ВЛАДИМИР ПАУКЧТО
Отчая деревня
Деревня, отчая деревня,
К тебе корнями я прирос.
Иду босой в одной поневе
Через некошеный погост.
Заходит солнце над овином.
Вечерний полдень сонн и тих.
Скотина дремлет в домовинах.
Не слышно песен и шутих.
Вдали, над быстрыми прудами,
Гусей синеет белых строй.
И над притихшими скирдами
Парит шмелей пласатый рой.
Богаты в поле умолоты:
На пашне бабы и народ.
Удод камлает на болотах:
Знать урожайным будет год.
Слетает с сердца грязь и копоть.
Стою, как топль среди берёз
С ногами мокрыми по локоть,
Росы ли от, или от слёз...
Здесь дед, едва одетый в лапоть,
Шлею заправив под супонь,
Косил погост в мороз и слякоть,
Плюя с размаху на ладонь.
Здесь мой отец взял замуж маму,
И у деревни на краю,
Без сапогов в одной пижаме,
Сумели выстроить семью.
Здесь босоруким я мальчишкой
Пришёл пешком на школьный двор
С отцовским циркулем под мышкой,
Ношу который до сих пор.
Здесь я любил одну девчонку
На первом в клубе этаже,
Но время прожужжало пчёлкой,
И мы не виделись уже.
Потом был техникум, заводы,
В пыли дорожной тополя,
Но через даль, все эти годы,
Звала родимая земля.
Перед тобой стою усталый,
Чуть волоча ослабших ног,
Твой сын, твой путник опоздалый,
Чужую пыль стряхнув с дорог.
Прими, родная, стих напевный,
Взращённый из студёных рос.
Деревня, отчая деревня,
К тебе корнями я прирос.
***
Чтобы доброе вечным засеять,
От затылка до пяток босой,
Я шагаю пешком по Росее,
Подпоясан одним поясом.
Вопрошают меня непременно:
Отчего ты голее гола?
Отвечаю, мол, обныковенно,
Проживаю, как мать родила.
Жгу невеж прямо в печень глаголом:
Хоть в толпе, хоть в лесу у ручью.
Будь ты негром, екутом, монголом,
Или викингом падшим в бою:
Всяк из матери вышедши голым
Покидает утробу свою.
Люди рот открывают и просят,
Почесавши на шапке кушак:
От чего — за июлями осень?
Почему же осёл — не ишак?
И зачем за горами равнина?
Отвечаю: Повсюду рельеф.
Что осёл, что ишак — всё скотина.
Осень дарит нам зиму и хлеб:
Обладать даже зреньем не надо,
Чтоб увидеть: «На этой земле
Жизнь твоя — для народа награда».
Мне господь начёртал на челе.
***
Казакам-патриотам
Пучит нашу Родину позором.
Плесенью проело сапоги.
Приглядись внимательным дозором:
Всюду тайно прячутся враги.
Распустились! — виски, сигареты,
Нам буржуй подсовывает злой.
В Польше! у киргиз! стоят ракеты,
Угрожая Родине родной.
Надевай военную облатку.
Оторви подушку от щеки.
Собирай казацкую палатку.
И садись на сёдла и штыки.
За Непрядвой и Березиною,
Конные заляжем за жнивьё:
Пусть буржуй почувствует спиною
Острой шашки хладное цевьё.
От Камчатки до Экибастуза,
Если надо, будем мы лежать!
Но научим гада-толстопуза
Русского народа уважать,
Как учил Кутузов и Будённый
Древнего монгола под Москвой:
Чтоб вздохнул народ освобождённый
Широко кудрявой головой;
Чтобы снова маки над полями
Красными знамёнами взошли,
И парили всласть над коноплями
Русские шмели и журавли.
И тогда, доставши папиросы,
Отдохнём в душистой мураве,
Вспоминая про гнедые косы,
Что растут на женской голове.
***
Нет границ у России
Куда не взгляни, от конца и до края
Могучею ширью несметно полна,
Ногами веков величаво шагает,
Россия великая наша страна.
Десятки озёр и морских океанов
Привольно омыли границы ея.
Немало Хазаров, Монгол, Чингисханов,
Как враны сбегались отведать с ранья
Народа, что жил за степными лесами,
Где в поле распаханном выгул коров.
И чуя добычу косыми носами,
Желали нарушить отеческий кров.
Вели некрасиво незваные гости,
Гарцуя среди причинённых разрух.
Насилуя скот, вырезая погосты,
В полон уводя лошадей и старух.
А с севера лезли Мормоны и Шведы,
Великобританы, Мордва и Чухонь.
Оглоблею с вилой их выбили деды,
Смекалисто взяв в перекрёстный огонь.
Китайцы гурьбой набегали с Урала,
Военною саблей пугая народ.
Добрались однажды до устья Арала,
И все утонули, бредя его вброд.
(китайцы совсем невысокий народ)
А с юга ломились Болгарские Персы,
Жирны, разодеты в перстня и ковры.
Им девушек красных колени и перси
Хотелось укутать в срамные чадры.
Что дождиков, кровушки было пролито.
Но в ужасе люди застыли, когда
Австрийских Цыган боевые кибитки
Сверкая зубами, вошли города.
Будили медведей. Насрали в малину.
Со стен крепостных поснимали часы.
Катаясь в санях, лёд сломался под ними.
Утопли Цыганские рыцари-псы.
Промчались с тех пор окаянные годы,
За ними другие, в боях и труде.
Мы снова готовы на труд и на подвиг,
На суше, на небе, в земле и воде.
Мы внуки дедов и отцов наших дети,
Мы скрепы сжимаем могучей рукой.
И наш бронепоезд не спит на рассвете.
Попрать не позволим наш трудный покой.
***
Васюганское болото
Зелёное.
Где Васюганские отроги,
Где лета нет спокон веков,
В Тобол лососи быстроногой
Шло бесконечных косяков.
За нею — нерпица, тюлени,
Муфлоны, флемминги, киты,
Моржи горбатые, олени,
Сайгаки, дикие кроты,
Медведи, буйволы, пингвины,
Почуя зов родной земли,
Сквозь белоснежные равнины
На зимних пастбищ мирно шли.
Эвенк, адыг, эврей, тувинец,
Кара-колпак, ацтек, якут,
Родной вдове своей гостинец
От веку добывали тут.
Охотник хитро щурил губы,
Нацелив меткий вальтерпас;
Чтоб не испортить ценной шубы,
Прикладом бил лососе в глаз.
И дичи брали понемногу,
Чтобы хватило на поесть:
Отрежут руки или ноги
И отпускают зверя в лес.
Учили грамотность по звёздам,
Внимая девственный покой.
И тёльных пчеломаток в гнёздах
Не троня варварской рукой.
А ныне, лишь над перекатом
Займётся первая луна,
Прут: кто с кайлом, кто с автоматом,
Кто пеший-конный, а кто на
Автомобиле, или джипе,
В гидроскафандрах до ушей.
Откуда их взялось, скажите?
Как на блохастой белке вшей.
Стреляют, пьянствуют, хохочут,
На вертолёте лезут в гать.
Когда умрёт последний кочет,
О чём мы детям будем лгать?
Когда последнего тюленя
С улыбкой гадкою у рта,
Поставив к стенке на колени,
Убьёт в затылок сволота,
Ответит кто за эти беды?
Сажать пора, в конце концов!
За это ль внуки наших дедов
Пролили кровь своих отцов?
Поднять бы местных населений
И вырвать им блудливых ног!
Пусть, как не матери Есенин:
Я написал, как только смог.
---
Васюганские болота — одни из самых больших болот в мире, расположены в Западной Сибири, в междуречье Оби и Иртыша, на территории Васюганской равнины, находящейся большей частью в пределах Томской области, и малыми частями —Новосибирской и Омской областей и Ханты-Мансийском АО.
Площадь болот 53 тыс. км; (для сравнения: площадь Швейцарии — 41 тыс. км;), протяжённость с запада на восток — 573 км, с севера на юг — 320 км, координаты — от 55°40' до 58°60' с. ш. и от 75°30' до 83°30' в. д.
Васюганские болота возникли около 10 тысяч лет назад и с тех пор постоянно увеличиваются. Болота являются основным источником пресной воды в регионе (запасы воды — 400 куб. км.), здесь расположены около 800 тысяч небольших озёр, множество рек берут начало из болот, в частности: Ава, Бакчар, Большой Юган, Васюган, Демьянка, Икса, Гейнис, Каргат, Кёнга, Нюролька, Восьмицветиха, Малый Тартас, Тартас, Малый Юрган, Омь, Парабель, Никамарьиха, Парбиг, Восенагиха, Усть-Мальцевка, Тара, Туй, Уй, Чая, Чертала, Чижапка, Чузик, Шегарка, Шиш, Ядя, Шмолька, Паукчтовка, Лосиха, Славочька
***
Битва под Кокорями
Село Кокоря: 1279 чел.
1342 теленгита, 91 казах.
Координаты: 49°54'45"N 89°0'1"E.
prologue
Натянув поглубже прохоря,
Выхожу под вечер в Кокоря.
Степь вокруг гористая лежит:
Ни огня, ни плясок, ни души.
Закурил, папаху почесал,
Гыкнул в ширь, навеян светом лунным,
И всю ночь скрипя перо писал,
Как Россею воевали Гунны.
exposure
Метёт степные перевалы.
В снегах лютует каракурт.
Сайгаки в тройках ржут устало,
Везя обозы тёплых юрт.
Свирепых Гуннов злые орды
Впрягя сирот, старушек, вдов,
Катят стальные клавихорды,
Для стенобитья городов.
Зашла луна над косогором.
Камлает в сельве кабарга.
Батый внимательным дозором
Глядит московского врага.
С ним Кочубей под саксаулом,
С военной шашкою в руке,
В кошме с бешметом длиннодулым,
На верном скачет кунаке.
Фланг чингисханцев под арыком
Ползёт неслышной джигурдой,
И озираясь лунолико,
Сучит мохнатой парвардой.
С надеждой тешились уроды,
Что спят родные Кокоря,
Желая с заднего прохода
Войти в тылы богатырям.
Не тут-то было! Что такое?
Виденье? Судорги? Мираж?
(тут за монголов, я не скрою,
мне стало неудобно аж.)
Голубоглаз, улыбчив, строен,
Увитый в золотой канве,
Взошёл, играя шпагой, воин:
Как оказалось — Пересвет.
Спокойно глянув оком смелым
Из шлемоносной головы,
Сказал татарам онемелым:
«Богатыри, увы, не вы».
И сплюнув, вытерся ботфортом,
И развернув уста полку,
С презреньем к оробевшим ордам,
Сказал дружине речь таку:
«Здесь нашей родины овины.
