Круг больше не умеет бега. Дальше бега всего нет.
Так расставляются куцые, беспалые знаки.
Другое не имеет сказанного, не имеет.
Страх переполнен не исчерпать из самого себя оазис.
И преодоление мочится под себя,
неспешно мочится под себя,
как же неспешно.
В этом звенящем полудыхании-полузвоне
копошится предательский галион сна.
Гримаса, выдаваемая за пустое.
Пустое, выплывающее в монолит.
Монолит, принимаемый за оскомину.
Оскомина, связуемая с панцирем.
Панцирем.
Танец небесного червя.
Он был словно кандалы нелюбимого ребенка.
Червь был словно копоть.
Кругом копоть,
нелинейная, бесклеточная,
вьющаяся копоть полета.
Но не было.
И начинаем считать могилы.
Раз.
- Ты – двойник моего голоса. Ты. С тобой я имею право молчать. Начинаем считать повороты молчания.
- Первый.
Астматическое пространство.
Задохнувшееся от аллергии на негладкую поверхность.
Размораживается тень за тенью,
раз за разом.
Снегопад плацент.
Смелые траектории.
Придаток, не дающий сил, не отбирающий ничего краткого.
Краткость: внезапность русла в самом себе.
Костры пусты. Костры мяты.
Ветер стен пытается завязать диалог,
но в нас (пока вырастает хлопок) дрожь;
кататоническое сотрясение кататонических полушарий.
Преодолевая камыши.
Преодолевая камыши.
Только преодолевая камыши.
Свет нашего невозможного плетется, плетется, где он стал(?)
- инсинуация;
- завтра;
- отлучение;
- течен…
Мой змеиный голос.
Вопрос громкости, переходящей в тишину.
Слушать обозначение.
Обозначение присутствие твердости в твердости.
Вот как сейчас. А сейчас
- завтра…;…отлучение…;…
Ветер стен завяжет диалог.
Преобразование лохмотьев в бубнящие материалы.
Дежа-вю.
Дежа-вю.
Дежа-вю.
Дежа-вю.
Этому был уже заложен конец.
Мы знали так по очереди.
Друг за другом.
Бессчетные повороты молчания.
сторона первая/ кровь травы
стороны следующие/ превращение
Густота <вискозы> распинает <вискозную> бесплотность >вискозы< своей неторопливостью.
Маятниковый суп.
Нарцисс видит в своем отражении Сизифа.
Его кости трещат.
Его голос делается пищащим сыском.
Его тошнит собственной печенью.
Он будет стоять закусив губу Сизифа,
в глазах его будет прохаживаться
безрадостный меридиан,
сплетенный своим корнем
с вершиной идиотии.
Он отведет взгляд от отражения и ринется,
отведет и ринется.
Своеголодная псина, рука,
- они обе – и своеголодная псина и рука – обе.
Растение нашего отдохновения. Оба.
- Заострял ли мальчик окаянную мать дождевого свойства?
- Что есть тленная огульная руда-донельзя?
Голосовой рудимент. Ни в коей мере. Нет же, сука, именно так. Экхлоэздааа.
О, так! О, так!
Ы, свободонеравноценносгинувшая истерия (матка),
плещущаяся в ладонях скудости,
скудости.
Но ни место ли тебе, моя свита,
в тихие муты треагонии
мета-математи-три-крик.
Дым.
1. Он будет застывать на твоем месте.
2. Также он будет тревожить сопротивление.
Сон.
1. Его роль связана с легковесным ожиданием неопровержимого.
2. Паранойя.
3. Безмолвная тутовая захлебнутость, сравнимая по своим силам с преддверием психического расслоения.
4. Довольно многое.
5. Окончание.
Ступени будут то скользить
под трудоемким страхом-замещением,
то будут проскальзывать в каменоломни.
По ним никто не сделает шага,
ступит, - но не сделает шага.
С той вероятности верха и появится спорная статика.
Там будет смерть после смерти,
и будет россыпь слепых шаровых молний.
(Будешь проваливаться через один. Быстрее!)
Возникнет стремление сместить лицо на место затылка.
– фатальная нерешительность кардиограммы.
Та дверь будет преоткрыта им.
Будет преоткрыта им
или, быть может, тем,
но точно – это мной.
А двери все же не будет,
даже тень ее не станет ею,
но знак ее.
