И я не знаю почему, но тянет к холоду.
Но тянет к северным пещерным сторонам.
Таскают челюсти куски канатов к поводу
Скреплять блуждающих по собственным пятам.
Таскают дикие, рычат на сколы сбитые,
Что оживают под теплом их мокрых лап.
Когда в пещерах просыпаются зарытые,
Из глаз носящихся прицел спускает трап
И по нему, вскрывая око, шаткой поступью
Идёт навстречу ошалевшим мертвецам,
Переодевшимся в живых и кожной россыпью
Переправляющимся к собранным тельцам.
А шерсть, как в холод обезумевшие кактусы,
Стреляет иглами в пространственную гладь,
Перебирая предпочтительные лакмусы,
Макнувши хвост в палитру, просит рисовать.
Но стынет кисть - вот-вот, сломается морозами.
Глазные палубы затягивают щель.
Тогда исколотые вьюжными занозами
Взывают воплями и рвутся из петель.
Срывают головы, трясут в когтях истёршихся.
Всё изрыгают сток стенаний напробой.
А после ввинчивают в шею группу смёрзшихся
И не стряхнувшихся пропыленной гурьбой.
Всё тянет к холоду. От жара. И от тления.
От рвотной гари. От удуший, вьющих смог.
Тогда срываешься в пещеры от волнения,
Где дым не в силах одолеть густой порог;
Где ночь не в силах растопить насквозь промокшего,
Спалить продрогшие от холода ходы;
Где не страшны руины прошлого иссохшего;
Горишь без страха быть угасшим от воды.
Да, разбиваешь покрывала алюминия.
Да, рвёшь клыками перевязанную нить.
Не без занос меж скал изгибистая линия.
Но каждый шрам способен будущее вскрыть.
25-26.09.2016г., 23:30-0:23