Спичечный коробок Прометея

Егор Воронов
- N'oublie pas -

Моя соседка
Смерть

возьми
у нее ключи
от вчерашних обид

А уходя
не забудь
выключить
зажженную
мной вчера
случайно
улыбку

- Воспоминание -

Упершись отнявшимися ногами
в лихорадку безчувственности,
рожденный с камнем внутри
раскидывает
заломленные руки,
пытаясь превратить их в крылья,
превозмочь притяжение корней,
докричаться до безмолвия птиц,
стать облакоподобным Христом.

Он был похож на плачущую статую,
обнятую последней женщиной на Земле;
Он был шепотом маленького "пока"
в тревожном подъезде апреля;
Он был порезом свободы
перед прыжком вниз.

И когда каждый из нас
вспоминает его лицо,
вместо черт
к нам приходят
запах мокрой листвы
и обгоревших перьев.

- Спичечный коробок Прометея -

На пути к Нему,
прикованному Состраданием к Свободе,
не увидел ни одного птичьего пера -
сюда не долетали даже синицы.

Да и зачем,
ведь Он и так наполовину стал орлом,
терзающим самого себя у скалы,
с которой срослись его крылья.

А когда-то Он хотел
согреть голодные глаза стихами,
напоить теплом вечерние краски,
сжечь войны, болезни и равнодушие.

Перед Ним лежал
тот самый спичечный коробок,
украденный когда-то с кухни богов,
с одной спичкой, способной изменить мир.

Открыл коробку,
зажег ее
и
подкурил.

Затянулся едким дымом несбывшихся надежд,
а, докурив, положил в коробок свой окурок,
к другим - точно таким же предательствам,
оставленным предыдущими мечтателями.

Но уходя, поймал себя на мысли,
что среди фекалий, окурков и тараканов,
в той самой волшебной шкатулке у Его босых ног,
снова лежала одна спичка, способная изменить мир.

- Выход -

Память
подобна
торговым
лабиринтам
где из каждой
разбитой витрины
со стыдливым укором
молчаливо зачитывают
права на саморазрушение
сломанные манекены
Сострадания

Выход тут один -
как можно
выше

- La prochaine ;re -

На улице,
плачущей тенями
июльских тополей,
однорукая девочка
гладит белого пса,
тихонько шепча ему
над самым ухом
колыбельную -
ту самую,
что из раза в раз
когда-то пела устало
ее еще живая и теплая мама
с мерзнущими в жару пальцами
и душистым мягким хлебом
в задыхающейся груди.

Исчезла улица,
а вслед -
день и ночь,
тени и звезды.
Осталась только
однорукая девочка
и уснувший белый пес
в эпоху очередного залпа
справедливой артиллерии,
когда
безвозвратно умолкают
материнские песни
на кончике
осколков.

- Calvaria-highway -

В первый день верескового года
южные звезды гораздо темнее
любой из поминальных свеч
погасших белой ночью
в закрытом на ремонт
придорожном кафе
у обочины хайвея
ведущего к
Голгофе

- Dernier -

Из секунды
в тысячелетие
потерянными поколениями
сутуло идет маленький человек
опустошенный своей печалью и надеждами

Судорожным узелком тихого троеперстия
прижимает к сердцу свои невзгоды

Так мать подносит мертвое дитя
к горячей груди с молоком
говорит с ним
не плачет
любит

Этот незаметный бродяга
с вышитой в глазах тоской
не боится своей смерти
обнимая спины прохожих
и веря обещаниям
дождевых рыб

Последний
печальный
человек

- Вapteme -

Ежевечерне умываюсь
ее майской улыбкой во сне
путая сентябрь с узором сирени

(уголки рта не изучены геометрией)

Усталые лучи сложили крылья
превращая цифры в молитву
безымянной звезде

Смываю уличный грим
и принимаю крещение
из уст в уста
сонного
неба