Границы русских городов.
В мечты, погосты, домовины
Немало вложено трудов.
Ермак здесь юзал бечевою,
Таща линкоры сквозь луга,
И с пугачёвскою княжною
Наставил Разину рога.
Возьмёмся за руки солдаты
За мной в атаку! и не трусь!
Немало дерзких супостатов
Казнила Киевская Русь:
Хазар, фашистов и французов,
Белогвардейский психо-марш,
Чапай, Довженко и Кутузов
На пушечный пускали фарш.
Плясали турки и монголы
Под Анкин быстрый пулемёт,
И шведо-финский скальд тяжёлый
Тонул, коньком ломая лёд.
Здесь вражьей тати, будто гнуса,
Нам довелося перебить:
Россею подлому зулусу
Мы не позволим осквернить»!
epilogue
Взревели кони — страх по коже.
Враги бледнеют головой.
Дружина, лОшадей стреножив,
Гурьбою ринулася в бой.
Скосили гуннов как солому.
Смешались взрывы, ропот, стон.
Тот бой, как никому другому,
Мы не забудем испокон.
***
Ступая тихо
Пока студёная роса
Лежит не вылизана солнцем,
Иду в звенящие леса
С непритязательным блокнотцем.
Ступаю тихо, необут,
По влажным ласковым муравам.
Зачем давно я не был тут?
Прельщённый города отравой...
Вот ствол размашистый ольхи
Увитый плотно ковылями.
Повсюду маки, васильки.
Шмели парят над коноплями.
ТулОвищем к стволу приник,
И слышу, как любви признанье:
То беличий весёлый крик,
То бурундучье бормотанье.
Вот пробежал мохнатый жук.
Чу! — где-то селезень токует.
Вот зорким глазом нахожу
Грибочек махонький во мху я!
В полях заплакала гюрза,
Вещая середину лета.
И покатилася слеза
Из щёк несчастного поэта.
Зачем живу? Зачем грешу?
Упав в траву, себя жалею.
Лежу и плачу... и пишу...
И — написаться не умею.
***
Религиозная лирика
К чему молитвы слёзной суета
И скорбный мрак картонок с образами,
Когда господь из каждого кота
Глядит на нас медовыми глазами…
***
Пограничник
Служебно-розыскной отличник,
Копною на щеке усы —
Отважный воин-пограничник
Всё чаще смотрит на часы.
Пора б домой: нужник наполнен.
Граница дремлет на замках.
Врагов немереные толпы
Лежат на нарах в кандалах —
Ведь где-то в захудалой хате
От слёз повспучивало пол:
Жена рыдает о солдате,
Дочурка бьётся лбом об стол.
И вот он, загорелокожий,
Ружьём засунув кобуру,
Летит, буланого стреножив,
Сквозь горы степи и тундру.
Родной погост его встречает,
Где не гостил он много лет.
Крапива. Выхухоль камлает.
Избушки тёмный силуэт.
Он в хате с заднего прохода —
Дочурку чтоб не разбудить —
Прильнёт к жене: ведь за два года
Им есть о чём поговорить.
***
Дембельский альбом
Грущу, седым наморща лбом,
Как нёс армейской службы срок.
К тебе, мой дембельский альбом,
Я посвещаю этих строк.
Ты от рутин меня спасал,
Собой украшивал досуг.
В тебя старательно писал
Красивых песен и рисунк.
Листом лисну:
Вот танк родной.
Вот ем на боевом посте.
Вот кирпича бью головой.
Кидаю палку на мосте.
Вот нас водили на мультфильм
Двадцать девятым декабрём.
Вот я, Антоха и Камиль
Комбату в бане спину трём.
Слезой зашмыгал... капнул в стих...
А где-то из былых страниц,
Дедов, товарищей моих,
Смеётся беззаботных лиц.
***
В ночном
Сплетались кукурузные колосья,
Склонившись по-над пажитью ржаной.
А нам во сне сегодня не спалося,
Любуясь занимавшейся луной.
Лишь отзвук стих вечернего заката,
Мы выпали из повседневных дел.
И лошадь умной мордою усатой
Со мной лежал и на небо глядел.
Согнув в локтях усталые колени,
Бледнели очертанья наших ног.
Луна вокруг отбрасывала тени.
За речкой звонко выкрикнул щенок.
Скотина задремала на погосте.
Пространства огласила тишина.
Плыла средь звёзд поверхностная плоскость,
Вплоть беспробудным сном погружена.
Мы с лошадью делились спелым хлебом,
Не понимая больше ни о чём,
Пока на нас космическое небо
Не потекло рассветным сургучом.
***
Наш фрегат остался не потоплен
Посвящается морскому волку Восьмицветику
Наш фрегат остался не потоплен.
Уходили, расстреляв пистон.
Хоть пылал как стог Константинополь,
Нас накрыло с берега вдогон.
Бугелем заклинило компасы.
Люверсом порвало брашпиля.
Видим, догоняют кончебасы —
Турки из карОнады палят.
Срезаны рангоуты марсами.
Гафелем зажата фок–бизань.
Чуть ползём короткими гюйсами.
Но сказал спокойно капитан:
«Ютовым задраить полуюты.
Риф–банты на шкентели вяжи.
Стоп машина. Выйти из каюты.
Приготовить биты и ножи».
По пластунски шли на кончебасы
В бой, за край ромашек и берёз!
Море было чёрным — стало красным
И солёным от турецких слёз.
Бились вдохновенно и свирепо.
Вечерело. Боцман дал отбой.
Утром на фальшборте без фалрепа,
Траверс–галсом отбыли домой.
Кончебас — турецкое гребное одномачтовое судно, вооружённое лёгкой артиллерией.
Каронада — короткая чугунная пушка.
***
Под линзою неба лазузной
Размышляя на палубе круизного лайнера.
Под линзою неба лазурной,
Обласкана негою вод,
Над бездной паря изумрудной,
Какашка беспечно плывёт.
Волны неустанной каскады,
И солнца златого каприз,
Дробят на спине шоколадной
Алмазы сверкающих брызг.
Вкруг айсбергов белые глыбы —
Бескрайних морей облака...
Блестящие быстрые рыбы
Ей щиплют литые бока.
Под песнь колыбельную чаек,
Вдали от жестоких земель,
Заботливо-нежно качает
Малышку, стихия-постель.
Кто он? неизвестный родитель
Тебя произведший на свет:
Рыбак? пограничник? учитель?
Учёный? философ? поэт?
Как жил? О чём думал? Что ел он?
В рассвете — закате ли лет?
Тот, кто твоё пряное тело
Родил через жопу на свет.
А может быть юная дева
В гальюн поутру не дошла?
Рукою, немея и рдея,
Тебя из трусов извлекла.
Иль боцман, моржина усатый,
Объевшийся флотской лапши,
Кряхтя наложил на лопату,
За рубкой в вечерней тиши?
Вопросами думушки полны,
Чредой бесконечной летят.
Баюкают вечные волны
Родимое жопье дитя.
Так мы, в бесконечной юдоли,
Покинув отеческий дом,
Не зная куда и доколе,
Беспечно по жизни плывём.
***
Соловей Алябьева
С благодарностью Нике Марий за подаренную первую строчку.
Рассвет хирел промозглой рябью.
Стекали сумерки в траву.
Спал соловей. Сидел Алябьев
На грудь повесив голову.
В коровах созревало млеко.
Зевал под стрехой козодой.
Алябьев сонно щурил веко,
Качая левою ногой.
За окнами дремали в поле
Чертополохи в лопухах.
Окрест, любимые до боли,
Зарю запели петуха.
И вдруг к рояле он подходит!
Рукой на клавиши кладёт.
Мелодью дивную выводит.
И звонким голосом поёт:
Сааловей мой, сааловей,
Гоолосистый сааловей!..
***
В полях ромашковых
В полях ромашковых раздольных
Стоит некошеный погост.
Скирды колышутся привольно,
На них жирует певчий дрозд.
Там где ногой жуков мохнатых
Протоптан через речку брод,
Чудесных бабочек пархатых
Высок стремительный полёт.
И ягод красные глазёнки
На тонкой шейке стебелька
Листочки тянут, как ребёнки,
Над влажной сенью ручейка.
Звенят серёжками берёзы,
Будя возвышенность во мне.
И из лица на землю слёзы
Стекают в низ по голове...
***
Иду курю
Едва поцелованный спичкой,
С помадным сплошным ободком,
Помеченный маленькой птичкой,
С прилипшим седым волоском,
Подняв между кошкой и урной,
Счастливый, как кум королю,
Большой королевский окурок,
Красиво иду и курю!
***
Они войдут не скрыпнув дверью
В соавторстве с Восьмицветиком
Они войдут не скрыпнув дверью.
Они начнут по счёту три.
И в точь по древнему поверью
Погаснут в полночь фонари.
Завоет иволга под крышей.
С земли полезут червяки.
И ластожаберные мыши
Пойдут на город из реки.
И видит люд,
Над колокольней,
Повыше маковки ея,
Под громы туч и светы молний
Плывут по небу три уя.
А за тремя — ещё четыре,
За теми — десять, двадцать, сто!
Собрались все что были в мире:
С горы,
На лыжах,
В зимпальто —
Елды, затейники, мутумбы,
Страшилы, писи, петушки,
Шныри, торчилы, хачетунги,
Кувалды, боталы, сморчки...
Настали трудныя годины,
И с той поры до наших дней,
И днём и ночью клин уиный
Летит над родиной моей.
***
Рабочий
Лишь заводская проходная
На ружу выпустит меня,
Я улыбаюсь и шагаю,
Где дома ждёт моя семья.
Мне нету дела до кого-то,
Кто жизнь живёт баклуши бья:
Спешу домой скорей с работы,
Душой ликуя и поя!
Рабочьей строгою походкой
Я обхожу вертепы зла,
Там где наркотиком и водкой
Торгуются из-за угла.
Счастливый, песню запеваю,
Быстрее ускоряя шаг:
Ведь дома в койке ждёт родная,
Собака-кошка и хомяк.
Придя, покушав щей, к экрану
Сажусь про новости узнать
И сразу спать, ведь завтра рано
Мне на работу вновь-опять.
В труде прилежный дни и ночи,
За совесть, а не колбасу,
Я званье гордое Рабочий
Сквозь жизнь до гроба пронесу!
***
Вышлите папирос пожалуйста
Приняв на груди, прыгнул с сука дуба,
Желая гордой птицей возлететь!
Упав об землю яростно и грубо,
Не мог уже ни петь и ни свистеть.
Костями сокрушилось туловище.
Глаза и яйца сильно потекли.
Найдя, всего в кровище и гамнище,
Бобры меня до хаты унесли.
Влюбился там в мохнулечку бобровну.