Дверь будет: «он».
Дверь будет: стук.
И он не будет.
Только то что будет сказать. Только то что будет сказать.
Станет сделанным.
Будет сказанным сделанным.
Прежде. Ступень станет крошиться,
будет ссыпаться, памятуя о дождях.
Она будет совершать это на дряблую поверхность выглядывающего лица,
глядящего на непреодолимость ступенчатой последовательности.
Она будет ссыпаться вся
и станет менять дряблость на бежевую неосведомленность.
Но это будет лишь одним местом.
Будет общим местом.
Общего места не будет,
- будет одно место.
И два места будут как одно.
И сколь угодно мест.
То лицо будет выглядывающим дальше.
Оно будет спрятанным в рельеф, едва узнаваемым.
Сказано: его не будет.
Что с ним будет?
Оно станет прозорливо говорить
(только то что будет сказать).
Нет, оно не будет.
После зрения оно станет вслушиваться в произвольное.
Навряд ли, не будет.
Что станет с тем, что с ним будет?
(Барьер). Обессиленное течение.
Оно подобное суть.
Назван импровизированный танец.
Будет обозначаться оно – как ахьолл.
Но не будет у тени призрака.
Ахьолл. Присвоит определяемое себе вариативность.
Ахьолл стремительно будет двигаться
по периметру поля со сползающими под краями.
Его стремление замкнется на прямости.
Его движение будет подстать самому пестрому полю.
Оно будет определять определяемое оно.
Ахьолл будет запоминать траектории ассоциативно – никак.
Ахьолл станет запоминать себя – что, каким образом.
Оно будет замена.
И будет вне этого, по эту сторону.
С мнимой важностью условий.
Ни потому, что по другую сторону,
а по иной необходимости,
по необходимости перехода, реверса.
= среди видимого.
По эту сторону рассекреченного.
Водонос иссушает путь из уходящего в дневной замыкающийся плющ (будет) звук разрозненный от сжигания ветви сточенной крестовой (будет) они мягко за треугольной трели стоящие у над специальной акваслияние тира задымлении наготы раза модального (будет) злости вырождения вырождение металл перераспределяет кругосытые (будет) будет самостоятельно преступно там бить гимн (будет) ослепление
Необходимость в растворении.
Пространство с одним углом.
Все предметы брошены, сдвинуты в один угол.
Пространство свободное и от углов и от предметов.
В нем едва ощутимое присутствие.
Оно нагнетается и сбавляет свои обороты.
Пространство без присутствия.
Стремительный взгляд в разборе завалов,
в фиксации угла.
Возникновение второго угла.
В одном все те же брошенные предметы,
в другом – присутствие.
Фиктивное движение. Раздражение.
Присутствующий покидает пространство, скажем, вверх.
Его колебания все тот же маятниковый суп.
«Моя горячность путается в ногах, словно обезоруженные дороги.
Ее риск – искусство преимуществ.
Ключ распространения.
Приземистый. Он терпит бедствие и смотрится излишне анатомично.
Что в его тишине что разберет?
Ключ распростертости.
Поворот, поворот, поворот, мастурбация в период снохождения, изобличение.
Все путается в ногах.
Ни одно пророчество вызывает смех. Всякое.
Смех появляется как субстрат ужаса, как сыворотка предречений.
Смех исчезает матерью.
Мой смех ликвидирован тревожной улыбкой измождено глядящего».
Скрывай битву свою, полоумие.
Гний рутина твоя.
Мажь, сомневайся печати устранения тайн.
Приободряйся, обезглавленный, приободряйся.
- Это роса, попробуй ее.
Уже нельзя, но еще невозможно остудить пыльцу счета.
Попробуй, это роса.
Где еще тот тщетраурный прыг-скок.
Попробуй, это роса.
Ничто не заставит лить престарелому разговору пить.
Попробуй росу.
Ничто не заставит лить.
Горб (тянется)
высвобождает произношение черт неразрешимой рутины тремоло.
Будь буйств.
Пленка звена не вкопана по незаманчивую тулью зах. Тянение.
Самоотдоление прекратилось волком.
Засвидетельстванным воском многократно вколотит заикание новый ноль.
Новый ноль – пока спит вулкан:
Новый вулкан – пока спит ноль:
Куропатка рушится в мох трудолюбиво окутавший ш звуков.
