На белой бумаге
Черным карандашом
Я пишу расписку.
Я,Блумцинццитон,
Не подверженный по роду службы особому риску,
Сообщаю во всеуслышанье о том,
Что ниже следующий фельетон
Пишу в адекватном состоянии и твердой правой рукой.
В ночь , когда луна на последнем вздохе
Нисколько не освещала задымленный балкон,
И сентябрьские туманы не смогли переползти гористый сочинский склон;
В ту самую ночь, когда,
Товарищи присяжные,
Я не был сильно пьян
Произнося строку
"О юноша смелее глянь",
Невольно взглянул на даму с сигаретой, что сидела в углу
И выслушивала мою глупую болтавню.
Тогда я расписался в своем бессилии,уважаемые господа.
Я говорил с паузами,
Стараясь подобрать адекватные стилю слова.
Я начал с фразы "я долбоеб",
И тут же первая горсть ударила в гроб.
Дальше я смутно помню, но она курила третью подряд,
Возможно, хотела времени дать,
Возможно, просто хотела курить
После бутылки рома в номере на троих.
Я чувствовал себя ребенком,
Спалившим мамин любимый ковер,
И который тихо стенает под кухонным столом.
Монолог стих.
Ей стало холодно.
Дождь по перилам стучал...
По коридору в свою комнату,
Упал на мягкий диван...
О Одиссей, проводивший ночи с богинями,
Далеко до твоего венца.
А ты,управляющая свиньями,
Утратила прелесть лица.
Только море не измельчало,
Омывает все также песчаные берега,
Волною щебень кидает
Серебрит зюйдзвестки,
Заставляет закатывать обшлага