Женился. Диким волосом зарос.
Ныряю. Ем опилки, палки, брёвна.
(вот только тяжело без папирос)
***
С тобою
С тобою сансара — нирвана.
С тобою закат как рассвет.
С тобою я трезвый как пьяный.
С тобою в Твери как в Москве.
С тобою работа как праздник.
С тобою вода как вино,
Когда ты порхаешь и дразнишь,
Без трусиков моя окно.
***
Пятница
Кулаки, как помойные вёдра.
Полыхает анфас кирпичом.
Я шагаю широко и бодро.
Солнце гладит затылок лучом.
В пиджаке два горячих портвейна
И зарплаты тугая броня:
Где-то в койке моя Лорелея
Непременно дождётся меня.
Не бывает счастливее, братцы,
Человека на свете, когда
Он идёт выпивать и ебаца,
Отработав неделю труда!
***
Квадриптих
она была бревнистка
а он простой электрик
она крутила сальты
а он паял утюг
и он как говориста
без всяческих эклектик
сманил её на мальты
где млеет знойный юг
дарил ей шубы польты
и всяческие бусы
и сильные колени
рейтузом украшал
кутил паля из кольта
соря как бох капустой
грассигуя как ленин
кудрявясь как ришар
она его ласкала
тулОвищем руками
и стоя на коленях
трубила нежно в рог
еноты полоскала
читала мураками
давила на сцепленье
подогревала грог
летели дни как пули
закончилась зарплата
и он простой электрик
от горя загрустил
бревнисточка лапуля
сбежала в эмираты
и выня пистолетик
себя он пристрелил
***
она была актриса
он железнодорожник
она играла роли
он пропускал состав
и он в неё влюбилса
весьма неосторожно
и у него до боли
в штанах звенело встав
зафрендились в фейсбуке
повадилися в личку
друг другу сообщенья
интимные писать
пораспустили руки
и всё что неприлично
сгорая от смущенья
взялися лобызать
она носила косу
коротенькие шорты
и трусики меняла
по десять раз на дню
он гарцевал лососем
гонял рукою чёрта
ведя обход по шпалам
под фото её ню
летели дни как пули
а им всё было мало
четыре теповоза
пустили под откос
актрисочка лапуля
как никогда играла
истеребила розу
и плакала всерьёз
***
она была гребнистка
а он мелиоратор
она качала спину
он осушал ручей
его как говориста
сослали в уланбатор
налаживать плотину
монгольских басмачей
а там ветра да кони
и нет родной гребнистки
степей простор широкий
ни капельки воды
гребнистка на фальконе
сплелась с аквалангистом
и в правильные сроки
произошли роды
шли годы он вернулся
привёз подарков горы
различных тубитеек
халатов и сапог
и сыну улыбнулся
не выдавая горя
смущаясь и краснея
на подкосивших ног…
***
она была саблистка
а он учитель пенья
она рубила саблей
а он преподавал
и он в неё влюбился
до умопомраченья
и на глазах ансамбля
не кушал и не спал
и как-то в лунный вечер
приняв во внуторь триста
смущаясь и краснея
как юноша шальной
настойчив и доверчив
он покорил саблистку
и перед богом с нею
стал мужем и женой
как пули дни летели
пошли пелёнки дети
с лапулечкой саблисткой
наделали троих
они всё реже пели
и занимались «этим»
и жизнь как говориста
заладилась у них
***
Мне бы бабу бы
Сам-то я мужичонка говянненький:
Телом щупл, голенаст и носат.
Завсегда с похмела, или пьяненький;
Потен, грязен, вонюч, обоссат.
Мне бы бабу бы крупную, сильную,
Чтоб давала легко писдюлей.
Чтоб я мог без опаски дубиною
Отвечать ей про-между бровей.
Пусть лицом не красивше татарина:
Мне же водку с его не хлестать.
Чтобы жопа, как репушка парена,
Ну и брёвна умела таскать.
Чтобы пахла конём и маршруткою
И пердела смеясь за столом.
Чтоб, насытившись нашими шутками,
Мирно спать под еёйным крылом
***
Вчера
Повдоль раёна незнакомого,
Меня, алкОголем влекомого,
Не находя прямых дорог,
Несло, сплетая рук и ног...
***
Отзвенела юность бубенцами
Отзвенела юность бубенцами:
Не воротишь дней ушедших в зад.
Вот уже девчонки все с усами,
И в постели запросто пердят.
Где же вы, былинки-недотроги
В нимбе позолоченной косы?
Заросли армянской шерстью ноги;
Пожелтели белые трусы.
Леночки, Оксаны, Кати, Нины,
Где глаза с лазурным огоньком?
В них — халва с картошкой со свининой,
Сверху отшлифована пивком.
Запихнувшись толстой шоколадкой,
Дремлете под пледом скорлупы.
Завелись на спинах в липких складках
Блохи, тараканы и клопы.
Разметавши дней бесцветный бисер,
Без на то решительных причин,
Жизни превратили в кислый высер,
Ложа на страдания мужчин...
***
Счастье
Стою лениво у окна.
Чешу свои оливы.
Разлита в сердце тишина.
Созрели в жопе сливы.
Морозно. Скука и покой.
Блужу задумчиво рукой.
Ни что не требует участья.
Счастье.
***
Будучи впечатлён обликом различных поэтесс
Коса, усы, упрямый подбородок,
Коришневым обтянут крепкий стан:
Наяда, дива, нимфа, самородок!
Благоухает терпкий пармезан
Обильных тел, стихов давая уголь.
Откуда им приходит шёпот слов?
Из уст каких? — О, музы, не оттуда ль,
Явились миру: Пушкин, Фет, Светлов...
***
Поэт серебряного века
Бухой, с бляdьми и цыганАми,
Вдоль по арбатам и тверским,
Икрой объевшись с каплунами,
Убитый коксом в белый дым,
Летит в стремительных пролётках,
Пугая маузером народ,
И хлещет щегольскою плёткой
Всё, что под руку попадёт.
В цилиндре — писает с балкона
На онемевших горожан,
С глумливым удалясь поклоном
Обратно в нумер; где спаржа
С икрой горят на хладных блюдах,
Шампанских хлещет фейерверк,
Спит на фарфоровых посудах
В лимонах мраморная стерльдь;
Где поросят златые тушки
Петрушкой с хреном щерят рты,
И дамам в пьяненькие ушки
Колотит нежные понты:
Про Бригантины с парусами,
Про мудрость высшую добра,
Не забывая под трусами
Ласкать мохнатого бобра.
Под утро, голый засыпая
На развороченном столе,
Он плачет, горестно икая,
И обсерается во сне ...
***
Аллея цветеньем кипела
(написано, облокотясь на перилах в летнем саде)
Аллея цветеньем кипела,
Волшебных исполнена чар.
И ты отказать не сумела,
Когда я тебя повстречал.
Так дерзко, легко, неумело,
Ты пала в неравном бою,
Своим восхитительным телом
Согревшая душу мою.
***
Тропинок тайных перекрёстки
Он был колхозный зоотехник.
Супругу рано схоронил.
Живя уныло — без утехи,
Иван нежданно полюбил.
Предмет был туловищем статен,
С высокой грудью и спиной,
Пиджак классический на вате,
Глаз с поволокой наливной.
Изгибом корпуса в движеньи,
Взял Пётр Ваню на живца,
Добив ответным выраженьем
Большого доброго лица.
Два одиночества так просто
Свели, даруя счастье жить,
Тропинок тайных перекрёстки
В полях застенчивых души.
***
В осеннем парке
природа тихо угасает
конец приходит сентябрю
собаке палочку бросаю
и долго медленно курю
***
Зимнее утро
Январь. Мороз. Число, наверно, пятое?
Я болен, безучастен, туп и тих.
Зачем так пил? Я сам хотел бы знать это.
(за пятерых? а может семерых?)
Тяжёл, вонюч, небрит, одетый в рубище,
Оплывший, сизо-синий, как упырь,
Не протрезвевшим, диким страхолюдищем,
Я выхожу на улицы пустырь.
Где я, вобще? Что за райончик гаденький?
С каких здесь оказался попыхов?
И в голове — призывный голос Наденькин:
— Ах, котик, почетай своих стехов!
И я читал ей Пушкина с Есениным,
В горячке выдавая за своё.
Пылал, играя бликами весенними,
Стакан в руке, зажатый как цевьё!
За эти дни познал позор и славу я:
Меня толпой носили на руках,
Роняли об пол, били морду клавою,
По улицам гоняли на пинках.
От хамского такого обращения
Жгут слёзы на расхлёстанных щеках.
Чем вызвал я такое возмущение?
За что гонять поэта на пинках?
За то, что по традиции есенинской,
(вы, неучи, открыли бы глаза!)
В цилиндре, возле памятника Ленину,
Ловя собак им галстуки вязал?
За то, что чуть не умерли от зависти,
Что истину тирану говорил?
(на ёлке, улыбаясь по-державински,
я крикнул мэру: — Пидор и дебил!)
Что нежно целовал засосом дьякона,
Когда мы в храм венчаться подались?
Или — в аптеке требовал коньяки я?
Так не бесплатно ж!.. грёбаная жизнь.
Обидно...
Не имея о перфомансе
Понятья, заломили мне крыла,
Когда квадратом чёрным в жёлтых полосах
В музэе я раскрасил «Шагала».
Досадно...
Хоть уже и дело прошлое.
Художника обидеть так легко.
Скажите мне, что в этом нехорошего:
Пописать в урну, выйдя на балкон?
Да ладно...
Даже солнце укоризненно
Косит какой-то бледною луной.
Как я устал от быдлоты, по-жизни, на...
Пивка бы, и — домой домой домой.
----
С благодарностью Нике Марий за украденных у неё метафор.
***
Ей
Если барашек пятится — это не значит, что он отступает.
Ей.http://www.stihi.ru/2011/07/03/2107
С плеча чужого — жмут мне сапоги.
На ноги грязь намотана по локоть.
Вздымает пашнь стального плуга коготь:
Успеть работу нужно до пурги.
Добывши с потом пищу из земли,
В телеге я, простой трудящий парень,
Лежал, как в мирном космосе Гагарин,
Взирая облак белых корабли.
Кружились совы, птицы, сокола,
Над поднебесьем выстроившись в стаю,
Добычу чутким глазом наблюдая.
И курочка по озеру плыла.
И лошадь одноногая паслась
В грязи дорожной: ей уж не до жиру:
Тут даже бздники — сельского инжиру,
Накушаться не приходилось всласть.
И налюбиться тоже не пришлось,
Нацеловаться девичьего тела:
Еды — а не любви душа хотела,
Как мушицы голодная лосось.
