Где-то там – на краю вселенной,
В царстве пропастей пустоты,
Где обрывов туман бессменный
Прячет отблески красоты,
Там ветров ледяные бури,
Одинокой пустыни гул,
Там пропавшие души уснули,
Запах смерти слегка подул,
И вокруг через жерла светел
Из вулканов прольётся вновь,
Оставляя то прах, то пепел,
Ярко пламенным цветом кровь…
В том краю, среди скал ребристых,
Есть ущелье – покои тьмы,
В нем скопление сил нечистых,
Затаился сын Сатаны.
Он спокоен и безмятежен,
Он обителью зла храним,
А в груди неподвижно нежен
Хладевающий льдом рубин…
Все приходит из ниоткуда,
Возвращается в никуда,
Было детство ценою в чудо,
Были радостные года,
Счастье было цветным алмазом,
Но к порогу пришла беда –
Кто любил, отвернулись разом,
Изгоняя родного! Тогда
Ненавидеть презренно стали,
«Белый ворон» – то страх мирским,
Обходные пути искали,
Хоть и зла не принес он им.
И однажды достиг предела
Дикий ужас в сердцах людей,
На расправу решили дело,
Чтоб лишить его белых дней!
В темноте, болью ран истязаем,
Убиенный лежит один,
Кровь по сердцу едва стекает,
Превращая его в рубин…
С тех времён отшумели ивы,
Серой тенью покой уплыл,
Дочь отца невзначай спросила:
«Пап, а кто белый ворон был?»
И отец помолчал забвенно.
Речью молвил от простоты:
«Где-то там – на краю вселенной,
В царстве пропастей пустоты!
В том краю, среди скал ребристых,
Есть ущелье – покои снов,
Там сияющий свет лучистый,
Дух несчастный поёт без слов!
Этот призрак был нами изгнан,
Необычный – а значит зло,
Его сердце рубином чистым
После гибели стать смогло!
Стать смогло дорогим товаром,
И охотников стаи за ним
В тех краях потерять недаром
Жизнь сумели за этот рубин!»
Дочь в расстройстве отцу сказала:
«Пап, я видела вещий сон.
Будто время суда настало,
Свет и мрак словно бьются за трон!
Как считаешь, отец мой родный,
На чью сторону встанет бить,
Кто мучений побег безродный
С полной силой успел вкусить?!
Он обижен несправедливо,
Значит чести не знает он,
Это ваших творений диво,
То есть - вам же ответит злом!
Ты поверь мне, грядет расплата,
Силы света и так малы,
Нам великих бойцов утрата
Сменой царствий грозит! Увы…
Вот тогда отворятся двери,
И ворвётся армия тьмы!
Эпидемии и потери
Изничтожат людей Земли…»
И отец вдруг упал на колени,
Преклонившись пред дочкой своей:
«Мое чадо! Ты мир наш изменишь
Своим даром предвиденья дней!
Лишь сейчас осознал я ошибку,
Как жестоки мы были, глупы…!
Лишь сейчас я готов на попытку
Все проступки исправить судьбы!»
Дочь ответила: « Нет. Успокойся,
Ты ведь старый и болен сейчас!
Наш очаг сохрани и не бойся,
Молодых дело – биться за вас!»
Тёмной птицею ночь пролетела,
Первый лучик окно озарил,
И девчонка собраться успела,
Светлый долг ей дорогу стелил.
Шла она сквозь поляны и реки,
Сквозь леса и туманную пыль,
Дни и ночи шла! И навеки
Больше верила в вещую быль.
Шла, стирая мозоли снегом,
И сжигая стопы песком,
Между серой землёй и небом,
Боль усталости чуя виском!
Скалы острые резали ноги,
По обрыву, где черные мгла,
Проходя через камни, пороги,
Сквозь вулканы бесстрашная шла.
Ей в лицо ледяные бури,
Одинокой пустыни гул,
Здесь пропавшие души уснули,
Смертный запах едва подул…
Смерть почувствовав, остановилась,
По отвесным оскалам вниз,
Хрупкотелой, девчонка спустилась
В то ущелье – врат ада «эскиз»!
Наступая на камни украдкой,
Затаив и дыханье назло,
Словно в логово похоти гадкой,
В тёмный омут шагала легко.
