты уже не со мной.
В проёмах больших окон уж совсем чужих
Порою, кажется, мерещишься ты
И чудный взор прекрасных карих глаз твоих,
Но это всё лишь мои глупые мечты.
Если только исполнится желание,
То перенесусь я мгновенно к тебе,
Тогда забуду вмиг своё отчаянье
И благодарен буду полностью судьбе.
В этот момент поверить точно я смогу,
Что мне везёт, что всё мне в жизни по плечу,
И в доказательство в объятья заключу
Тебя, ведь больше мучиться я не хочу.
Чтобы просто развеять одиночество,
Точно нашёл себе бы кого-нибудь,
Но ночами смотреть на небо хочется
И вспоминать по жизни тяжкий путь.
Ещё на одну лишь минуту, еще раз!
Не настал сезона нового черед…
Ещё на одну лишь секунду, ещё раз!
Время детских забав пускай придет…
И всегда ищу совсем неосознанно
Глазами я твой силуэт мне родной,
И помнил, что было нами всё создано,
Хоть знал, что сейчас ты уже не со мной.
Искал там, где тебя не могло точно быть:
На перекрёстках заброшенных, пустых,
Во снах и мутных, и неясных моих.
И даже не знал, как уж мне продолжить жить
Если только есть место в жизни чудесам,
Я тебя увидеть бы хотел сейчас.
Да только видно не встретиться нам,
Ведь будто весь мир ополчился на нас.
Очередная бесконечная заря,
Просыпаясь, освещает весь мир, свет.
Встречает скорей ранее утро меня,
А ничего не могу сказать в ответ.
Я тот, кто о любви сказать не решался,
Я тот, кто не осмелился сделать шаг,
И получилось, что сам один остался,
И получилось, сам себе главный враг.
Живы о летних днях воспоминания,
Сердце моё в груди стучит лишь едва,
Ведь из-за глубокого отчаяния
Стал больнее принимать любви слова.
Я всегда ищу совсем неосознанно
Глазами уж твой силуэт мне родной,
И помнил, что было нами всё создано,
Хоть знал, что сейчас ты уже не со мной.
Искал там, где тебя не могло точно быть:
На улицах заброшенных городских
Среди безликой толпы, людей чужих.
И даже не знал, как уж мне продолжить жить.
Если только исполнится желание,
То перенесусь я мгновенно к тебе,
Тогда забуду вмиг своё отчаянье
И благодарен буду полностью судьбе.
В этот момент поверить точно я смогу,
Что мне везёт, что всё мне в жизни по плечу,
И в доказательство в объятья заключу
Тебя, ведь больше мучиться я не хочу.
Я всегда ищу совсем неосознанно
Всё, что уж быть связано может с тобой,
И помнил, что было нами всё создано,
Хоть знал, что сейчас ты уже не со мной.
Искал тебя там, где не могло точно быть:
У витрин малых магазинных,
И в заголовках статей газет длинных.
И даже не знал, как уж мне продолжить жить.
Если только есть место в жизни чудесам,
Я тебя увидеть бы хотел сейчас.
Да только видно не встретиться нам,
Ведь будто весь мир ополчился на нас.
Очередная бесконечная заря,
Просыпаясь освещает весь мир, свет.
Встречает скорей ранее утро меня,
А ничего не могу сказать в ответ.
Я тот, кто о любви сказать не решался.
Я тот, кто не осмелился сделать шаг,
И получилось, что один я остался,
И получилось, сам себе главный враг.
До сих пор также ищу неосознанно
Твоей улыбки мне родное тепло,
И помнил, что было нами всё создано,
Хоть уж во тьме и утерялось давно.
И быть может в дальнем светлом поезде ты,
Что скоро должен бы ко мне подойти,
С которым мне всегда везде по пути…
Но это всё лишь мои глупые мечты.
Если только родиться мог бы заново,
Уж к тебе опять возвратился бы я.
И нет ничего совсем в этом странного,
Где ты — там и я, и моя вся земля.
Эх, все мои заветные желанья, все
Ведь ничего на свете нет волшебней
И никого тебя нет драгоценней,
Посвящены Вике одной, то есть тебе.
***
Катиться мне в пропасть, пожалуй, угодно,
Что было спустить не оставлю попытки.
И даже паденье моё несвободно —
Всё запинался за былые ошибки.
Хоть буду весь душевно истощен и пуст,
Но до последнего сердечна тика
Всегда услышите из моих бледных уст:
«Моей любви синоним — это
Вика»
P.S.Коли смогла прочесть все эти мемуары,
То своё прошлое смог я отпустить.
Но не волнуйся, не забыл дней наших старых,
И уж тебя я точно не смогу забыть.