У ней — косые сажени бровей,
Фарфорных плеч нахохлившийся домик,
А ниже — я уже почти не помню:
Но, что-то было важное у ней...
И восхищаясь перед красотой,
В мечтах цветок душистый обоняя,
Я плачу слёз раскатистых над той,
Чьё фото с рук в бессильи уроняю.
Жирафом прячу голову в песок,
Блюдя важней геройства осторожность,
И задыхаюсь через невозможность,
Ласкать губой карминовых сосок.
Жду поезд подошедший уж давно,
Зерно пытаясь отделить от плевы.
Печальный, будто пони без поневы,
Ем жизни серой грубое рожно.
Грызу себя, как туловище вша,
Сам блошки тихой пальцем не обидя:
Живущий на горе — горы не видя,
Не стою выеденного гроша.
Молюсь об ней, пишащий этих строк,
По стерниям устав ходить ногами.
Сплетая ветхих виршей оригами,
В чай жизни сыплю веры сахарок:
Сниму ли со стены велосипед?
Набив карман махоркой с сухарями,
Вздымая пыль над полем прохорями,
Помчусь ли к ней? Всего скорее ...
***
Златану Пукачу букет цикламен
Люблю как Родину и Веру.
Люблю на двадцать лет вперёд.
Как алый галстук пионеры.
Как работягин свой завод.
Как Чехов чайку, Ленин кепку.
Как червячок вишнёвый сад.
Как дедка бабку, скульптор лепку.
Как мальчуганыч самокат.
Как любят палубу матросы.
Как бригантины паруса.
Как наркоманы папиросы.
Как боги любят небеса.
Люблю любовью любовитой,
За всех нелюбленых любя.
Люблю распятый и забытый.
Люблю, ликуя и скорбя.
Люблю старательно, умело,
Безумно, радостно, светло,
Настырно, дерзко, оголтело,
Чтоб возносило и несло...
Всегда.
Кшыштов Крзащек.
----
Я помню всё. Я всё, конечно помню:
Твой поцелуй испуганный почти,
Июнь, портвейн, душистую солому
И наши пыльные, смешные кирзачи...
Твой.
Златан Пукач.
***
Болдинская вёсень
В Болдино вёсень грохочет ручьями.
В хате мущины сидят за столом:
Солнце поэзии — Саша с друзьями.
И вспоминают о прошлом-былом:
Юность ушедшую, с Царским Селом.
Губы вишнёвые. Счастье на лицах.
Щёки румяны, улыбки нежны.
Груди упруги, туги ягодицы:
Вновь, как когда-то, сидят пацаны —
Дружбе лицейской навеки верны.
Льются портвейны, шампанские хлещут,
В воздухе брызжет стихов фейерверк.
Головы, руки друг-другу на плечи
Парни кладут, от вина разомлев —
Так хорошо и привычно без дев.
Разгорячённых, счастливых, как прежде,
Их накрывает волшебная ночь.
Няня не спит, собирая одежду,
Радости слёзы сдержать ей не в мочь —
В Болдино вёсень уносится прочь...
Из воспоминаний А. П. Керн.
По отъезде отца и сестры из Петербурга я перешла на маленькую квартирку в том же доме, где жил Дельвиг, и была свидетельницей свидания его с Пушкиным. Последний, узнавши о приезде Дельвига (7 окт. 1828 г.), тотчас приехал, быстро пробежал через двор и бросился в его объятия; они целовали друг у друга губы, руки, глаза и, казалось, не могли наглядеться один на другого. Они всегда так встречались и прощались: была обаятельная прелесть в их встречах и расставаниях.
***
Пися
Из ранего
Поехал оддохнуть на электричке.
В лесах дремучих в волю погулял.
На солнечных полянах земленичных,
Упав в траву; стихов насоченял,
Взгруснул, поел, покакал и поспал.
И надо же такому приключица,
(вот токо што её рукою мял) —
Полез за писей, штобы помочица,
А писи (опа!) нету — потерял!..
В испуге говорю себе: — Не ссать!
Не руки ж потерял, смогу писать.
Стою и плачу... птичечки щебечут...
Уж лучше родину и веру потерять.
Пошёл искать — чё делать? — делать нече:
Без ней ни поибаца, ни посать.
Иду и плачу... солнышко садица...
Мне б засветло писюндру отыскать.
И што-то всё зудица в егодицах.
Полез проверить — што такое?.. блять...
И как же так сумел я умудрица?
Сам до сих пор поверить не могу,
Себе засунуть писю в егодицы —
Свою, родную! (ладна бы — другу).
«Чпок» — вынул писю: сразу стало лекче.
Обтёр любовно мяхким лопушком.
И долго писел... А чудесный вечер
Играл в струе закатным огоньком.
***
Матросы яростных небес
Матроскину и всем воздушно-парашютным десантникам посвящается.
В береты головы обуты,
Заправлен китель в сапоги.
Раскрыты к бою парашюты.
Улыбки тихи и строги.
На тельниках погоны в ряд.
В кобурах дремлют автоматы.
Стоит на корточках отряд.
Не видно страха на ребятах.
Матросы яростных небес
Проничь готовы чёрту в душу.
Куда б противник не залез,
Он будет полностью разрушен.
Восходит утренний рассвет,
Зарёю небо опоясав.
Везёт их лайнер на тот свет.
Зюйд-Норд — настроены компасы.
Внизу глумится лютый враг
Над нашей Родиной тревожной.
Нельзя ему позволить так
Вести себя неосторожно.
Земля томилась и ждала,
Засаженная мирным хлебом,
Укрыться чтоб под купола
Отчизны, посланные небом.
Раздался красный огонёк.
На лицах выросла решимость.
И все братушки на утёк
Свой выход в вечность совершили.
***
Берестяная старина
Верхний Новгород. 12 Век. Ольховая береста. (начало неразборчиво)
Паукчто: Понеже словесами вельми зеловыми порадовал мя, пиит сладкогласый. Паче аще елико и до днесь воссияхо звонкопевныя лиры твоя.
Восьмицветик: Так-то оно так.
Паукчто: Паки иже херувимы?
Восьмицветик: Вынзе нож и зареза кольми Редедю.
Паукчто: Гой еси Редедя паче чаянья болярыню обидел?
Восьмицветик: Аще перси ея лобызаше с веселиемь.
Паукчто: Бяхуть болярыня та бо телом велице, ликом лунолице, да умом горди среди племени нарекошася Древляне, Радимичи и Вятичи от Ляхов?
Восьмицветик: Беспута вяжихвостка елдыжная како Володимер курощупъ.
Паукчто: Бяхуть бо мандигулой дробяше дева сия ореци греческа я драчистый изумруд?
Восьмицветик: Целище яко дверьище, мелкопуза приидоша убо окаянная чур! чур!
Паукчто: Бо нехай и до днесь деву сию людие погани и срани емлють елико хотять, во перуна бого матерь! А каково житие твое, болярин витязь ласкавый?
Восьмицветик: В блудодумии безсоромном, княже, ужо боляще ёнда загузаста Беспута окаянная.
Паукчто: Зленозмийного продукту зело спиваше поди, витязь, в потребу диаволоутробныя?
Восьмицветик: Винопийца аз бо есмь.
Паукчто: Змий тот зелены многа зла творяху, многы судьбе разбиша, доблих витязей мучаху, да во сором вметаша, голожопы по миру пускаша. Хорош бухать.
Восьмицветик: Челом бью Отче Паукчтотче.
Паукчто: Лобзай узорочье, супонь те в дышло.
Восьмицветик: Мизгирь прядущий!
Паукчто: Смерд лапотный, холоп.
Прощаху азъ всемилостливый рецы твоя дерзкия.
Восьмицветик: У тоби своя хвороба у мэни своя хвороба.
Паукчто: Кака твоя хвороба, пёс смердячий. Али жопушка по колу соскучимши?
Восьмицветик: Сумую ти мэни дуже пидобаэшьси?..
Дале на бересте неразборчиво и обкусано зубами.
***
Сахарок
Устав и надоев ходить ногами,
Лежу спиной, пишащий этих строк.
Нетленных вирш слагая оригами,
В чай жизни ложу славы сахарок.
***
День рожденья мамы
Кипят с открытыми глазами
Селёдьи головы в котле.
Я их варю на праздник маме:
Ей нынче восемьдесят лет.
Хочу побаловать старушку,
Поскольку ей обязан всем.
Пожуй, скажу, целуя в ушко.
А тушки засолю и съем.
***
Урожайное
Когда в полях раскинет ветки
Зеленый бархат коноплей,
Механизатор на рассвете
Как тут с косилкою своей.
И в песне радостной он косит,
Под сердцем счастья не тая:
Какие жирные колосья
Родила Матушка Земля!
И, намотав на барабаны,
Траву отмочит, отобьёт.
Из зёрен масел понадавит,
А из стеблей верёвки свьёт.
Из них сошьют фуфайку, бруки,
Одёжу, обувь, чемодан:
Всё смогут золотые руки
Наделать, чтоб приятно вам.
Давайте Матушке поможем,
Ведь нет родимее Земли.
И станем все носить одёжу
Из мака, льна и конопли!
***
Кулинарное
Тут летом — минус, и людей едят собаки.
А он до ветру вышел без «АКа»...
И через час полсотни глаз в сыром бараке
Застенчиво следило, вкусно как
Шипели и шкворчали в шайке-блюде
Три четверти простого мужика,
Мечтавшего увидеть край, где люди
Едят собак и ходят без «АКа».
***
Абстинентное
Ну, как не пить мне эту водку,
Её прозрачную слезу.
Я ей насквозь, как саблей проткнут:
Ты вынь её — не доползу
До неуютного ночлега:
Ни бабы где, ни простыней
И лишь клопы пыхтят от неги,
Как стая жырных окуней.
Где позабывшись в снах тяжолых,
Скрипя зубами и крича,
Лежу беспомощный и голый,
И скальпель чорного врача
Меня разделает не больно,
Пластая грамотно куски.
А в целом жизнью я доволен.
Займёте денег, мужики?
***
Любовь
Что может быть прекраснее себя.
Любовь к себе чиста и вдохновенна.
Волшебный дар небес непревзойденный —
Дарить всего себя себе, любя.
Меня люблю я с каждым днём сильней,
И плача средь любовных откровений,
Сражённый силой чувств любви моей,
Передо мной стою я на коленях.
О, это счастье — жить собой, любя!
О, это чудо — быть собой любимым!
Ласкать и целовать всего себя,
И говорить себе, проснувшись:
— Здравствуй, милый.
***
День не задался
Бывает, день с утра не задался —
Берёшь одни фальшивые аккорды:
То девушке хорошей плюнешь в морду,
То вдруг зарежешь мать или отца.