Проходя коридором всё дальше,
Светотени играли вокруг,
Затхлый запах, и нежностью фальши
На стене всей истории круг…
Круг развития и затоенья,
Возрожденья и света конец,
Предсказания там, изреченья
Клинописцем набиты! И чтец,
Что познает все таинства мира,
Исповедует веру для всех,
Кто в божественной сфере эфира
Удостоится жизни навек!
Вдруг раскинулись стены! И диво!
Пред глазами пещерою встал
Тронный зал пустотою! Красиво
Сталактитные бритвы в оскал!
Свет широким потоком ложится
Сквозь «пробоину» в дальней стене,
В том окне ярко солнце лучится,
Царство пропастей в диком огне…
Вдруг напротив послышался голос,
Хрипло-мудрый, спокойный, как сон:
«Перламутрово-шёлковый волос!
И глаза, словно яркий неон!
Запах юной невинной фиалки
Ореолом от чистой души!
Что тебе в это мире не жалко?
И к чему ты так страстно спешишь?
Что так тянет на смертные муки..?
Я уже далеко и один…
Все сгорают от алчной скуки,
И тебя манит этот рубин…»
Смело девочка встала у трона,
И сказала: «Зачем мне рубин!?
Ценно то, что дыханьем в полтона
Овевает долины равнин,
Что сияет в лучах небосклона,
И цветет под луною в пыльце,
Разливается краем бессонным,
И росою блестит на лице,
Что родное с утра душу греет
Среди мамою спетых стихир,
Как любимые вместе стареют,
Неужели не жаль этот мир…?
Сон я видела, страшный до боли,
Будто армия тьмы на Земле,
Хаос рядом царят, и неволей
Плохо будет, поведано мне!»
Открывая глаза серым мраком,
Чуть неслышимо он прошептал:
«Вещий сон – это Божий оракул!
Я давно о таком не мечтал!
Грёз не видел я многие годы,
Ночь и день – всё едино во мгле,
Всё черно, ведь с тех пор от природы
Я истерзан людьми на Земле!
Что благого всем видно на свете?
Грязь и боль изъедают людей,
Грусть печалью на пошлой планете
Поглощает морали идей…
Кровь здесь воздух и почву питает,
А насилие похотно лжёт,
И, греховную пыль поедая,
Страсть Содома, Гоморры живёт…
Так за что должен быть благодарен?
За изгнание в пропастей край,
За холодное сердце, как камень,
За мучений свой собственный «рай»….?!
Этот мир не достоин той власти,
Что на небе благою слывёт.
Может, сила чернеющей масти
В эту сферу покой принесет…?!»
В этот миг на краю вселенной,
С глубин пропастей пустоты,
Сквозь обрывов туман бессменный
Выползают отродия тьмы…!
Сухожильные мрачные твари,
Полукрысы, гнилые в себе,
С мерзкой кожи когтями срывали
Серой шерсти куски на спине!
Полудохлым и хриплым рычаньем
Стали грязных кровавых зубов,
Мощных лап на камнях содроганье –
Монстры вылезли в волю веков,
Красных глаз на простор озаренье,
Оголённые рёбра торчат,
И костлявого тела явленье –
С ужасающим рыком молчат…
В это время в пещере у трона,
На колени с молитвой упав,
Словно силой светил небосклона,
Прошептала с слезой на глазах:
«Знаю я, излечить эти раны,
Что в душе твоей, словом никак,
Разделить не смогу, болью рваный,
В твоем сердце виной свет и мрак!
Но прошу я за всех, и за эти
Белоснежных края облаков,
За невинных прошу, будто дети
Всей вселенной и разных веков
Поделиться готовы тем детством,
Что тебя обделили, грубя,
Возвращеньем мгновений чудесных
Я прощенья… прошу… у тебя!
Погляди в тот проём, там на скалах
Выползают отродия тьмы,
Им физической жертвы столь мало,
Что они пожирают умы.
Их послали с глубокого ада,
Изничтожить покои равнин,
Предсказанием – армий осада,
Поведёт за собой их рубин!
Эти мрачные серые твари,
Словно зомби, за камнем пойдут,
Сквозь огниво удушливой гари
Они Землю до пепла сожгут…
От тебя жизнь планеты зависит,
Твоё сердце – есть факел в ночи,
Мне рубин и гроша не превысит,
Белый свет – он как пламя свечи,
Если дунуть немножко – погаснет!
