Этот, Канеки, мир

Татьяна Ронова
Ты человеком родился в мире, хранящем тайны. Ты не хотел стать монстром,
это ведь всё случайно – выбрали.
Как свинью зарезали,
не добили,
сделали гулем. Гули монстрами для вас были.
Страшно теперь, Канеки. Страшно, да что поделать?
Был человеком просто, обрёл теперь гулье тело. Другу ведь не расскажешь – страшно.
Куда деваться? Это всё очень сложно. Может быть, просто сдаться? Может остановиться, выдать себя? Быть может,
тебе поверят, но только это ведь не поможет. Ты так и будешь монстром,
это теперь навеки станет твоим проклятьем.

Куда ты пойдёшь, Канеки?
Что теперь будешь делать? Как теперь будешь жить?
Ты же совсем не сможешь кого-то сейчас убить. Ты ведь такой радушный, добрый и милый.
Ты…

Этот, Канеки, мир разрушил твои мечты,
вывернул наизнанку весь этот мусор с грязью, плюнул тебе в лицо, вытолкнул с неприязнью с крыши большой высотки, будто бы так и надо.

Либо ты полетишь, либо продолжишь падать,

пока не помрёшь ты, растекшись кровавой лужей вдруг по асфальту.
Теперь никому не нужен.
Теперь ты мальчишка-гуль, просто с приставкой «полу-». Ты же напуган, мальчик, всё для тебя здесь ново. Страшно и мерзко, даже где-то местами жутко.
Ты ведь так сильно хочешь верить, что это шутка. Просто плохая шутка или сон неправдивый.

«Кто-нибудь, разбудите!» - ты кричишь, что есть силы, только тебя не будят. Ты утопаешь в крОви.
Мерзких убийц вокруг много и много боли. Ты так напуган, мальчик, Боги тебя забыли.
Думаешь:

«Было б лучше, если б меня убили, избавив от мерзкой правды сущности этих гулей. Как теперь дальше жить? Я вообще живу ли?»

Всё теперь сложно, мальчик, всё для тебя здесь ново.
Ты не заметил, как Антейку тебе стал домом. Старый гуль приютил, выучил, как скрываться. Тебе, Канеки, ведь некуда и податься, вот и остался в этом Богом забытом месте.
Гулям ведь будет легче, если те будут вместе.

Ты теперь стал смелей, всего лишь чуть-чуть, но это
лучше, чем жалким трусом слыть. Ты теперь ответы
ищешь в коварном мире монстров и людоедов.
Всё, что сейчас узнал, раньше ты и не ведал: гули среди людей теснятся – никто не знает, каждый день от их рук кто-нибудь умирает; голуби – гроза монстров, те ведь ещё убийцы, монстры от них под масками прячут лица; куинке и CCG, много всего другого чуждого для тебя.
Много всего иного.
Войны кварталов, твоих же знакомых смерть, мир этот весь прогнил, целый всего на треть.

Ты, вдруг, Канеки жаждешь всем вокруг доказать, что всякий гуль вынужден убивать, пусть и не хочет этого. Только вот это всё,
знаешь, Канеки,
ни капельки не спасёт

вас от людей. Людям ведь всё равно, хочет – не хочет, тут уже всё одно: гули – угроза для мира и для людей, гули так много… много несут смертей, жрут их без меры, думают, что они – выше людей.
Боги.

Считая дни, ты продолжаешь верить, Канеки, но только… но
всё в этом мире давно уж обречено
на вечные смерти и войны со всех сторон.

Цепи гремят, свой издавая стон. Маска с зубным оскалом – это твой новый лик, чтоб не узнал никто. Пусть ещё не велик
ты по их меркам, но всё же теперь ты гуль – хищник, что не боится старых свинцовых пуль,
монстр, который смерти смотрит прямо в глаза.

Этот, Канеки, мир ужасен.

Тебе назад

впредь не вернуться, бедный.
Считаешь дни.
Смотришь на этот мир, и видится всюду гниль.
Светлого не бывает в мире, где правит боль, светлое умирает, лишь зарождаясь.

Ноль
и одна из десятых тех, у кого душа светится изнутри.
У
остальных
кишат
опарыши, мухи, крысы, все на единый лад. Ты это всё вот терпишь. Разве ты виноват?
Кто тебя выбрал, милый? Кто же затеял всё?

Этот, Канеки, мир высушит и порвёт,
всё, что так долго ты нежил в своей груди.

Канеки, родной, божемойуходи.

Спрячься, мальчишка. Этот мир – он не твой.
Плюй на того, кто вертит твоей судьбой, ты же не монстр – ты же ведь человек. Слышишь меня, Канеки? Ты слышишь, Канеки?
Нет?

