Но мысли о ней больше не покидали его.
Перед глазами возникла их спальня и фотография над кроватью. «Мавка, лесная дикая Мавка! Как я любил тебя, как мы любили друг друга. Я рассказывал тебе сказки и читал «Лисову писню» Леси Украинки. Какая там у нас была божественная любовь! А потом она спросила: «Ты хочешь, чтобы я тебя любила, как Мавка?» «А ты сумеешь?» – удивился он. «Но ведь тогда я погибну!» – заплакала она. «Нет, что ты, я спасу тебя. Не плачь. Ведь я так люблю тебя». «Правда?» – обрадовалась она и бросилась к нему на шею.
Они уходили в леса и луга. Она плела венки из веток и цветов, пряталась за деревьями, пела украинские песни и просила найти ее. И он искал, и находил, и они целовались долго-долго и были безумно счастливы. И листья шептали им слова любви, и травы стелились мягкой периной под их телами, и они не замечали никого в целом мире. «Мы первые люди на земле», – шептал он ей. «Значит мы – Адам и Ева», – смеялась она.
Они ложились в мягкое теплое сено, а черно-зеленые мухи кружились и жужжали над ними, спариваясь и пробуждая в них страстное желание отдаться друг другу.
- Как Адам и Ева, – шептала она, подставляя ему свои губы для поцелуя.
- Разве мы уже в раю?
- Конечно, а ты не видишь?
- Значит, нас скоро выгонят, – засмеялся он и впился в нее длинным дурманящим поцелуем.
Они ходили счастливые и одуревшие. И только его мама и ее бабуля смотрели на них и вздыхали.
- На какую беду вы к нам приехали? – посетовала однажды бабуля.
- На свою собственную, – вздохнула мама.
471
- Может, они еще разойдутся? Ведь она совсем ребенок, – еле слышно произнесла бабуля.
- Может, – совсем безнадежно откликнулась мама.
А они, Илюша и Галочка? Они еле дождались, когда ей исполнится 16. Он каждый год приезжал в низенький дом над Бугом и слушал шепот трав, пенье птиц и ее щебетанье, пока однажды не увез с собой в Москву.
Родители приняли их хорошо. Только сестра обняла её после свадьбы и прошептала: «Тебе, девочка, учиться надо. Он у нас умный. Он скоро будет профессором. У нас в семье все умные. А ты, если не будешь учиться, будешь при нем служанкой». И она училась. Кто бы знал, как тяжело ей было погружаться в мир цифр и формул, но она осилила их, точнее, они вместе справились со всеми этими сложностями – ведь он был ее учителем. Она даже институт окончила, стала экономистом.
Зато картины, краски и скульптуру она чувствовала кожей, мастерила себе и друзьям сказочно-прекрасные модные туалеты и пела. Пела тихо, но так задушевно, что хотелось слушать ее бесконечно долго. И он слушал, и тоже пел, и мягко касался струн гитары. У них была хорошая работа, маленькая квартирка в Москве, сын и дочь. Они были счастливы.
И вдруг… Он и сам не знал, почему случилось это «вдруг». Ему всегда казалось, что он до мозга костей пропитался русской культурой и языком, и землей, но какая-то неведомая сила унесла его в Израиль. «Зов далеких предков», – мягко улыбнулась она его идее, но поддержала. «Я тоже чувствую их голос. Я стала частью тебя. Меня зовет земля твоих пращуров. Я тоже хочу уехать». Это было необъяснимо, но они бросили все и репатриировались.
Она открыла глаза, как всегда, ровно в семь утра.
472
«Странно, я даже не разделась, как тогда, в той сырой лачуге, из которой мы уже год, как переехали в эту четырехкомнатную роскошную квартиру на берегу моря, – удивилась она. – Тогда, с переездом, весь этот пьяный бред окончился. А что делать сейчас, я не знаю, но на работу надо идти». Она быстро сбросила одежду, влезла в ванну и стала под холодный душ.