***
ЖЗЛ. Хобот, Тарелкин, Твердопёрдов, Магол, Оглы...
Из ранего.
Беробиджанская древняя легенда «Хобот» в переводе Ядъвиги-Морожъки Вышл-Заступил-Канюк.
Иван Израилевич Хобот —
Почётный ветеран СОРАН:
Был грациозен словно робот,
Умён, как юный павиан.
Был человечен, добр, как Ленин,
Как Маяковский водку пил.
Писал, как Пушкин и Есенин.
Как Лев Толстой подмышки брил.
Ругался ямбом и верлибром.
В ночи светился, аки тать.
По волнам мог тюленем прыгать,
И в роще иволгой свистать.
Холодным взглядом терапевта
Умел предметы расставлять.
Потом, слепив наган из теста,
Им всех врагов перестрелять.
А если просьба поступала,
Он вмиг вершил народный суд,
Бья с лука в глаз кого-попало,
Как славный рыцарь Робин Гуд.
И делал всё о чём просили,
С улыбкой доброю у рта.
Насилья не любил, бессилья,
Жалел распятого Христа.
Его повсюду узнавали
По гордой поступи коня.
Старухи ноги целовали,
Крестом трёхпалым осеня.
И вдовы, плакая, рыдали,
Бьясь головою о песок.
Цветы и розы расцветали
В грязи окрест его сапог.
Порхали голуби и птицы
Вокруг прекрасного чела.
Бледнели красные девицы,
Глаза уткнувши в подола.
А он всех по головкам гладил,
И не смыкал усталых век,
Кормя зефиром в шоколаде:
Таков был этот человек!
Но, как-то раз с утра побрился,
И сесть позавтракать решил,
Но хлебной крошкой подавился.
И умер — будто и не жил.
***
Бубно-рунический эпос Ямало-Немецких партизан Кайсацко-Игарского чайханата
«Махмудгемахт» в переводе Яцеха Плац-Картного.
Махмуд Руфимыч Гутэнабэнт —
Ямало-немецкий казах,
Родился худеньким и слабым
И мать сказала: — Абгемахт
Мальчёнке будет очень скоро,
И на помойку отнесла,
Где его злая волчья свора
Нашла и в стаю приняла.
Махмуд за жизнь боролся крепко:
Мохнатой шерстию оброс,
Грыз кости, камни и деревья,
Мышей, мороженный навоз.
И возмужавши потихоньку
Волкам всем горлы перегрыз.
И выл на солнце дюже громко:
— Рахмат сиктым генук аррхыз!..
Ловил медведей на лосося,
Китов легко рукой душил,
И в рыбоводческом колхозе
Соляру вёдрами глушил.
Стада оленьи поредели,
Пингвины вымерли почти,
Исчезли нерпа и тюлени
А он всё выл: — Генук сиктыымм!..
Потом угнал аэросани,
И ровно через десять дней,
Возник, как тать, в Туркменистане
Средь буйных маковых полей.
Дехкане головой кивали:
— Нур хойте махен...
— Ничиво!..
И через день за жабры взяли
Легко, чуть тёплого его.
Он отсидел. Освободился.
Подумал. Взвесил. Всё решил.
Женился. Жил. Остепенился.
И умер — будто и не жил.
***
Праздничная мазурка швейцарских англо-цыган (в моём переводе).
Вахтанг Адольфович Оглы —
Из цюрихских цыган —
Имел швейцарские котлы
И вальтера наган,
На вате драповый картуз,
За ухом ганджибас,
Большое брюхо, чёрный ус,
И хитрый карий глаз.
Пошёл по штрассэ он пройтись
Вечернею порой,
Немного чтобы растрясти
Свой старый геморрой.
На юнге фрау поглазеть
В надежде на гемахт.
Пошпрехать кляйне (popizdetь)
На чуждых языках.
Сосиску съев, пивком запить,
В кафе присев за тиш.
И, ганджибас употребив,
Чиркнуть красивый стиш.
Но вдруг запучило живот,
На плаце средь толпы:
Адольфычь понял, что он срёт.
Как будто из трубы
Хлестнул коричневый поток
На мытый с мылом плац.
Он лишь успел достать платок
И мёртвый, сцуко, — бац...
***
Древнерусский страпон-рунический блударь об Абраме, сыне Израилевом.
Абрам Израилевич Рубин
(отец — цыган, а мать — француз)
Любил играть в очко и в бубен.
Всегда имел к десятке туз.
Умел, козлу поставив клизму,
Добыть парного молока.
Учил звонить монаха Изю,
«Варяга», и «Броня крепка».
Летя на тройке с бубенцами
Среди ромашковых полей,
Игриво прял ягодицами
Маня красивых косарей.
Смешав перловку и текилу,
Горох, агдам, аперитив,
Плясал фокстрот, хаванагилу,
Выпукивая лейтмотив.
Приняв из травяной аптеки,
Что собирал себя лечить,
Бодался, блеял, кукарекал,
От петуха не отличить!
Не спал совсем. Всегда был весел,
Пошарив малость в бардачке,
Поя потом красивых песен
На иностранном языке.
Но, как-то раз с утра побрился.
Покушал. Чё-то загрустил...
Достал патрон и застрелился.
И умер — будто и не жил.
***
Кельтско-Еврейские упанишады об Роланде, сыне Арнольдовом.
Роланд Арнольдыч Твердопёрдов
Разрушил свой семейный быт,
Тем, что не мог ответить твердо,
Зачем не серет — а пердит.
Его жена, красотка Роза,
Добыть ответа не смогла:
Роланд вставал в тупую позу
Немого гордого орла.
На замечания соседей
Он неизменно отвечал:
— А вы понюхайте медведей.
Вот у кого воняет кал!
Он пиzджен был неоднократно:
В суде, автобусе, в кино.
(и поделом, кому приятно
чужое (не своё!) гамно).
Поток нерадостных фрустраций
Он у знакомых вызывал,
Пердя и немогя просраться,
Имея оченъ твёръдый калъ.
И кирпичи гамна недели
Лежали в жопе у него.
Все срали — будто песни пели!
А у Роланда — ничего.
Но вот пиzдец к нему подкрался,
Свершив логический финал:
Он говнобомбой разорвался,
Врагов сразивши наповал.
Гамна шрапнелины со свистом
Кромсали всё что есть вокруг:
Так был ужасен и неистов
Последний — главный в жизни пук!
***
Ортопедическая оратория об технике безопасности.
Борис Ефимович Тарелкин
Сидел в воронке у реки,
Держа барашек от горелки
Культёй оторванной руки.
Над ним, магически красиво,
Будто в замедленном кино,
Парили: лодка, водка, пиво,
Шашлык, и белое вино.
Кружили в небе полу-рыбы,
Полу-орлы. Садилась пыль.
Большой бесформенною глыбой
Лежал родной автомобиль.
Тарелкин грустно догадался,
Не обнаружив ног и рук,
Что газовый баллон взорвался.
И испустил предсмертный хрюк...
---
Из гор-газа прислали:
Как был златой закат прекрасен,
Увы — уже не видел он...
Товарищ, знай — взрывоопасен!
Пропан-бутановый баллон.
***
Чувашская рапсодия-акапелло о бренности и непредсказуемости, на фоне дорожного разгильдяйства.
Марлен Натанович Магол,
Неадекватен, бледн и гол,
Стоял вдоль незнакомого забора.
Он много выпил натощак,
Его раздели только щас,
Вернув сандали с головным убором.
И тут его подобрала
Марина Карловна Юла —
На тити прямо в тёплую машину.
Марлен икнул, слюну пустил,
Юлу за титю укусил,
И... далее повёл себя мущиной.
Они зажили дружно всласть,
Деля супружеский матрас —
Любовь страницы светлых дней листала!
Но раз гуляя вечерком,
Их переехало катком.
И птица щастья песню отсвистала...
Я
(написано, прислонясь к стене)
Зеро во взгляде.
В кармане нолик.
Я тунеядец
И алкоголик.
Мудак печальный,
Олень северный:
Необычайный,
Неимоверный.
СИДОР НАПИЛЬНИК
Полигамический этюд
С одной завоешь от тоски.
И зуд природы не унять:
Ведь бабы — это не носки,
Их нужно иногда менять.
***
Эстет
Мне для того чтоб бросить пить,
И есть придётся бросить тоже:
Хлебать борща с унылой рожей,
Мне эстетически претит.
***
Не проходите мимо
Лежит нетрезво на асфальте.
Под ней расплылся мокрый круг...
Вы руку женщине подайте:
Или у вас отсохло рук?
***
Любви все возрасты покорны
Целую лобик, шейку, ушко,
Бедра волнующий изгиб...
А вы убогую старушку
Вот так же полюбить смогли б?
***
Скворцы
Сижу, грущу в заботе вешней
Уже который день подряд.
Повесил в комнате скворешник:
А прилетят — не прилетят…
***
Пуля
На пике лета
В разгар июля
Навстречу сердцу
Летела пуля.
Достигла цели:
И нету боли.
И нету счастья.
И нету горя.
И нету жизни.
И смерти нету:
В разгар июля,
На пике лета.
***
Ноктюрн
Над землёй луна висит.
Человек с балкона ссыт
На скамейку и цветы,
На сиреневы кусты.
Человек сегодня выпил
Ну, давай его простим?
Он не знамя и не вымпел:
Просто вышел погрустить.
***
Будучи впечатлён обликом различных поэтесс
(написано, откинувшись в кресле ЦДЛ)
Коса, усы, упрямый подбородок,
Коришневым обтянут крепкий стан:
Наяда, дива, нимфа, самородок!
Благоухает терпкий пармезан
Обильных тел, стихов давая уголь.
Откуда им приходит шёпот слов?
Из уст каких? — О, музы, не оттуда ль,
Явились миру: Пушкин, Фет, Светлов..
***
Она была актриса
она была актриса
он железнодорожник
она играла роли
он пропускал состав
и он в неё влюбилса
весьма неосторожно
и у него до боли
в штанах звенело встав
зафрендились в фейсбуке
повадилися в личку
друг другу сообщенья
интимные писать
пораспустили руки
и всё что неприлично
сгорая от смущенья
взялися лобызать
она носила косу
коротенькие шорты
и трусики меняла
по десять раз на дню
он гарцевал лососем
гонял рукою чёрта
ведя обход по шпалам
под фото её ню
летели дни как пули
а им всё было мало
четыре теповоза
пустили под откос
актрисочка лапуля
как никогда играла
истеребила розу
и плакала всерьёз
***
Чехову
Не истязай себя, слабак,
Не мучай хиленькое тельце:
Когда убьёшь в себе раба,
Убьёшь ты и рабовладельца.
***
Автобиография
Я родился в фуфайке и кепке
С похмела. Был тяжол и суров.
