(часть I)
Порог земли,
Вскользь тянется рука,
Он весь в пыли,
Рой птиц щебечет свысока,
И золотом отлит,
Чей пересвет стремиться в облака,
Под тяжестью скрипит,
Пол ярмарки трясёт "слегка".
Сквозь строй,
Купцов весёлых череда,
Люд молодой,
Торгуют с пользой, без вреда,
Сомкнут водой,
Таится жизнь, где мир - беда.
***
Тут ждёт мальчишка с любопытством,
Когда с ним царь заговорит,
А возле в платье неказистом,
Старец на стол хлебцом сорит,
Мальчишка вкось окинул взглядом,
Тот резко повернулся в лоб,
И смял в руках лихим обрядом,
Краюху хлеба под предлог,
В лице читалось сожаленье,
Когда свернул тот за углом,
«Лишь млад живёт!» - гласит поверье,
Мальчишка двинул напролом.
"Ой, башмачки да рукоделье"
Монеты капали с лихвой,
В тазах плоды, что в винодельне
Напиток бродят, вкус гнедой.
Щемится в шуме воздух душный,
Ревущий гам висит челом,
Кичится дядька добродушный,
Балладный хор хрипит псалом,
За головами виден замок,
Народный герб - горбатый вол,
Витые крылья круглых балок,
Горгулий взор в песчаный пол.
Ступенями идёт мальчишка,
Свернувши в мраморный подол,
Настигла малая отдышка,
Над сводом башни ржавый кол.
Открыты дверцы нараспашку,
И со спины глядит толпа,
Моля скорей устроить вспашку,
Корону тяжку, как ступа,
"Совет народа - глас царя,
И твердь жатвой вы бороздите,
Косою по полю плывя,
Скотине толще быть велите,
Соткав уборы для себя!"
То было утро золотое,
Летят что шапки, что хвальба,
Мальчишка позой стал в застое,
По стенам словь прошлась пальба,
И стены громом услыхали,
Как царь смеялся троекрат,
Как пляски строить зазывали,
В весёлом замке Троеврат.
"Обедни час!" - сверкнуло солнце,
Купцы довольно шли вперёд,
И сыпались к ногам червонцы,
Да слуги ждали у ворот.
Махнувши царскою рукою,
Накрылся стол богатой пищи,
Уселся гордой он совою,
Меж ряда в яственном капище.
Мальчишка за скамьёй и скрылся,
Блюсти невнятный разговор,
Упитый взор вдруг покосился,
Нетрезво бросив "Мелкий вор!"
Лишь смехом отозвались в зале,
Нарушить грех съестной покой,
В конце превольно заседали,
По кубкам зашипел прибой.
***
Горят огни,
Он был построен на века,
Их небеса свели,
Откосом мечется река,
И недовольства их сплели,
Промысловые берега,
В голодном сумраке вопит,
Чуть заражённая вода,
Он трудолюбием сквозит,
Болеет чахлая среда,
От лжи в глазах рябит,
Тускнеет вечная звезда,
Горят огни,
Гниёт сейчас и навсегда.
***
Ушли купцы... и тишина,
Стучит в окно лишь вестник бури,
Увидев пояс близ царя,
Взял альтом ноту партитуры,
Обедни стол исчез в камине,
Бесцеремонно пел звонок,
Пропали знатные картины,
Ковер умчался с царских ног,
И стены как-то побледнели,
И трещины за место штор,
Гравюрой балки обеднели,
Ветвится матовый узор.
От янтаря отходят тени,
Прискорбной миной теребя,
Огромные пустые сени,
Висит над ними вол с герба.
"Открыть врата!" - велел приказ,
Царь дёрнулся подобно сойке,
Засовы разомкнулись враз,
Ступал отряд рабочих бойко.
Сквозь трещины залился свет,
Поклоном озарились залы,
"Наш мудрый царь, ты дай ответ -
Предай в заслугу перевалы,
Томятся что десятки лет,
Неужто мы - твои вассалы,
Не заслужили чище хлеб?