Чернь души содрогнёт огонёк,
Этот камень для бесов опасен,
Он – их смерть, но и им же пророк!
Твои боль и обиды понятны,
Ты, конечно, не встанешь за нас,
Но хотя бы позволь аккуратно
Твоё сердце сберечь от их глазах!
Устремлюсь я с ним в даль, на глубины,
Буду к свету хоть вечно бежать,
Стану прятаться, ждать, и былиной
Он со временем станет опять….»
Мрачных глаз показалось сомненье,
Он привстал, тишину сохраня:
«Вижу я твоих ног источенье,
Ты свозь кровь добралась до меня,
Значит, истиной речь твоя веет,
Значит ты не скупа, как они,
И родное тебе душу греет,
Бьёшься ты за счастливые дни…
Я лишь блага тебе пожелаю,
Пусть не сбудутся вещие сны,
Что по мне – равнодушьем сгораю,
Мне и бесы и люди равны!»
И девчонка, колени стирая,
Подползая, прижалась к ногам,
На хлад плоти его невзирая,
Прошептала вернее всего:
«Я же знаю – ты очень хороший,
Вот родное-то греет, как сплю,
То теперь мне свете дороже,
Что тебя, как родного… люблю…!»
Обомлел полумёртвый, и тени
Содрогнули его до костей,
Пред невинной упал на колени,
Глядя вглубь непорочных очей:
«Ты сейчас… ты ведь что-то… сказала…
Может, это… послышалось мне…
Ты, наверное, дом вспоминала,
И шептала отцу… как во сне…
Странно… голос дрожит мой так сильно,
И в груди всё колышется лишь,
А в глазах.. вижу берег ванильный,
Только берег… и белый камыш!
Обними меня, девочка, смело,
Я на ушко тебе прошепчу:
В светлой правде меня вразумила,
Я отдать тебе сердце хочу…!»
«Белый ворон» назад отвернулся,
С мощных плеч скинул мантии стать,
Серой кистью он в грудь окунулся,
Сломав ребра движением вспять,
Затрещали истлевшие кости,
На пол сыпался старости прах…
Взмах наверх! И за выкриком злости…!
Засверкало рубином в руках!
Пошатнулся мертвец, затаился…
Шелохнулся и рухнул в покой,
Осмотрелся вокруг, удивился:
«Больно, чувствую! Может… Живой!
Так бери же сейчас этот камень,
Люди могут быть всё же людьми,
Спрячь подальше, за горы окраин,
Ты достойна – спасенье возьми!
Ты меня просто так… полюбила!
Пробудив нежность счастья во мгле!
Это всё только ты подарила!
О, спасибо… спасибо… тебе…»
Серых глаз просветленье явилось,
Вздох последний исчез в тёмный мрак,
По щеке вниз слеза покатилась,
И с рубином разжался кулак.
А дитя чрез печаль наклонилось,
По щеке его гладя. Но тут
В свет проёма, привстав, устремилась
Созерцать серых тварей поток.
И задумалась девочка тихо,
Осмотрела тех пропастей край,
Свет глаза застилал слишком лихо,
А земля, как «чистилищный рай»!
Вдруг присела у тела украдкой,
Молча в руки схватила рубин,
Посмотрела с движением кратким,
Прошептала: «Ты снова один…
Ты один протянул эти муки,
Ощутив равнодушия злость,
Ты один истязаньем разлуки
Проглотил вечной мрачности гроздь,
Я верну справедливость на место,
Успокоив навеки тебя,
Боль – подруга твоя, мне же крестна,
Окрестить я способна себя!
Не уйти мне от армии бесов,
Свет и тьму уже поздно мирить,
А вот дни тех мгновений чудесных
Ты достоин на свете прожить!»
И, прижав острым краем рубина,
На груди кожу вглубь рассекла,
И ручонкой в страданьях невинных
С криком сердце наверх извлекла!
От ужасной агонии скверной
Наземь пала святая в крови,
С сил последних, и столь непомерных
Своё сердце внесла, подарив…
Промеж рёбер бойцу окунула
В рану старую свежую плоть,
В его тело всей жизнью вернула
Силой молодость, жертвою хоть!