Мать обнял. Акушерке дал в репу,
И пошёл до вокзала. В Ростов
Прибыл ночью, где свечи каштанов
И жасмины купались в цвету.
Полюбил аспирантку Татьяну.
Поженились. Пошёл в институт.
Отучился. И зажили вместе,
Постигая житейских наук.
Вот она уже тёща и тесть я.
И растёт замечательный внук.
Но, ночами тихонечко вою.
Точит щёки скупая слеза:
Мать родную не помню, а помню
Акушеркины злые глаза.
***
День не задался
Бывает, день с утра не задался:
Берёшь одни фальшивые аккорды:
То девушке хорошей плюнешь в морду,
То вдруг зарежешь мать или отца.
***
Религиозная лирика
Твердим молитву, как дитя урок,
Глазёнки на учителя тараща:
Чтоб было умирать немного слаще,
В чай жизни сыплем веры сахарок.
***
Пьяный мальчик
Щенок! размером с обезьяну,
А всё туда ж — в гамнище пьяный...
***
Карие глазки
Вновь чумой налетевшие страсти:
Разум снова с душой не в ладу.
Подзову я соседскую таксу,
И тихонько в подвал уведу.
Нежно в валенок мордочкой вставлю,
В нём есть дырки для носа и глаз,
И люблю её сладко и славно,
Как уж с нами бывало не раз.
Вместе мы погружаемся в сказку,
Вновь дождавшись заветного дня.
И счастливые карие глазки
Через дырки глядят на меня.
***
Еду
Ливерной палочку взял,
Водки — 0,7, литр сока:
Еду куда-то далёко,
В кресло упав, оползя...
***
Якоки Мнуруками
Книги не пишу.
Я коки мну руками,
Перебираю.
***
Комуто Херовато
Ик. Пук. Стон. Рык. Блёв.
Кому-то херовато
Похмельным утром.
***
Голубые глаза
Я влюбился, найдя у обочины
Голубые большие глаза.
И гуляю теперь озабоченный:
Кто ты? Где? И какая ты вся?
***
Пленники сансары
Мы превращаем травы в пепел
В плену сансары колеса
И не уходит с наших еbел
Улыбка добрая лица
***
Восемьдесят первый
Н. М.
Жарища. Двор. Пятиэтажка.
До моря — пятьдесят шагов.
Сидит на лавочке Наташка.
На кухнях жарят пирогов.
Благоухает город Сочи.
Фейхуя шлёпает в асфальт.
Наташка стих в тетрадку строчит:
Про смерть, измену и вуаль
На бледном лике юной девы,
Про пламя взоров невзначай...
Далёкий — восемьдесят первый
Прощай.
***
Сон
Приснилось мне: стояло лето,
Я вышел в степь на склоне дня
И брёл куда-то неодетый
По разнотравным еbеням.
***
Апокалипсис
Упала о'б землю звезда
И ейных брызг горящих тыщи
Летають, брызгають и свищуть,
Сожгя людей и города
***
Ласковый зверь
Таит он немало открытий
В стыдливом признании глаз:
Кудесник запретных соитий,
Мой ласковый зверь — пидарас.
***
Беспомощное
Я жопой об стену с разбегу hуячу
И падая на пол беспомощно плачу.
***
Внимательное
Я Вам внимательно внимаю:
Внимаю Вам и вынимаю.
***
Котлетное
Я жизнью, как столовскою котлетой
Так, для порядку только закусил…
По трезвой жить — желанья больше нету;
По буху — нету больше сил.
***
Диоген
Жилось Диогену бездомным неплохо:
Вещал, да чесал ягодицы и пах,
Где с кегельным стуком сношалися блохи
Размером с казахских степных черепах
***
Салосос
Сосу тихонько сало я
Тёплое, усталое.
ЛЮДМИЛА ЯДЪ
В полях ромашковых раздольных
В полях ромашковых раздольных
Стоит не скошенный погост.
Скирды колышутся привольно,
На них жирует певчий дрозд.
Там где ногой жуков мохнатых
Протоптан через речку брод,
Чудесных бабочек пархатых
Высок стремительный полёт.
И ягод красные глазёнки
На тонкой шейке стебелька
Листочки тянут, как ребёнки,
Над влажной сенью ручейка.
Шумят серёжками берёзы,
Будя возвышенность во мне.
И из лица на землю слёзы
Стекают в низ по голове...
***
Магол и Юла
Марлен Натанович Магол,
Неадекватен, бледн и гол,
Стоял вдоль незнакомого забора.
Он много выпил натощак,
Его раздели только щас,
Вернув сандали с головным убором.
И тут его подобрала
Марина Карловна Юла —
На тити прямо в тёплую машину.
Марлен икнул, слюну пустил,
Юлу за титю укусил,
И... далее повёл себя мущиной.
Они зажили дружно всласть,
Деля супружеский матрас —
Любовь страницы светлых дней листала!
Но раз гуляя вечерком,
Их переехало катком.
И птица щастья песню отсвистала...
***
Она была саблистка
она была саблистка
а он учитель пенья
она рубила саблей
а он преподавал
и он в неё влюбился
до умопомраченья
и на глазах ансамбля
не кушал и не спал
и как-то в лунный вечер
приняв во внуторь триста
смущаясь и краснея
как юноша шальной
настойчив и доверчив
он покорил саблистку
и перед богом с нею
стал мужем и женой
как пули дни летели
пошли пелёнки дети
с лапулечкой саблисткой
наделали троих
они всё реже пели
и занимались «этим»
и жизнь как говориста
заладилась у них
***
Тайна туркменской земли
В недоумении дехканин
Обходит знойные поля.
На них, чего бы ни сажали —
Родится мак и конопля.
Пытались сеять кукурузу,
Арахис, хлопок и табак,
Бананы, дыни и арбузы —
Родится конопля и мак.
Писали богу и учёным.
Шаманов вызывали зря.
Ходили к магам, звездочётам —
Родится мак и конопля.
Ловили вражеских шпионов,
Спалив читальню и сельмаг.
Сажали гадов-агрономов —
Родится конопля и мак.
Веками эту тайну строго
Хранит туркменская земля.
И всё обильней год от года
Родятся: мак и конопля!
***
Бальзаковская осень
Птичкой отсвистало
Лето — за денёк.
Сладко дремлет сало
Ягодичных щёк.
Вызревшей калиной
Сморщились соски.
Заросли щетиной,
Опустев, лобки.
Не видать дорожки.
Лишь в густой стерне
Блошки-мандавошки
Прыгають одне...
***
Они войдут не скрыпнув дверью
В соавторстве с Восьмицветиком
Они войдут не скрыпнув дверью.
Они начнут по счёту три.
И в точь по древнему поверью
Погаснут в полночь фонари.
Завоет иволга под крышей.
С земли полезут червяки.
И ластожаберные мыши
Пойдут на город из реки.
И видит люд,
Над колокольней,
Повыше маковки ея,
Под громы туч и светы молний
Плывут по небу три уя.
А за тремя — ещё четыре,
За теми — десять, двадцать, сто!
Собрались все что были в мире:
С горы,
На лыжах,
В зимпальто —
Елды, затейники, мутумбы,
Страшилы, писи, петушки,
Шныри, торчилы, хачетунги,
Кувалды, боталы, сморчки...
Настали трудныя годины,
И с той поры до наших дней,
И днём и ночью клин уиный
Летит над родиной моей.
***
Карамель
Одни.
Анапа. Полдень. Шмель.
Тебе — тринадцать.
Мне — пятнадцать.
Сосу тебя, как карамель,
И — не умею насосаться ...
***
Старый дом
Умирает, заселён
Сном позавчерашним.
Надпись на стене углём:
Пашка + Наташка...
Горбит спину, хороним
Вечным листопадом.
Сядем тихо. Посидим.
И не плачь... не надо.
***
Урожайная песня
Когда в полях раскинет ветки
Зеленый бархат коноплей,
Механизатор на рассвете
Как тут с косилкою своей.
И в песне радостной он косит,
Под сердцем счастья не тая:
Какие жирные колосья
Родила Матушка Земля!
И, намотав на барабаны,
Траву отмочит, отобьёт.
Из зёрен масел понадавит,
А из стеблей верёвки свьёт.
Из них сошьют: фуфайку, бруки,
Одёжу, обувь, чемодан.
Всё смогут золотые руки
Наделать, чтоб приятно вам.
Давайте Матушке поможем,
Ведь нет родимее Земли.
И станем все носить одёжу
Из мака, льна и конопли!
***
Кормление котов
Кормление бездомных котов бабой Нюрой во дворе дома №17 по ул. Ленина возле трансформаторной будки.
------
Все коты пособрались тут как туточки.
Кто копилочкой сидит, а кто уточкой.
Терпеливые сидят, многомудрые.
Медной денюшкой горят глазки круглые.
Тигры малые мои, полосатые.
Мышеловные машины усатые.
На лапунях в торчки остры когтюшки.
Язычков наждачки лижут попушки.
Неприкаянные вы сиротиночки.
Шерстяные комочечки, сыночки.
Наварила я сайры с перловочкой.
Набивайте животы на здоровьичко
***
Страда
Мужицкое терзая тело,
Страда тяжёлая кипит.
Земля — возделана умело —
Плоды обильные родит:
Клонится долу колосами
Златополосье буйных нив.
Гряды, удобрены гамнами,
Усыпаны громадьем тыкв.
Налился, рдея от натуги
Овальным ликом, помидор.
Висят подсолнечные круги,
Облокотившись на забор.
Покошен, взгляд лаская фетром,
Луг утопавший в коноплях.
Дубы обобранные ветром,
Свиней купают в желудях.
Крестьянин хваткий, быстр и ловок,
В работе вдохновенной спор,
Средь крупных маковых головок
Серпом рубает коридор.
Он долгий день проводит раком,
Восстав на утренней заре:
Чтоб много вкусных булок с маком
Спекли на радость детворе;
Чтоб, с конопли навив верёвок,
Сжав масло, пеньки насучив,
Зимою длинной и суровой
Он весел был, одет и сыт!
***
Ядъизмы
Убив в себе раба — убьешь рабовладельца.
*
Не всё золото блестит.
*
Долгий взгляд в даль навевает печаль.
*
Пытайся взлететь.
*
Чем дальше в лес — тем толще дрозд.
*
Хрен с ней — что болит спина, если выпал из окна.
*
Говорить просто о сложном сложнее, чем сложно о простом.
*
Умри — но выжыви!
*
Тобой ебомый тем счастливее, чем старше он и некрасивее.
*
Вдвоём гуляючи лугами, непремини впердолить даме.
*
Откажут Клава, Зина, Сара — гусар всегда спасёт гусара.