А дети наши, что они:
В делах свершенно нету толка,
Растут... их Боже сохрани,
Бегут незнамо в пасти волка.
Даруй не нам, ИМ просвещенья,
Язычество из них развей,
Всели к нам горстку уваженья,
Отринь похабство дочерей".
Уступчивость народа смыло:
"А как должны мы торговать?
Воротим ветошью да мылом,
Ценнее трудно продавать,
Вот ежели построить лавки,
Овчинки в зиму предлагать,
Супругам коль важны подарки,
Сапфиры сможем занимать..."
Умерив затяжной завет,
Царь тоном причитал лукаво:
"Забота ваша, как дублет,
Так от безделья греет славно,
Но часом кроткий амулет,
Чей хват на шее давит слабо!
Я вижу в душах благородство,
Ютится в вас рабочий долг,
Во мне приметили господство,
Чья сущность разумеет впрок.
Напрасно... Вот что вам отвечу,
Не сердце движет головой,
Мне сладки подданные речи,
Как запах сосен боровой,
Готов поклясться и исполнить,
Народа правую нужду,
Но вы сперва должны восполнить,
Окрепших сыновей в роду.
Во имя блага Троеврата,
Служить позвольте сыновьям,
Границей в мире без изврата,
В единстве подсобить братьям.
Не толком пусть, а честью кажут,
Насколь их верность велика,
Священный долг стране окажут,
Не грея на печи бока”.
То день был смутный,
Верных клятва,
Кивает царской головой,
Правитель хмурый,
Бренных паства,
Рабочий час и жаркий зной,
Благоговейно покидали,
Суд правый труженный устрой,
В янтарном цвете потеряли,
Угрюмый вид, закон властной.
***
(Часть II)
Проходят дни,
Враждебный флаг издалека,
Опять одни,
Из писем только береста,
И нет родни,
Скрывает Он их за верста,
«Что впереди?»
Дано им знать лишь никогда,
Встречая смерть,
Задача их вполне проста,
Рукой огреть,
Сжить со свету врага,
И пламенем гореть,
Чтоб встретить райские врата.
***
Отбросил замок тень богатства,
Позволил красоте залечь,
«Свершилось будто казнокрадство,
И наглость некому пресечь», -
Вертелось в мыслях мальчугана,
Увидев скверну бедных стен,
Сменялось всё вокруг престранно,
Окутал замок злачный тлен,
Да холод овладел им боле,
Накренился железный трон,
«Он слёг, он будто оказался болен», -
Читалось в выкриках ворон.
Вдруг слышно… вздохи,
С ними стон,
«Ах, видимо кому-то плохо», -
Вгоняет царский голос в сон.
Из двери показались трое,
Мундиры запятнала кровь,
Плелись все в марлевом покрое,
Нет пальцев и избита бровь,
Не пал чуть ниц, что позади,
Мальчишка горестью проникся:
«А где-то там война, поди!..»
