Все забудется,
поростет травой,
Плющ раскинувшись
обнимет стволы.
Все пройдёт -
будущее,
поезд,
боль.
Станут прахом
все мои стихи.
Почтальон,
с письмами к тебе,
На рельсах обретет покой,
жена его
станет вдовой,
Стрелки
неизменно
стирают
пыль.
Часы - пугающий до жути
символизм.
От нашего рассвета
и до тьмы
для каждого.
Но все забудется,
Над берегами
выйдет океан,
земля разломится
на половины.
Подростки в вены
будут погружать
печаль,
имея в ней взрывную суть,
как в героине.
Все будет стерто,
выброшено
в век,
Как голодающие дети,
войны,
мрак
любого рода,
И радость прошлого забудет
человек
другого времени,
народа.
Забудем солнца свет,
однажды,
мир,
забудем лица,
героизм
и злобу.
И мне не нравится идея
"в рае жизнь"
с изжитым бытом
я любить её
не буду.
Поэтому
в реальности времён,
по собственному
эгоизму,
не верю чуду,
что рожденное
"творцом",
клялось,
что в нем я
истину добуду.
Я лучше покланюсь звезде
системе атомной,
галактике,
базону,
чем проваляюсь следующие
пол столетия
в призывах
к богу,
так и не приняв,
что моя жизнь
не уникальна,
и с остановкой пульса
будет только гроб,
мне в нем лежать
и после смерти,
частью цепи
станет тело,
снова.
Все забывается.
Сейчас - дышать.
И новстройки в чьих тенях
глотаем кислород,
покроет плесень,
воцарица глушь,
ступить туда туристу
не позволят.
Он встанет за оградой,
взгляд вперив
на блоки
тыщелетнего
бетона.
Представит человека,
что "тогда"
жил здесь
и думал,
спал,
вставал уставший
на работу.
Представит,
а спустя минуту
побредет
Сию картину
скоро он
забудет.
Забудет,
как известно,
навсегда.
Его навечно,
равное
сердцебиению.
Все забывается,
осядет
в глубине.
И почва дна
меня проглотит.
Поэтому,
я кланяюсь
Звезде,
пишу стихи
и поезда
встречаю
И боль
поэтому
держу
в себе.
Все забывается.
А мы сидим
в листве
смеешься ты,
твой смех,
я свою вечность
знаю.
Закуривая,
не боясь
судьбы,
я чай по блюдцам
разливаю.