*
Убил врага — сними шкуру и всегда съешь глаза.
*
Кому и жених — невеста.
*
Смотри по сторонам.
*
Правильно проехать на красный свет — тоже показатель культуры.
*
Пришла беда — надень на шею провода.
*
Одно не может быть меньше другого, превосходя его размером своей величины.
*
Будь добрым — это приятно и удобно.
*
Нельзя обнять обнятого.
*
Кто раньше встаёт, тот меньше спит.
*
Пережыдайте.
*
Выпил яду — закуси противоядом.
*
Ходи стоя.
*
Нет ничего что осталось бы прежним после того как ты сделал его иным в сравнении с тем каким оно было до того как ты его таким сделал.
*
Зырь.
*
Кончил — скажи об этом.
*
Самоудовлетворяй.
*
Пей воды не больше, чем можешь в себя вместить.
*
Чем дольше идешь, тем дальше уйдешь.
*
Невозможно впихнуть невпихуемого.
*
Митинг и петтинг — две вещи различные, но не взаимоисключающие.
*
Родился — жыви.
*
Одна голова хорошо, а две — уродство.
*
Не всякий онанист — аноним.
*
Спи лёжа.
*
Лучше перенедодумать, чем недопередумать.
*
Любишь приключения — поимей вторую жопу.
*
Пукнул — извинись и поклонись — и зашибись.
*
Нечем крыть — бей в морду!
*
Любишь писять — люби и писю до ветру носить.
*
Бьют — кричи, дают — молчи, сольфеджию — учи .
*
Куришь «Казбек» — забудь про бег.
*
Вреднее, чем курить — думать, что курить вредно.
*
И от пожара немало пользы: тепло, светло, и есть на что посмотреть.
*
Вздращивай.
*
Гений и скромность — две вещи не совместны.
*
Прожить нужно как можно незаметнее, поочерёдно растворяясь во всём к чему прикасаешься.
*
Ни что не важнее другого.
*
Жить по книгам — только портить глаз.
*
Хорошему человеку — всегда плохо.
*
Умереть не страшно — страшно умирать.
*
Все права защищены (это не афоризм, а предуперждение).
***
В том бою под Бухом
Из цикла: рассказы ветеранов
В том бою, под Бухом,
Кончилися пули.
Заряжаю мухой,
И палю — а хули...
Бах-бля — одиночным,
Тр р р рах — очередями:
Мухи били точно,
Зыря цель глазами.
По степи свистели
Жутким смертным жужжом,
Рвали вражьи цепи,
Сея смерть и ужос.
Жертвуя собою,
Мухопули смело
Телоголовою
Прошибали стены.
Возвращались, выжив,
Кто ползком, кто раком.
Раны чуть залижут,
И опять — в атаку.
Те кто промахнулись,
Тоже мчат обратно
Грозной Мухопулей
Бить врага двукратно.
Им бы отлежаться,
Нет — они в обоймы
Лезут заряжаться,
Вновь готовы к бою.
И врага писдячит
Мушый град разящий!
Враг визжит и плачет,
И играет в ящик.
Пусть года промчались
Мухи фронтовые,
В голове остались
Пулями живыми.
Глядя на какашку,
Помолчу я, стоя...
Вспомню, смертью павших,
Маленьких Героев —
Как кормил с ладони
Раненую Муху.
Многое я понял
В том бою под Бухом.
***
Вишенка
природа тихо угасает
конец приходит сентябрю
лежу...
и вишенку бросаю
и ягодицами ловлю
***
Хобот
Иван Израилевич Хобот —
Почётный ветеран СОРАН:
Был грациозен словно робот,
Умён, как юный павиан.
Был человечен, добр, как Ленин,
Как Маяковский водку пил.
Писал, как Пушкин и Есенин.
Как Лев Толстой подмышки брил.
Ругался ямбом и верлибром.
В ночи светился, аки тать.
По волнам мог тюленем прыгать,
И в роще иволгой свистать.
Холодным взглядом терапевта
Умел предметы расставлять.
Потом, слепив наган из теста,
Им всех врагов перестрелять.
А если просьба поступала,
Он вмиг вершил народный суд,
Бья с лука в глаз кого-попало,
Как славный рыцарь Робин Гуд.
И делал всё о чём просили,
С улыбкой доброю у рта.
Насилья не любил, бессилья,
Жалел распятого Христа.
Его повсюду узнавали
По гордой поступи коня.
Старухи ноги целовали,
Крестом трёхпалым осеня.
И вдовы, плакая, рыдали,
Бьясь головою о песок.
Цветы и розы расцветали
В грязи окрест его сапог.
Порхали голуби и птицы
Вокруг прекрасного чела.
Бледнели красные девицы,
Глаза уткнувши в подола.
А он всех по головкам гладил,
И не смыкал усталых век,
Кормя зефиром в шоколаде:
Таков был этот человек!
Но, как-то раз с утра побрился,
И сесть позавтракать решил.
Но хлебной крошкой подавился,
И умер — будто и не жил.
***
На майском бархате лугов
На майском бархате лугов
Прозрачна сталь небыстрой речки.
По ней легко скользят овечки
Опорожнённых облаков.
Их бег так нов!..
Вдали, бессмертие дубов
Взрывает почки оглушительно-неслышно.
Всё дышит. Земляные ниши
Залил грунтовых вод потоп.
Стеблями высосан поток,
Хлестнувший в листья и цветки,
Кормящие взахлёб, в перегонки,
Шмелей басистых, бабочек неслышных,
Слетевшихся, собой колыша,
Цветочной чаши аромат.
Стоит в восторге, без ума,
Травы податливой зелёный чад.
Коровы в предвкушеньи радостно мычат.
А мраморных грибов столбы
Тела отдали для гульбы
Червям прозрачно-белым с чёрной головой
И многоножкам чешуйчАто-глянцевитым.
Тела грибов насквозь пробиты,
И, умирая, тают счастьем
Кормить собой весь этот рой.
Их ватный хруст так сочно глух
Вибрирует, гриба лаская слух,
И гриб протух, пуская в воздух стаи мух.
Лопух, тягучим фейерверком,
Расправил праздничным конвертом
Морщины сетчатых листов.
Он так суров,
И он не нужен никому,
И радостно от этого ему.
Наступит час
Он дробь дождя швырнёт во тьму.
***
Фото
Фото здесь. http://www.stihi.ru/2011/07/03/2107
Я размещаю своё фото.
Пусть восхищённые глядят
Читатели, и скажет кто-то:
— Как хороша Людмила Ядъ!
И, обогретые лучами
Наполненных любовью глаз,
Пусть плачут долгими ночами
Над гениальностию фраз.
Пусть растворятся во вселенной
Моей поэзии нетленной,
И правды пусть не утаят —
Как хороша Людмила Ядъ!
Смотри, читатель, восхищайся
Моей небесной красотой,
И непременно возвращайся,
Испить стиха воды святой.
Пусть станут для тебя наградой
Мои правдивые уста;
Идут всегда по жизни рядом:
Талант, любовь и кррасота!
***
К читателю
Накрыв Парнас широкой тенью
Тугих размашистых крылов,
Парит Мой Дерзновенный Гений,
Блистая молниями слов
Во тьмы грядущих поколений.
Л.Ядъ
Пою Себя. И трепетной душой
Волшебной песне беспрестанно внемлю.
Я — Та, кто осчастливить вас пришёл.
Я — Космос, Бог спустившийся на землю!
Читатель Мой, смерд лапотный, холоп,
Червём ничтожным радостно ползёшь ты,
Усердно разбивая узкий лоб,
Лобзать Мои точёные подошвы.
Молись плебей. Пусть упоения слеза,
Твои глаза переполняя сладкой влагой,
Прольёт молитвы очистительный бальзам
Моей строкою гениальной на бумагу.
***
Мой Гений
Мне
Накрыв Парнас широкой тенью
Тугих размашистых крылов,
Парит Мой Дерзновенный Гений,
Блистая молниями слов
Во тьмы грядущих поколений!
***
Поэт серебряного века
Бухой, с бляdьми и цыганАми,
Вдоль по арбатам и тверским,
Икрой объевшись с каплунами,
Убитый коксом в белый дым,
Летит в стремительных пролётках,
Пугая маузером народ,
И хлещет щегольскою плёткой
Всё, что под руку попадёт.
В цилиндре — писает с балкона
На онемевших горожан,
С глумливым удалясь поклоном
Обратно в нумер; где спаржа
С икрой горят на хладных блюдах,
Шампанских хлещет фейерверк,
Спит на фарфоровых посудах
В лимонах мраморная стерльдь;
Где поросят златые тушки
Петрушкой с хреном щерят рты,
И дамам в пьяненькие ушки
Колотит нежные понты:
Про Бригантины с парусами,
Про мудрость высшую добра,
Не забывая под трусами
Ласкать мохнатого бобра.
Под утро, голый засыпая
На развороченном столе,
Он плачет, горестно икая,
И обсерается во сне ...
***
Очень доброе
Души прекрасные позывы
Не бойся расплескать зазря.
Пойди в луга, где зреют нивы
Под звонкой трелью журавля.
С утра, лишь солнца теплый лучик
Разбудит в луговых полях
Весёлых уток стай летучих,
Пасущихся на ковылях —
Зайди в лесные частоколы:
Кругом грибов волшебных рать,
И птиц и дятлов стук весёлый,
А ягоды — не перебрать!
Наложив полное лукошко,
Ты лесу в ноги поклонись.
Да и постой вот так немножко,
Землёй Родимой надышись!
И поцелуй её украдкой,
Ноздрёю чуткой уловя,
Какою вкусною и сладкой
Бывает Матушка Земля!
Побудь немножечко добрее
К тем кто убог и дорог нам.
И не спеши пинать скорее
Ногой по быстрым муравьям.
Пусть в сердце заживут нарывы,
Их забинтует Мать Земля.
Души прекрасные позывы
Не бойся расплескать зазря!
***
Очень злое
Собратьям пера
В позывах вдохновенной рвоты,
Презрев безрадостный финал,
С улыбкой гордой идиоты
На лист бумажный давят кал.
И не за грош — за бога ради,
Дроча фригидные умы,
Валят пиитушки в тетради
Гамна рифмованного тьмы.
Нарушив жопы биоритмы,
Кипит мозгов вонючих смрад,
И под пердёж убогой рифмы,
Стехоф струится говнопад.
ДрищАт гнилые пулемёты,
Разя говняною струёй —
В атаке говневЫе роты
Во имя Родины Родной.
Смердя, сверкающе-прекрасный
Поток сладчайшего гамна,
Воздвигнет памятник несчастным
На все былые времена.
***
Руки
Мне руки оторвало взрывом.
