МЕТЕЛЬ
Валюше в день рождения
“Эй, ямщик, неси вовсю!
Чай, рожден неслабым!
Душу вытряхнуть не жаль
по таким ухабам”.
А ямщик в ответ одно:
“По такой метели
Очень страшно, чтоб в пути
лошади вспотели”...
С. ЕСЕНИН.
“Годы молодые...”
Жгучий дух февральский сник.
Солнце смотрит тускло.
Мы идём с отцом в тальник
вдоль речного русла.
По дороге ледяной,
занесённой снегом.
Санки лёгкие за мной.
В сумке сало с хлебом.
Да еще топор остёр.
Да еще бечёвка.
Шаг наш ровен и не скор.
Говорим о чём-то.
Я уж с круч береговых
накатался вволю.
И бреду с санями тих,
словно конь по полю.
Мне отец: “Давай сменю.
Отдохни немного”.
И сменённому коню
вновь легка дорога.
А речные берега
выгнулись излукой,
И тальник издалека
полосой упругой.
Звонок посвист топора
в ивняковой чаще.
Хлеб у терпкого костра
и взаправду слаще.
Сало талое с дымком.
Горький запах ивы.
И обрубки под снежком,
словно луки кривы.
Разопреют в кипятке,
да приложишь руки,
На рыбацком языке –
вот тебе и дуги.
Ну а к дугам тем бока –
плахи плотно-плотно,
Вот тебе для рыбака
и готова лодка!..
А пока, перекусив,
я преображался,
С тьмою тем разбойных сил,
Как Илья, сражался.
И такой лихой была
сабля в вихре боя,
Что бесславно полегла
рать из травостоя.
И, закончив славный бой
(век, пришелец, ведай!),
Отправляюсь я домой
с громкою победой.
И в санях – не просто клад,
а, величьем вея,
Тяжким золотом лежат
новые трофеи.
И тащу я их, тяну
по реке белёсой –
Через каждую волну
снежного заноса.
Я бы так и дальше мог.
Но отец, на жалость:
“Ну-ка дай и мне, сынок,
поработать малость!
Ветер, что твоя свирель.
Ишь, клубиться стало.
Как бы нас с тобой метель
Нынче не застала”.
И косится на обрыв
берега речного,
Где дымится снежный свив,
осыпаясь снова.
Вот уж ветер наверху
завивает круче.
Завывает на слуху,
завихряет тучи.
Первой колкой пеленой
прошуршал над нами.
И улёгся, как ручной,
между берегами.
И такая тишина
встала над поречьем,
Что одна она слышна –
и разрушить нечем.
Словно разом всё вокруг,
что дышало, жило,
Непомерным слоем вдруг
вата заложила.
И в тишайшей тишине, –
будто впрямь из ваты,
Повалил шуршащий снег,
крупный, сыроватый.
И река, прибрежье, лес,
всё без исключенья,
Превратилось в шум небес –
в снежное теченье.
А отец идет, молчит.
Где-то рядом, с краю.
“Дай-ка руку, – говорит. –
Я дорогу знаю.
Здесь по этой по реке –
сплошь мои стоянки...”
Так и шли – рука в руке.
А за нами – санки.
Было весело шагать.
Но на полдороги
В вязком снеге утопать
стали наши ноги.
Ветер пылью снеговой
забивает ворот.
“Ну, кажись, дошли с тобой,
за излукой – город...”
Но не видно берегов.
Только снег и ветер.
Словно ставни ста веков
так и рвутся с петель.
И напор в лицо такой,
что крута дорога.
“Дай-ка, папка, за тобой
я пройдусь немного”.
“А, давай! – кричит отец. –
За спиной потише.
Ишь, скумекал. Молодец.
Видно, в деда вышел...”
Путь намного полегчал,
я в сугроб сначала
Прыгал в каждый, да устал,
быстро прыть пропала.
А метель кружит темно.
Никакого света.
Санок серое пятно –
лишь одна примета.
“Ладно, – думаю, – разок
Сигану в сугроб я,
Чтоб надольше помнить впрок,
как взметнутся хлопья”.
И взметнулись хлопья!.. Но
как-то страшновато
Под собой не чую дно,
Падаю куда-то.
Вроде, хлюпает вода...
Прорубь?.. Только чудо
вышло чудное тогда –
Легкой пробкой без труда
вылетел оттуда.
В полсекунды от беды,
но, скажи на милость,
В правый валенок воды
струйка лишь скатилась.
А снаружи всё в броне –
валенки и шуба.
Вновь по снежной пелене,
любо ли не любо.
И сквозь ветра шум и гам
зов отца надсадно:
– Эй, ведомый, где ты там?
– Здесь я. – Вот и ладно!”
“Будь, что будет, промолчу”, –
про себя решаю,
И хочу ли, не хочу,
за отцом шагаю.
Припустить бы мне бегом,
да не разбежаться.
В цепком панцире с врагом
только и сражаться.
Так бы сталью и сиять,
не пробить до кожи.
Но уж саблю не поднять,
да и руку тоже...
Ветер выл, как провода,
вихрем снег кружился.
Не припомню, как тогда
дома очутился.
Мать встречает на крыльце
после долгой стужи.
И улыбка на лице,
А в улыбке ужас.
– Ах ты, милый мой пострел!..
Да ведь ты, сердечко,
Весь как есть заледенел!
Ну-ка марш на печку!
И лежу я на печи,
под тулупом белым.
И живые кирпичи
греют душу с телом.
И лежу я как во сне,
а передо мною
Свищет ветер, хлещет снег
жаркой пеленою.
* * *
Знаю я, жена моя,
любишь ты метели,
Что похлеще соловья
раньше песни пели.
В чуткой памяти они
нежатся, хранятся,
Ждут, когда наступят дни
новых сил набраться.
Только дней пропал и след,
веры нет неделям, –
уж зима, а снега нет,
где уж быть метелям!
Но поскольку я в долгу
перед всеми вечно,
Я метелям помогу,
и тебе, конечно.
О причудах давних лет
напрягу я память,
чтоб на весь крещёный свет
петь пургу заставить.
О метели прошлых дней
Напишу до света,
Чтоб в коллекции твоей
прижилась и эта.
26 ноября 2008 года,
свт. Иоанна Златоустого,
архиепископа Константинопольского.