Выдыхая последние звуки,
Она на спину мирно легла,
Сквозь предсмертные дикие муки
Его руку держала едва,
Улыбнулась тихонько у трона:
«Как прекрасны просторы глубин,
Помнишь то, что дыханьем в полтона
Овевает просторы равнин…
И сияет в лучах небосклона,
И цветёт под луною в пыльце…
Разливается краем бессонным,
И росою блестит на лице…
Как родное с утра душу греет
Среди мамою спетых стихир,
И любимые вместе стареют…
Я люблю… я люблю этот мир…
Странно… голос дрожит так же сильно,
И в груди непривычная тишь..
А в глазах… вижу берег ванильный,
Только берег… и белый камыш….»
И едва тишина утихала,
Сердце девочки в теле чужом
Прирастать всеми жилками стало,
Колыхнулось недвижимым сном,
И задёргалось, и застучало!
Заросла в старь истлевшая грудь,
Тело вновь омладело! Смывала
С вен засохших всё новая суть...
Вдруг живые глаза распахнулись,
Приподнялся в испуге боец!
В хаос мысли на миг встрепенулись,
Осознал… что он снова жилец!
Оглянулся, увидел святую,
Всю в крови, будто спящую лишь,
И, ужасную жалость почуяв,
Произнёс он: «Ну что ж ты молчишь….?!
Ещё так молода, ненаглядна,
Юной прелести не оценить!
Еще жить бы и жить, непонятно,
Но решила ты все изменить!
Как же так?! Ну зачем было детство
У себя у самой отнимать?!
Почему? Это время чудесно!!
Мне пришлось всё насильно терять!
Но ведь ты жить в любви так мечтала,
В достиженье гармоний эфир!
Ты великою жертвою стала…
Только ты так любила наш мир…
Нет проклятья страшнее на свете,
Чем родителям, знавшим о том,
Что их милые, нежные дети
Не вернуться в свой собственный дом…
Долг священный с улыбкой исполню,
Твоё сердце любовью храню,
Твою душу покоем наполню,
Ведь тебя, как родную люблю!
Буду помнить твой искренний голос,
Будет сказкой твой ласковый сон…
Перламутрово шёлковый волос,
И глаза, словно яркий неон…»
Веки детские лишь закрывая,
Чутко сильной рукой он провёл.
Свой рубин за собой поднимая,
К трону тихо боец подошёл.
Поглядел на засохшее древо,
То осина у трона росла,
И, схватившись за плотное «чрево»,
Вырвал с корнем на крепкость ствола.
Ветви тонкие сушью сломились,
Получилось благое сырье,
В корни острый рубин! Поместилось.
Мудрый воин взглянул на копье…
Обернулся лицом в свет проёма,
Видел с тварями горы равнин,
Под лучами светил небосклона
Острой бритвой блистает рубин…
Вдруг движенье назад! И с разгона
Сквозь «пробоину» вырвался ввысь!
Взмах орудия с силой урона!
Устремился он к армиям крыс…
Проносясь с дикой скоростью мимо,
Острием рассекая ряды,
Разрывая в лохмотья рубином
Толпы, тысячи злостной орды!
Разворот! И юлою во круге
Разметает зверей на куски,
Его мощные, крепкие руки
Смертью стали от долгой тоски!
Словно молния, мечет по скалам,
Истребляя подручных ему,
Разбивая в осколки оскалы,
Не давая пощады всему!
Рядовых и гнилых генералов,
Слабых гадов, лихих мастеров
В одно месиво скашивал! Мало!!
Размозжил миллионы клыков!
И в прыжке! Налету! С разворота!
Разбивал горы злых черепов,
Сокрушая отряды и роты,
И срубая аж «стаи голов»!!
Кровь всех струями брызжет из мяса,
Рассекает могучий рубин!
И накрыты погибшей заразой
Дали красных от крови равнин…
Вдруг из гор искорёженных трупов
Появился огромный наймит.
Чёрный демон из адских уступов,
Злой посланник, творитель обид,
И перстом он бойцу указуя,
Подзывает на битву к себе,
Смерти путь в атмосфере рисуя,
Помешать хочет светлой судьбе!
Но, без тени сомненья срываясь,
Воин вновь атакует вперёд!
Сквозь заставы из бесов врываясь,
Дикой схватки приблизит черёд!
К злому демону вскользь подбегая,
Белый ворон копьё во штыки,
Вихри пыли вокруг поднимая,
Мощной битвы начала шаги!
За ударом удар в тело злого!
Сверху! Снизу! Но глухо – древком,
А рубин только мимо чужого
Пролетает сухим ветерком!
