Я помню их все время, мне не хватает их,
Их глаз таких доверчивых, родителей живых.
Их слов простых, напутственных, их рук таких шершавых,
Их лиц, хоть, постаревших, но, явно моложавых.
И каждый божий вечер, оставшись в тишине,
И, вспоминая, плача, как-будто, на войне,
Прощения прошу у них, была что не права,
За пререкательство и хамство, за жесткие слова.
Хоть, мы старались делать, казалось, все для них,
Но, было недовольство, что знали и они,
Поэтому, они старались ничем не докучать,
А, если что не нравилось, старались умолчать.
Не приставать, не требовать, не сметь и не просить,
Желаний не показывать, молчание хранить.
А, был, ведь, жесткий человек, начальник, коммунист.
Привык командовать, кричать, безбожник, атеист.
Привык над всеми быть главой, не знающим неподчинения,
И позволяющим себе всего, что называется "хотение".
Он жил размашисто и смело, и делал все, что он хотел,
И маме подчинялся редко, но в хоре вместе с нею пел!
И, кстати, центр он культурный перед отъездом возглавлял,
И ни один человек оттуда нам ни словечка ни сказал!
Ни позвонил, ни выразил, ну, в общем, ничего!
Как-будто, вдруг, все вымерли, и нету никого!
Хоть, родственник, ни родственник, хоть друг или не друг,
А, умер человек внезапно, и ни друзей, и ни подруг!
И это нам на будущее, чтобы не знать их тоже,
Чтоб ни звонили, ни общались, не будем их тревожить!
Быть может, я и не права, я часто ошибаюсь,
И очень даже может быть, что зря я так ругаюсь.
Время такое наступило, злое и противное.
Всему, что так привычно было, я верила, наивная.
Родители так часто к людям тем звонили.
Две пенсии у них, бывало, на это уходили.
На разговоры, память, на прошлое общение,
Что было непонятно нам такое поведение.
И я бы точно не смогла вот так вот поступить!
Да я бы лучше умерла, чем всё вот так забыть!
И я опять же не права, не мне их всех судить!
Господь для всех для нас судья, ему решать как быть…
Рыбак он был заядлый, ловил на зависть всем,
Частенько там он пропадал и думал в тишине,
Я думаю, о жизни прошлой и настоящей тоже,
Свобода, независимость - вот, что всего дороже!
Не мог смириться он никак с этой установкой,
Не мог понять, как же случилась жизни остановка?
Ведь, не того он ждал от нас, не был готов к борьбе,
И был готов к чему угодно, но не к такой судьбе.
Потенциал огромный и сил, хоть отбавляй!
И на рыбалку вместе, и в праздник погулять!
Хоть новый дом построить, во всем помочь он мог,
И опыт был огромный, и сильный был как Бог!
Дом был построен зятем - быстренько для них,
Пусть и с недочетами, но, все же, для своих,
В ванной всегда морозно, второй этаж холодный,
Но, в общем- то и в целом, жить в нем было можно.
И вошкался отец там, минуты не сидел,
Копался в огороде, за живностью смотрел,
Рыбку ловил и вялил, нас ею угощал,
Короче, на всю зиму той рыбой всех снабжал.
Но, было все это не то, не так, как было прежде,
Его кипучая энергия на дальней той фазенде
Себе не находила места, не было там людей,
И не было там жизни света, кроме фонарей.
Я думаю, от скуки - вдруг дружно заболели,
От безысходности и серости жить больше не хотели,
Решили вместе помереть, не оставлять друг друга,
Тристан он и она - Изольда, прямо, классика услуга!
Умерла сначала мама, а потом за ней - отец,
С разницей в 4 дня, вот и жизни всей конец!
И в памяти храню я четко отцовский строгий, гордый взгляд,
Его усталую походку, бредущего домой... назад...
Sonata,Oct.,2016