Больной же царь свершенно сникся,
Один молитвенно промолвил:
«Почтенный царь, дрянная весть,
Отдали мы прибрежье Счастья,
Представить вам имею честь,
Солдата из девятой части,
Солдат тот еле сделал шаг,
Чрез силу голову приподнял,
Размяв оставшийся кулак,
Подмышкою костыль приобнял:
«Покорный ваш слуга, Отваж Жен,
Участник я того провала,
Я бил в упор, но враг бесстрашен,
Бежать пришлось до перевала,
А далее, мы снова в бой,
Они сражались втрое больше,
Десятерых унёс с собой,
Наш воин, в тыл врага подползши,
Я сам лишил их генерала, -
Насмешка сотрясала воздух, -
Мы бились сутки, рассветало,
И наши кости плыли в водах…»
Тут силой из солдатских плеч
Седой придвинул офицер,
Входя что, головой рассечь
Готов был обветшалу дверь:
«Я – Старыйв Олк, напомнить рад,
Я издавна храню границу
И замок бедный Троеврат,
За что ношу от вас «Зеницу»,
Мой голос важен, верю я,
У вас прошу лишь потому,
Набор в «Военные мужья»,
Не то сражаться одному!» -
Охриплый тон пропал в тиши,
Царь оживился понемногу,
И стали губы хороши,
Поддались вверенному слогу:
«Я - Ультима из рода Тум,
Что видит ценность обещаний,
Пускай отец всего лишь кум,
Ценю и я чужих чаяний,
Наспех идут к вам молодцы,
Народ откликнулся на зовы,
Слыхав, как шествуют творцы
Побед, Крушители стальной оковы,
Вам от себя ссылаю веру,
В разгром иных и правды чуждой,
По берегу пошлю галеру,
С наёмной ратью, пушкой грузной,
Потом… всего лишь помолюсь,
За храбрых сыновей войны,
Во сне солдатом притворюсь,
Пойду под крики старшины»
Улыбку подарил хромой,
Старик учтиво поклонился,
«Надежда правит вас домой!»
Солдатам вслед завет ложился.
То было вечером закатным,
Вновь воспарил горбатый вол,
За треском каменным парадным,
Скрипел над башней ржавый кол.
А в залах снова благодать,
И нет гнетущего покоя,
Искрится так, что будешь знать
Излишки высшего сословья.
Мальчишка встал, разинув рот,
Припомнил утро золотое,
Как притаился словно крот,
Посредь в купеческом соборе.
«Давно ль сидишь ты здесь, бедняк? -
Вопрос последовал высокий,
Царь вскинул взор наискосяк, -
Твой взгляд, бедняк, довольно броский ».
И поборов миг восхищенья,
Мальчишка подарил поклон,
В груди, толкаясь, песнопенья
Из стука обращались в гром:
«Я утром прибыл, мой правитель,
Вопросом задался чуть свет,
“Вы деспот или покровитель?”
Смущенье показал ответ»,
«Никак свидетелем чудес,
С восходом солнечным ты стался, -
Движением царь с трона слез, -
Иллюзиям, небось, предался?»,
«”Доверься собственным глазам”, -
Так промурчала как-то мама, -
“Доверься им, но будь упрям,
Не всё вокруг сплошная правда”, -
Мальчишка словно возмужал, -
Я вижу диво… маме верю,
Я вижу – замок мне соврал,
Но волшебство его лелею…
Однако, царь, меня прервал
И мой вопрос, в уме что грею», -
Мальчишка кротко наблюдал,
Уставившись в лицо вернее.
Покорный царь ступал строптиво,
И руки в бархат запускал,
Шагал к мальчишке не ретиво,
Шагами твёрдость приподдал,
Дошедши к цели наконец,
Легонько взял за подбородок,
«Ты интересен мне, юнец…
Ответ мой, знай, не столь короток!»
***
Грядёт пари,
Загадочна Его судьба,
Сведён внутри,
Троих разделит лишь стена,
Дверь отвори,
Наступит судная война,
И свысока смотри,
Несправедлива жизнь, вредна,
Зари поток,
Ах, чья-то участь весела,
Полуденный исток,
А чья-то - буднична, скромна,
Вечерний смог,
А чья-то - кровью залита,
Ночной исход…
…И вновь прекрасная заря.
***
«Я был под властию амбиций,
Велел себе безбедный сан,
Быть в море не желал частицей,
Избегнув так житейских ран.
Не жаждал боле ничего,
Не знал я грыж от тюков тучных,
На визг начальства своего
Не строил я разборок звучных.
