Он сводит все дороги мира, словно повелитель Господних игр. Он любитель шумных застолий, непокорённых стихий и хмельных сатир. Он не раз был распят, но всё же не боится клинков и секир, а ещё, по пятницам, этот юноша предлагает мне отличный яблочный сидр.
Он рассказывает мне истории и глаза его, полные искр, горят, то ли от воодушевлённости, то ли от высокоградусных напитков, тех, что испил. И пока есть этот мир, в пьяной смуте, полной чудачеств, будет продолжаться земной пир.
И юноша, что за баром, будет рассказывать мне истории: о том, как беспрецедентно он влюблялся и как оголтело кутил, о том, как жил, когда жить не хотелось; как сильно любил, и о том, как всевластна смелость, когда кто-то тебе особенно мил...
Он рассказывает мне о том светлом чувстве, когда ты любим, и буквально, выпрыгиваешь от счастья из рубах и штанин, думаешь, что покоритель вершин, знаешь, что в груди что-то выросло на несколько аршин и улыбаешься, улыбаешься, как критин.
Он рассказывает мне о том, что клин не вышибает иной клин, а лишь латаешь раны, даруя осознание, что за всё в этой жизни нужно бороться из последних сил и напряжённых жил. Я не знаю ни имени его, мне не ведом ни адрес его, ни чин, но в эту ночь, он единственный, раскрывший тайну духовных глубин, меня особенно вдохновил.
И там, вдали, погребённые под покровом ночи, теряются пьяные толпы: барышни в объятьях своих мужественных мужчин и мальчишки, скитающиеся в поисках своих «половин», и только тут, в баре, юноша, что неистов в исповеди и неумолим, просит тишины и шепчет: «Давай помолчим»
И мы молчим.
Вот так, уставившись, глаза в глаза другу. И тот, кто ранее был незыблем и нерушим, растаял и сошёл на земь с обители своих вершин.Может быть кто-то в эту ночь стал воплощением всех земных лучин или вознесся, словно мудрый раввин, а я, просто прошлась по периферии человеческих глубин.
Нет, я не влюбилась в юношу, что как в сосуд, в меня, всю жизнь свою излил.
Просто благодарю его:
Спасибо
Что ты мне
Светил.