Когда я однажды сказал этой бабе, что хочу её вымандить, она ответила, чтобы я сначала помыл свой мандит, почистил зубы и выучился хотя бы грязно говорить по-русски, но без чистого мата. Поразило не это, а то, что она тут же достала и дала мне новую зубную щётку, мягкое полотенце, которые приготовила для меня ещё 100 лет назад, и показала, где можно помыться и как чисто говорить по-русски грязными словами.
Она нетипичная русская женщина с типичным еврейским выражением на лице. Но тут мы с ней сходимся: я тоже интернационалист по физиономии.
Размер её самой выдающейся части где-то - 0, к тому же она (вот глупость!) сочиняет стихи, поэтому про неё говорят, что она редкая в своём роде вдающаяся провинциальная поэтесса с замашками выдающейся столичной бомжихи, если хорошо её разозлить и не мешать ей одеваться так, как она хочет.
Я был её принц, но узнал об этом, когда стал старым хрычом, из-за чего она теперь - вот - растопырила крылья, выпучила глаза и кудахчет свою лебединую песню спросонья, не могла, сонная курица, проснуться раньше, когда была ещё спящей красавицей 16-ти лет.
И чего кудахчет? И я - чего тут про неё раскукарекался?
Заглядывает в мою писанину и - надо же - лебедит меня. Понятно: ночью будем за ручки мандититься - да - держаться. Нежно.