Он выпил портвейна и ей позвонил.
Портвейн был не свеж, как и память о ней.
Он рылся с упорством нетрезвой свиньи
В своей безвозвратно ушедшей весне.
На утро он чувствовал, что победил –
Её ли, бутылку ли – важен итог.
Он верил, что счастье его впереди,
А боль в голове лучше, чем между ног.
Куражилось утро. Подсолнечный мир
Был тонок и чист, прозрачен и подл.
Бурлили пельмени и в клетках квартир
Рыдали в жилетки, сморкаясь в подол.
Она не спала, то курила, то так –
О чём-то грустила, но не про него.
Накапала в рюмку достойный коньяк
И выпила залпом. Почти рассвело.
Сутяжное утро. Она же юрист –
Ей ведом закон, ей известен подход…
И разум её тонок, гулок и чист,
Как вычищенный впредь на год дымоход.
Она так спешила на дело поспеть,
Но всё же успела приёмник включить.
Там мудро бубнили, что нищая смерть
Нас всех вынуждает расчётливо жить.
Она усвистела. Нетронутый чай
Дымил на столе и румяный малыш
Глядел на него и о чём-то скучал,
Пока ему бабка не крикнула «кыш!».
Он спрыгнул со стула, немножко упал,
Но плакать не стал, потому что герой.
Он тоже сегодня почти что не спал,
Перевозбуждённый вечерней игрой.
Вчера были гости и мамин юрист
Был тонок и чист, хорош и пригож,
Был молод и свеж, могуч и плечист,
Но только на папу совсем не похож…
Любовь на троих не делилась никак,
Но множилась в детской пустой голове.
Он пил молоко, как будто коньяк,
Он пил молоко, как будто портвейн.
В мире фантазий, в мире иллюзий
В море соблазнов и суеты,
Мы повстречались люди как люди,
А расстаёмся скоты как скоты.