Этот, Канеки, мир отнимет всё дорогое, светлое уничтожит, в тебе всё убьёт живое.
Хочешь ли ты всё это? Хочешь? Да чёрт с тобою!
Коли так дорог мир – сражайся, пусть будет больно.
Эти твои друзья – Антейку, – семьёю стали,
хочешь их защитить.
Хочешь?
Они б не стали
так рисковать, наверное. Но не важно,

ты ради них пытаешься быть отважным.

Только слабак ты, Канеки, как не старайся, ты ж полугуль.
Хватит бороться,
сдайся.
Просто смирись, что будешь всегда не правым
в мире, где самый сильный правит кровавым балом. Много воды уйдёт, прежде, чем разразится гулья война, правят в которой птицы, которые голуби, те, ну которые люди.

Ты не махнёшь рукой, не скажешь: пусть всё, как будет.
Тебя силком затащат в яму из адской боли, несколько дней будут держать в неволе

и убивать,

вовсе не убивая.

Станешь другим. Ты станешь другим, я знаю.

Волосы сединой скроет, запрятав душу в тёмном углу, пусть совесть тебя не душит.
Ты уничтожишь всех, кто до тебя коснётся,

ты защитишь друзей,

ты уничтожишь солнце, .
что всё светило, верный путь освещая.

Ты станешь монстром. Но ты же не монстр, знаю.
Станешь сильнее в тысячу крат, жестоким
слыть среди гулей будешь.
И одиноким
станешь теперь, выбрасывая зёрна к черту,
те, что прогнили.
Не ищешь ведь ты почёта
среди других монстров. Тебе это всё не важно. Ради друзей сражаешься ты отважно, ищешь ответы, вяжешься тонкой нитью
с прошлым,
въедаясь, как наркоман, в забытье.

Только вот ты запутался, мальчик, боже, вера твоя никак тебе не поможет.

Этот, Канеки, мир заставит тебя сломаться,

переберёт по рёбрам,
по волосам,
по пальцам,

выбросит к чёрту в пропасть в чёрном мешке, как мусор.
Ты упустил момент, когда внутри стало пусто.
Ты упустил момент, Канеки, теперь отважно
рвёшься спасать всех кто дорог. Но, знаю, страшно
очень тебе,

да только терять страшнее.

В единстве своём греются зимой змеи, сжавшись в комок, друг другу хвосты глотая.
А ты одинок,
и участь твоя плохая – кусать свой же хвост и мёрзнуть во мраке комнат.

Пытаешься встать,

да только,
как кукла,
сломан.

Но нити прочны того, кто тобою правит, натянуты леской, ведут, а куда не знают. И ты бы поддался, ведь это намного легче.

Этот, Канеки, мир всё-таки искалечил

душу твою,
выжал так, словно тряпку,
вытер тобою грязь. Только теперь вот зябко.
Всё холодит внутри и нельзя согреться.

Крепко ты жмёшь в руке
рваное
своё
сердце

и, чтоб идти вперёд, найдя в себе каплю силы, - съедаешь его.
И пусть неприятно, милый, съедаешь таких, как ты, только бы быть сильнее. Всюду всегда быть первым – это теперь вернее.
Только, Канеки, выбор всегда осядет
на плечи тебе. Тебе выбирать – куда же
стряхнуть и пойти, и как поступить бы дальше.

Этот, Канеки, мир утопит в своей же
фальши
и обернётся в монстра похуже всех тех, что видел.
Голуби, гули, люди. У них должен быть ведь лидер.
У каждого есть, да кто же он – ты не знаешь. Схватиться б тебе за правду, да только не успеваешь.

Устроили бойню гулей. Зачистка ужасных тварей. Всех кого повстречали – раньше и не видали.
Голуби – гроза монстров – идут попятам так быстро.
Ты б защитил друзей, но только вот
ликориса
цветы
предвещают
всюду
скорую твою смерть. *

Агонию в твоём сердце не выскоблить, не стереть.

И рвёшься, и мечешь, и хочется так сломать весь мир этот к чёрту. Так хочется убивать,
и ты смотришь прямо в глаза своего врага.
Твой съеденный друг за спиной и нельзя назад,
ведь ты обещал. Чтобы жертва его не зря…

Ты смотришь на Кишо и думаешь, как змея тебя он окутал хвостом своим.

Точно змей.
Брыкаешься, рвёшься.
Так страшно, ведь он сильней.

И кровь окропит всё поле.
Твоя же кровь.
Ты хочешь подняться, но падаешь вновь и вновь, кричишь в немом крике.
Не поздно и пожалеть.

Ты смотришь на Кишо
и видишь
свою же
смерть,

и вдруг вспоминаешь излюбленный свой рассказ, а смерть проникает под кожу,
горящий глаз пронзает так больно. И проще бы было сгинуть.

Этот, Канеки, мир тебя никогда не примет.




*ликорис -  могильный цветок. Его цветение предзнаменует смерть