Надежда тихо угасала,
И руки опускались вниз,
За мною шёл черёд провала,
Но вдруг явился хитрый лис,
То оказался волхвом древним,
Познавшем вкусы бытия,
Что причислял себя к последним,
Приверженцам “Алчно-братья”. –
В тенях бродили силуэты,
Что омрачали златный кров,
Под сводом радужным вельветным,
Царь с уст ронял рассказа слов, -
И хитрый лис приметил страсть,
Что овладела мною полно,
На ушко прошептал мне: “власть”
Да в душу заглянул спокойно,
Я озарённый верил в дар,
Внушенный старцем я приникся,
Он преподнёс густой отвар,
Сказав: “Над градом воцаришься…”
Как сладок вкус того напитка,
Живительный и всемогущий,
Я бедность осознал, как пытку,
Испив из чаши силы сущей,
“Оставь три капли напоследок!” -
Старец, рыча, повелевал, -
“Я Алчности богини предок,
Её всю жизнь я воспевал,
Мой дар – правления бразды -
Охотник платы соразмерной,
Мои условия просты:
Предашь мне плоть с душою бренной”
Дурман во мне казал согласье,
Вот раз глоток… и два, и три,
Мой бренный дух впитал всевластья,
С волхвом я заключил пари…» -
Лицо царя вдруг погрузнело,
Юнец внимательно спросил:
«За царство в жертву своё тело?
Господство в дань запретных сил?»
Сверчком в тенях сидит Луна,
Она их ждёт за поворотом,
До башни тянется волна
Из лестниц с окаймлённым бортом.
«Ты прав, юнец, и полночь скоро,
Мой смертный наступает час,
Богиня ждёт с меня покора,
Исполнить велено наказ,
Однако утром я воспряну,
Из праха возродится дух,
Откланюсь сорному бурьяну,
Кончина обернётся в слух». -
Так кончил царь… и замолчал,
Ступая по волненью лестниц,
Юнец вышагивал аврал,
Хватаясь за кайму кудесниц:
«Зачем обманывать народ,
Делить на бедных и богатых?
Они же чтят, не глядя в рот,
Не видя мыслей в вас покатых». –
«Теперь узнал с чего смущенье
С ответом на вопрос пришло,
Избавить рад от возмущенья,
Что к разуму тебе сошло,
Смотри!.. – сгорланил мнимый царь,
Закончив шаг в высокой башне,
Луна всходила словно встарь,
Отбросив тени в сумрак страшный.
Перед юнцом открылись стены,
На трое делят славный град, -
Я сохраняю мир со сцены,
Я защищаю Троеврат!
Ты юн, неглуп и должен знать,
Не жить в покое без баланса,
Перегрызёт друг друга знать
Без любящего труд альянса,
Тот породит на свет рабочих,
Способных вжиться ко всему,
За место смуты, мыслей подлых,
Вселю им вечную войну». –
И снизошла к губам ухмылка,
Скрипел так близко ржавый кол,
Юнец в раздумьях спорил пылко,
В лице разумность приобрёл,
«Теперь мне нужно удалиться…». -
«Я понимаю, мудрый царь…» -
«… Не перед псом псарю крутиться»,
«…Тому как псом владеет псарь».
Вновь тени башни их встречали,
Кому-то предвещая смерть,
Кому-то выставив печали,
Обоих вынудив “смотреть”,
То было ночью полнолунной
Завесой тайною плыла,
Мольба о власти неприступной
Взамен гуманного крыла,
Юнец спиною попрощался,
С туманным замком Троеврат,
Под гобеленами прокрался,
На рынок сквозь придворный сад,
За переулком переулок,
За ними вечная стена,
Пред ней знакомый закоулок,
И чья-то рожица видна,
Вели ступни по мановенью,
По странному порой пути,
Он пятки стёр без сожаленья,
Увидев за углом огни,
Старик под пламенем согбенно,
Читал заклятые стихи,
«Он утром с хлебом непременно
Удрал как будто за грехи»,
В словах старца мелькнуло: “…Алчность”,
“С волхвом я заключил пари”, -
Юнцу закралось словно в данность,
И тут же голос: ”…Отойди…”
Лежал кинжальчик ритуальный,
Звала безвестность позади,
Пред вами выбор встал желанный:
«Спасать ли дух или уйти?»