Вокруг неё голод, холод да зной,
Она же танцует босой под луной.
Рукой правой взмах, ногами — подскок,
Успей начертать заклинание в срок!
Движения плАвны, а глазки — закрыты
Повязкою чёрной. А нервы-то вскрыты.
Огонь повинуется бодрой хозяйке,
Что облачённая в сизую майку.
Толпа в восхищении громко рокочет,
Душа же девицы от боли хохочет.
Забытое прошлое, старые раны —
Всё это скользнуло за новые грани.
Всё это забыто в тенетах сомненья,
Как соль, растворилось в новых уменьях.
Девица, играя, с огнём расправляясь,
Не жаждет, однако, чтоб память стиралась.
Она, возрождаясь, из пепла восстанет,
Не чуя, однако, что гром вскоре грянет.
Но знает танцорша, как сладостны муки,
Поэтому тянет к грозе молча руки.
Схватить её хочет, сжимая в объятьях,
Бежит, отрекаясь, к покинутым братьям.
А ленты огня вслед позёмкою вьются,
О нежные руки завистливо трутся.
И холод, и голод — любая погода,
Теперь всё равно, как в стакан бросить соду.
Танцовщица дальше продолжит крутиться,
А обездоленный люд — веселиться.
И разницы нет, что там: пламень аль ленты,
Лучше уж бросить в стакан пару центов.
Танцовщице проку от них — никакого,
Душе же народа — покою немного.
11.07.2016