Сухожилая сосна рушится на куропаточье тело.
На труху сосны бесцветно садится тело прочей куропатки
и недвижимо.
Остается. Сочный треск пощечины размазывается
по глубине и площадям.
Витиеватое эхолов.
Эхолом семеня пятится.
Прочая куропатка порастает мшой дуговой слепоты
и вспархивает, как мясо ракет.
Полуплощадь лимитирована капелью рычащего что бы.
А обрубленный водружает и водружает.
Так обрубок.
Куропатка будто и разложившись на бетон и марлю
голосит пятью заимствованными усилиями, что гал.
В каждом был сайя, будет принятая тылом вода.
Тревога целое яйцо в пере у коллекции там Танзания.
Как имена.
Тут их устранение да лживой зацепки.
Куропаточья лестница свисает, спускаясь.
Без содрогания забыто.
Несложный фокус с исчезанием простейшей опоры,
это его скрыли днищем,
его сшитые веки.
Она скрежет, скрежет.
Вы тут проступали на желтом так искрометно.
Проступали и все тут.
Тык структура. Избиенный трюк.
Они дадут себе знаки, а толкования
соберутся в созвездия, словно им было умение.
Каждый раз подниматься в манере
– мне это все осточертело;
одеваясь в манере
– я это делаю в последний раз;
уходить в манере
– неужели я оделся в последний раз.
Мурена – стержень.
Старуха, находясь сидя в кафе аккуратно
сбривала свою густую бороденку.
Он ел синюю краску,
он точно ел синюю краску, укрываясь от стрел,
собственно, чем-то синим укрываясь от стрел.
Лучшие растения вырывают с корнем.
Прямая линия говорит о том, что прямой линии нет.
Кривая говорит о том же.
Муха, покрытая слоями масла в тревоге,
не говоря о том, что она постоянно в трепете.
По умолчанию. Треагонии.
Время головы вога.
Тело огня разгибает сень уравнения мокриц.
Уходящему лиху вспять пряничный дом.
За запрудой они были заманчивей
(и там, где стоит теперь пруд).
Утро гляд — крутит ковыль.
Солнцестояние поперек задыхающегося папоротника.
Дух соцветия.
Тело заката.
Замечания проступающих троп.
Пристань развернулась спиной к заливу.
Вода уходит будучи какое-то время стальной лист.
К движению верха.
Единичный случай соскабливания.
Звери нуля.
В лощине воткнуты шесты пределов фиксируя друг друаг.
Передача заостренным концам иссушенного низа.
Трешпет.
Стенобитная коронация завязи.
Марево точит холм шезлонгов.
Оно медяк пропусков «A», «B», «G», «F», «C», «D», «M», «P», «N», «B», «R», «», «», «», «», «», «», «».
От раннего доминанта колец и теплота слои /
матовый рой спиной коллективное оформление CROSS переход от мотыг.
Рецения гравитирует подле.
Чище и чище.
Всё чище и чище.
Труба остывает взамен.
Перьями компас бывал, кровлей.
Персона вор в окружении семисот
копны у виселицы.
Рот персоны форзацем угоден.
От шестисот до трехсот пятидесяти.
Над четвертью семисот все равно, что.
Желтый апостол камня –
Твердая тень
Все половины выходят пятясь
Искомых некуда
Итак, пауза меня
Отруби, сень и откроется;
пуля тонет в желе из тараканьих бегов,
она выворачивается и опускается,
ослепляет и путается,
штырь и сопка;
огненная змея и ни тронутое лето;
и плюс – с ним нельзя совладать
Кинжал у губ: поражение вопля
– простейший термитник/тик,
учтивейший портал замыкания на посохе
Поднимем же конус надо всем что почит стратегически,
вознесем и вскинем этот предмет надо всем что почит.
Укореним
Суфлер чуда затмения. Кто в том теле?
Кто та плотность?
Суфлер чуда затмения. Падает забрало.
Падает забрало.
Падает забрало.
Падает забрало.
Падает забрало.
Падает забрало.
Падает забрало.
Падает забрало.
И еще одно.
И еще одно.
И еще одно.
И еще.
И еще.
И еще одно.
И все.
Мантия окаменевшей тайны
Скользящей отрывками
Возможно чистейшая терраса
Толчея объятий
Путается и впивается
Вдоль долгих искусных
Отождествлений меня