Разрубает и рядом стоящих,
Но в наймита не может попасть,
А в ответ мощь ответов разящих!
Увернулся! Но в лидерах мразь!
Огляделся …! И в даль устремился,
Отскочил за полсотни шагов!
Развернулся назад! Навострился,
И рванул в нападенье без слов!
Подлетая к тому моментально,
Пыль вздымая рубином вперёд,
В грудь вонзая копьё злу сакрально!
На лету вынимая его,
Из спины вражей в миг вырывает,
Забирает орудие в свет,
Демон с грохотом наземь спадает,
Рухнув замертво… в вечности лет…
А боец оглядел все равнины,
Что пусты, лишь под трупами гарь,
Но где пропасть, пустоты, глубины –
Лезла с них ещё новая старь!
Прямиком, то из адских просторов
Выбирались всё армии зла,
Те же крысы! Но тварей, без споров,
Бесконечная масса была!
С дикой жаждой за камнем тянулись,
Когти серые скалами рвут,
И бойцу те слова поминулись,
Что за сердцем, как зомби, пойдут!
Значит, время пришло бить отродья,
И пора бы домой стаям крыс!
Разметая ногами лохмотья,
Разбежался, и, прыгая ввысь,
Он вспорхнул незаметно под небо,
Повернулся и с силой Богов
Устремил свой рубин вглубь и недра!
Тот стрелою слетел с облаков,
Проносясь мимо скал и обрывов,
Между огненно-каменных стен,
В бездну пропасти, лавы прорывов,
Где греховным деяниям плен,
Сквозь слои земляные, породы,
Сквозь подземные горы и пыль,
В глубину самой адской природы,
То копьё пролетело, как в быль..!
И вот – в ада просторы явилось..!
На лету приближая урон,
Добротой острие накалилось,
И вонзилось аж в дьяволський трон…!
Император злых сил разъярился,
Что средь смертных могучий такой
Против тёмных боец появился,
Кто сильней генералов его…!
На поверхности всё изменилось,
Твари серые видели как
Их прозренье рубином спустилось
В глубину адской жизни – во мрак!
И, как зомби, за ним устремились,
Возвращаясь в те бездны, в туман…
Опустели равнины… на милость…
Горы трупов истлели в обман…
И на землю упал белый ворон,
И в пещеру свой образ унёс,
Взял невинную на руки скоро,
К вратам рая то тело вознёс…
И встречающим ангелам слово
Он заветное молвил в слезах:
«Эта девочка – дочка Христова!
Пусть и тело её… в небесах…»
Даже ангелы вдруг прослезились,
И, целуя святую навек,
За людей в тот момент помолились,
Ибо может быть добр человек…
Возвращаясь на землю заветно,
Мудрый воин с окраин побрёл,
И на Родину взор незаметный
Вскоре он, прибывая, повёл.
У ворот его ждали селяне,
И он брёл с дикой грустью в глазах,
Все, кто вспомнили жертвы сиянье,
Побежали долой впопыхах.
Лишь старик одинокий остался,
Чей глубокий измученный взгляд
Болью свежей в тот миг наполнялся,
Ну а воин, как чести солдат,
Перед старым с добром преклонился,
И промолвил святые слова:
«Там, где сам Иисус поселился,
Твоя дочь… свой покой… обрела…»
Пролилась небывалой слезою
Грусть, печаль с поседевших ресниц…
Было явью, но стало былою
То невинное счастье синиц!
Развернулся боец монотонно,
И сказал: «Знайте вплоть до седин!
Ценно то, что дыханьем в полтона
Овевает долины равнин,
Что сияет в лучах небосклона,
И цветёт под луною в пыльце,
Разливается краем бессонным,
И росою блестит на лице,
Что родное с утра душу греет
Среди матерью спетых стихир…
Как любимые вместе стареют,
Берегите же, люди, наш мир…»
С тех времен отшумели ивы,
Отразились молитвы в глазах,
Все любимы стали, честивы,
Вера вновь поселилась в сердцах..
Где-то там – на краю вселенной,
В царстве пропастей пустоты
Серебрится туман бессменный,
А в нём отблески красоты,
В том краю среди скал ребристых
Есть ущелье – покои снов,
Там сияющий свет лучистый,
Дух святыни поёт без слов…
«Stihia» 12.07. 2005 г.