Теперь в голове все было предельно ясно, и пить больше не хотелось. «Нет, я больше не притронусь к бутылке. Я смогу взять себя в руки. Ведь смогла же я это сделать однажды. Да-да. Но тогда меня спас Господь. Он протянул руку, он вселил веру и показал путь. А сейчас? Что я должна делать сейчас? Б-же мой, помоги мне! – простонала она и стала страстно молиться, стоя босыми ногами на мокром полу. – Откуда он взялся на мою голову, этот чужой человек, который вдруг заслонил для меня весь мир? И почему я не могу от него отказаться? Но как можно отказаться от такой любви? Это значит отказаться от себя самой».
Она оделась, выпила чашку кофе с бисквитом, передвинула на календаре пластиковый квадратик на цифру 11, посмотрела в окно через жалюзи на чистое голубое небо, тихо прошептала: «Ужасный Демон, дух изгнанья…», - потом поправилась. – Нет, прекрасный Демон, я люблю тебя и ничего не могу поделать…»
И тут же в памяти всплыл то ли злосчастный, то ли счастливый день год тому назад, когда она впервые сказала эту фразу. А всему виной были поломанные жалюзи на окне.
В тот день Галочка полулежала на диване, наблюдая из-под опущенных ресниц за мужчиной, который, стоя на стремянке возле окна, ремонтировал жалюзи. Человек стоял к ней спиной, но его лицо так прочно закрепилось в её сознании, как будто она сделала фотоснимок.
473
Если бы захотела, могла бы нарисовать его.
Солнце ярко освещало окно, и высокая фигура, будто отлитая из металла, черным силуэтом вырисовывалась на противоположной белой стене, медленно меняя позы. Она вспомнила, что уже видела однажды этого человека у своей хозяйки. А когда ей понадобилось починить жалюзи, та порекомендовала его.
Галочка опустила голову на подушку. Усталость так сковала ее члены, что пальцы еле шевельнулись, когда она натягивала на себя плед. Ее морозило, хотя на улице было очень тепло. «Я заболеваю», – мелькнуло в затуманенном мозгу, и она закрыла глаза. Тут же перед глазами возник в радужном сиянии уже не черный, а оранжево-малиновый силуэт человека, стоявшего на стремянке. «Это называется «динамический стереотип». Это мы учили когда-то давным-давно на лекциях по психологии», – почему-то вспомнила она, чувствуя, как проваливается в какую-то черную яму.
Когда она опять открыла глаза, через чистые жалюзи на неё безразлично смотрела холодная луна. «Ничего себе, неужели я проспала всё это время и даже не расплатилась с мастером!» – огорченно подумала она и попыталась приподняться. Голова оказалась слишком тяжелой и не хотела отрываться от подушки. «Ничего, я сейчас встану», – мысленно уговаривала она себя, пытаясь опереться на руки и спустить ноги на пол. Но у неё не хватило сил сдвинуть ноги с места. Только правая рука, слабо шевельнувшись, сбросила плед, и он упал на пол.
- Слава Б-гу, вы очнулись, мадам, – раздался над её головой встревоженный мужской голос.
«Кто это? – удивилась она, пытаясь вспомнить голос. – Это не мог быть Илюша. Илюша опять в командировке в Нью-Йорке, и он не говорит с ней на иврите, да еще таком плохом. Он только вчера улетел и не мог еще
474
вернуться. Да и не мог муж назвать ее таким словом. Подумать только – мадам! Я – мадам! Ну, может быть, для кого-то, но не для Илюши. Для него я всегда была птичкой, галчонком, милой нежной девочкой. Мадам – это что-то очень взрослое. Хотя я, действительно, уже не только взрослая, я уже старая. У меня есть внуки. Просто я не хочу в этом признаваться самой себе. Мы оба не хотим об этом думать», – улыбнулась она своим мыслям.
- Как это «очнулась»? Я просто немного задремала, – наконец чуть слышно пролепетала она.
- Если бы! Вы ведь чуть не упали с дивана. Голова свесилась, глаза закрыты, и так стонали, что я за вас испугался. Притронулся ко лбу – горит, а сердце колотится, будто выскочит сейчас. Я «скорую» вызвал. Они сказали, что вы перегрелись на солнце, у вас плохо с сердцем и сделали укол. Вы перестали стонать, и они уехали. А я побоялся вас оставить одну. Вот и просидел здесь целую ночь. Компрессы холодные на лбу менял – это врачи велели. А потом уж я и сам задремал.
Он наклонился над ней, задев ее лицо своими черными кудрями, и при свете ночника она увидела огромные темные глаза под густыми черными дугами бровей. «Мне снится или действительно врубелевский Демон сошел ко мне». Его губы коснулись ее лба. Она вздрогнула и улыбнулась.
- Ну, вот вам и лучше. Жар спал. Скоро светает, я пойду домой.
- Спасибо. Вы, кажется, спасли меня. Ведь я сейчас совсем одна. Муж уехал в командировку в Нью-Йорк, а дочка вернется только после сессии из Иерусалима. Я, действительно, кажется, не совсем здорова. И еще я вам должна заплатить за работу. Я сейчас встану и расплачусь. Вы извините меня, – сказала она и почувствовала, как учащенно забилось сердце.
475
Она попыталась встать, но голова закружилась, и она упала на подушку.
- Это неважно. Вы не волнуйтесь. Мне не нужны деньги. Вы лежите, я поухаживаю за вами.
Она хотела что-то ответить, но язык стал каким-то неповоротливым и никак не хотел слепить слова в предложение. Она что-то промычала и закрыла глаза.
- Мадам, вам опять плохо? – произнес он, наклоняясь над ней, и пробормотал что-то по-французски.
Ответа не последовало.
Она плыла где-то под облаками, и ее сопровождали огромные темные глаза. «Ужасный демон, дух изгнанья летал над грешною землей», – шептала она, чувствуя себя княжной Тамар. Демон поднимает ее и уносит от Земли. Это на нее он смотрит своими таинственными прекрасными глазами и втягивает внутрь себя. Она где-то глубоко в нем. Он поглотил ее, он растворил ее в себе, и они слились в одно существо. А потом какой-то вихрь закружил их среди звездных скоплений. «Хорошо бы так летать всю жизнь и никогда не расставаться с ним», – пронеслось в ее воспаленном мозгу.
Очнулась она только к вечеру следующего дня. Вечернее солнце затопило комнату золотыми лужами, отражавшимися в зеркалах, и окружило радужным сиянием мужчину, уснувшего в кресле рядом с ее диваном. «Неужели могут быть такие красавцы? Какие плечи, какая фигура, какая голова!» – подумала она, рассматривая спящего.
Она очень осторожно шевельнулась. Голова больше не кружилась. Отложив аккуратно плед, она спустила с дивана ноги, придерживаясь за спинку стула, встала и направилась на кухню. Хотелось есть. Она наполнила чайник водой, включила его и села на стул.
- Вы уже встали, моя прекрасная леди? – пробасил вчерашний голос по-английски.
476
- Ой! – вскрикнула она. – Я думала, что вы спите, а вы по-английски говорите, простите за каламбур. Вам английский ближе, чем иврит?
- Мне ближе французский, но для вас, мадам, я бы выучил русский.
- Я вам должна заплатить за работу.
- Неужели? А я уже забыл. Я рад, что моя прекрасная дама ожила.
- Спасибо вам. Вы выходили меня.
- Вот это правда. Знаете, напоите меня сейчас кофе, потом я отправлюсь домой спать, а завтра обязательно позвоню, чтобы справиться о вашем здоровье.
- Подождите минутку. Я сейчас расплачусь, – сказала она и пошла за деньгами.
- А я не возьму денег. Я хочу, чтобы вы были моей должницей и я мог бы к вам еще зайти.
- Я боюсь, – тихо сказала она дрожащим голосом, почувствовав, как внутри нее что-то сладко сжалось и перевернулось.
- Чего, моя прекрасная леди?
- Боюсь вас.
- Разве я такой страшный?. И я хочу вас увидеть еще хотя бы один раз.
Галина ждала его, и он пришел еще один раз, потом еще и еще. Его визиты превратились для нее в праздники, но она боялась даже признаться себе в этом. Однажды он пригласил ее прокатиться с ним по городу. Она долго не решалась. За первым разом последовал второй и третий. У нее всегда было много поклонников, но этот впервые после Ильи задел ее сердце.
Он возил её по этой маленькой прекрасной стране, показывал самое лучшее, самое любимое, рассказывал о своем городе детства Париже, о своей родине Франции, о своей красавице маме, которая недавно умерла, о талантливом отце, который умер раньше, но оставил им
477