Ну а хирург, мой давний друг,
Пришил по блату то что было —
Девичьи ноги вместо рук!
Иду на них домой счастливый,
В чулках со стрелкой и туфлях,
Вниз исподлобья похотливый
Сам на себя кидая взгляд...
С тех пор живу я кверху жопой,
За всё судьбу благодаря,
Из под трусов, куда б не топал,
На ножки стройные смотря!
***
Ноги
Избранные экспромты. (ссылка на полную версию внизу)
Никто не знал зачем Толстой
Всегда как лось ходил босой.
В ногах копилась грязь и копоть.
Их приходилось часто штопать
Крепчайшей ниткою суровой.
От боли Лев ревел коровой.
Тогда решил он написать
Роман огромный и здоровый,
Чтобы со стула не вставать
Лет двадцать, или двадцать пять,
Чтоб ножки отдохнули саму малость:
На них живого места не осталось.
О, как же хорошо тогда ему писалось!
Стать геньем случай тот ему помог —
Так было больно штопать своих ног.
--------------------------------------------
В полях
Когда в полях раскинет ветки
Зелёный бархат коноплей,
Лев Николаич на рассвете,
Как тут с котомкою своей.
И рвёт тяжолые колосья,
Под серцем радость затая.
Суча власатым мордососом,
Он шепчет тихо:
— Ах ты ж мля!
Обильно исходя слюною,
Без остановки рвёт и рвёт,
Потея попой и спиною,
От счастья плачет и поёт.
Глаза искрятся сладкой влагой
У старца юного душой.
И он с неистовой отвагой
Засядет за роман большой,
И станет на зелёной лире
О счастии войне и мире,
Как отмороженный лабать
Лет 20 или 25,
Его со стула будет не согнать.
Ну а пока, как одержимый,
Он делает большой запас,
Чтоб от бескормицы родимый
Не сдох его гнедой пегас,
Чтоб музе, сев ему на ножки,
Было бы вынуть что с рогожки,
И потихоньку понемножку...пы-пы —
Пысать глядя в окошко.
Жара и пот и сонце — в глазки,
А Лёва рвёт, и, словно в сказке,
Он погружается в мечты,
Колотит разные понты:
О деньгах и всемирной славе,
Войне и Мире и Державе,
Об Акулине, Пете, Клаве,
И, чтоб не выпасли менты,
Не забывая бога славить
За эти дивные цветы.
Людмила Ядъ
------------------------------------------
Появление Дубровского.
Скажу вам честно, между нами,
Не вря ни буквой никому:
Сгонялись девки табунами
К Л.Н. под вечер, как в тюрьму.
Их набивалась полна хата,
Что негде яблоку упасть.
А Лев кричал, мол маловато,
Моя не может ипостась
Количеством сим возбудиться.
Мол мало сисек, ягодицев.
Мне больше надо, чтобы всласть
Имя родными насладиться.
И гнал пинкаме слуг хромых
Слепых убогих и кривых
(он сам так и уделал их)
Добыть поболее бабцов
Не глядя на слезу родных
Их матерей, сестёр оцов.
Осатанев от этакого свинства,
Люд у Дубровского защиты попросил.
Тот прибыл тот час, (водки лишь напился)
И долго, очень долго, Лёву бил:
Наотмашь бил, руками и ногами
С разбегу по грудям и голове.
Шпицрутенами, палкой, сапогами,
Валял, как дурака, в сырой траве.
Таскал за пейсы жидкие по полу
По стенам за нос гада волочил
Звонил домой (ушли ли дети в школу?)
А после долго жопою душыл.
Взяв на конюшне, дале, сраную лопату
Что, как корабль ракушкой, обросла гамном
Он долго бил его за Родину, за брата
(что сдох от пьнки - Лев тут не причём)
За то что не родит земля как прежде,
За то что сам он много водки пьёт,
Бил за несбывшиеся планы и надежды,
За неубратый в зиму огород.
Лев Выл и блеял как нетёльная корова,
Пускал слюну и исходил гамном,
И наконец взмолился: — Хватит Вова!
На лутше денег, сбегай в гастроном.
Дубровский тихо опустил лопату.
Ему хотелось сильно есть и пить
Взял деньги и ушёл, чуть виновато,
Пообещав почаще в гости приходить.
Людмила Ядъ 05.12.2011 19:34
---------------------------------------------
Толстой и прекрасное.
Любил Толстой и музыку послушать,
Рвя бороду зевотой со всех сил.
Писал помногу (правда очень не любил)
Но, более всего любил покушать.
Еду боготворил и ей молился.
При виде сала, нервно задрожа,
Он барсом кидался, и головою бился
Оппол, стоная, хрюча и визжа.
Его боялись взрослые и дети,
Когда он рвал, лопатками дрожа,
Как блюдо само лутшее на свете,
Подохшего от старости ежа.
Порой в бреду мечтая о котлете
Он нервно пастью волосатою суча,
Смотрел сподлобья гнусным взглядом Ети,
Как шли домой коровушки мыча.
Конечно это больше от злословья:
На Лёву всякого могли наговорить,
Но стад вокруг редело поголовье,
И страшно было по ночам ходить.
Народ устал от этакой вот жизни,
И у Дубровского защиты попросил.
Он прибыл пьяный, долго Лёву писдил
А тот его за это полюбил.
Людмила Ядъ.
----------------------------------------------------------
Лев и поэтесса
Драма
Летали в небе тучные жуки.
Вставало, бодро, солнышко над лесом.
В дубовой рощице, у синенькой реки,
Томилась творческим процессом поэтесса.
*
В волнении щипая щеки, нос,
Она пыталась рассказать о главном.
О море чувств, об океане слез…
Момент томления совпал с душевной травмой.
*
Начальный момент томления. Рождение первой строфы.
*
Живо скрипнуло перо…
*
Я за своей любовью закрою, тихо, дверцы.
Что ж, уходи! Тебе мне больше нечего сказать!
*
Здесь, напряженный поиск рифмы к слову «дверцы», натыкается на двусмысленное - «перца», которое не соответствует чистоте авторского замысла. Она его, тут же, гневно отметает.
Сидящая, рядом, на пеньке, Муза, что-то резво бряцая на лире, вежливо шепчет на ушко: «Сердце»
*
Скрипнуло перо…
*
И все сокровища разбитого тобою сердца,
Я из души ранимой буду гордо вынимать.
*
И вот она сидела и творила,
Мозк продуктивно рифмы ей рожал.
А рядом, чем то схожий с гамадрилом,
Сам Лев Толстой гербарий собирал.
*
И, почему-то, на одной ноге скакал.
*
На голове его навозный жук пригрелся.
От лика ощущалась благодать.
Завидев поэтессу, Лев зарделся,
Смутившись, быстро прекратил скакать.
*
Сам незаметно для себя разделся...
*
А в это время поэтесса плодотворно рождала вторую строфу.
*
Пусть грудь моя вздымается в волненьи!..
Ты не получишь больше эту грудь!
Я в омуте речном найду свое забвенье!
А ты будь проклят и меня, совсем, забудь!
*
Строфу закончив, шумно задышала.
Одышкой отдавая дань годам,
И вдруг, вблизи, Толстого увидала,
Гербарием прикрывшего свой срам.
*
И вмиг разрушен был души прекрасной храм!
*
И страстью желваки ее налились!..
Сорвав с себя одёжу, на ходу,
Несытыми очаме жадно впилась
В прикрытую гербарьем срамоту.
*
Она опять поверила в мечту!
А до того, чуть с жизнью не простилась!
*
И вот оне застыли изумлясь,
И наготу друг друга созерцая,
Хотеле тут же оба наземь пасть,
Но мешкали, о чем-то размышляя…
*
Их члены опаляла злая страсть!
*
Толстой же, как мыслитель и кумир,
Весь голый и уже в нее влюбленный,
Вдруг ,вспомнил, что роман «Войнадамир»
Валяетца, еще незавершенный.
*
И вздрогнув ягодицами, побёг
В свой кабинет, где так лехко творилось!
А поэтесса, восприяв злой рок,
Пошла и в речке, тут же, утопилась...
*
Над поэтессами, наверно, отродясь,
Так Провидение жыстоко не глубилось!..
Ника Марий 07.12.2011 14:08
----------------------------------------------------
Дубровский и поэтесса.
А у реки, на счастье, сильно пьяный,
Дубровский принимал солнечны ванны.
Сняв аркебузу, каску и мундир.
Вдруг женский крик: — Просчай жыстокий мир!
И белой нельмою мелькнуло тело сдобное
— Спасти? — подумал он — Удобно ль?
Спасу! — решил — Сейчас нырну.
И, оба вмиг пошли ко дну.
Тонули дружно, и в процессе,
А так же лёжучи на дне,
Ему открылась поэтесса,
Как надругался Лев над ней.
Девицу вытащив со дна наполовину,
(Ввиду дородности последней — скоко смог)
Помчался, чтобы наказать скотину,
Закинув аркебузу через спину,
Пугая аркебузой между ног.
(с девицы был вельми зеловый прок)
Ворвавшись в дом, он страшно крикнул: — Водки!
Да тут же всю ея приговорил.
И, разорвав на Льве бюстгалтер и колготки,
Он долго, с наслажденьем, его бил.
За поэтессу бил, за Родину, за веру —
За всех оцов, сестёр и их детей,
А после, долго стоючи в партере,
Мудыжыл аркебузою своей.
Лев плакал выпью и рыдал как кочет,
А Вова сильно есть хотел и пить
Но, наконец, устав, урок закончил,
И был таков, пообещавши заходить.
Людмила Ядъ 08.12.2011 07:58
--------------------------------------------
Лев вытер сопли бородой лохматой,
Понюшку кокаина сунул в нос
И по-французски матерясь негромко матом,
Сел оперу писать, то бишь донос.
Бонжур! Коман сава, месье начальник?
Дубровский, дезертир, он в жопу пьян.
Над графом надругался, шут, охальник,
Нагадил в душу мне середь Полян.
Он мне, гиганту мысли и светилу
И афтару огромных толстых книг,
По морде моветоном засветил гад,
А сзади совершил свой блиц и криг.
Фантазии своих ночных поллюций
Он мерзко, хладнокровно воплотил,
Я стану зеркалом всех русских революций,
Чтоб Ленин этой сявке отомстил.
Николай Блинов 08.12.2011 20:12
-----------------------------------------------
Зарождение чувства.
Едва лишь звук утих последнего аккорда
Той оперы, как голос громовой
Раздался вдруг: — Канцоны пишешь, морда?!
А ну сыграй ка, Моцарт, мне и спой!
Дубровский вынул свой внушительный гобой,
Который он всегда носил с собой,
Любя и сам к нему приложиться губой.
Пришлось играть, что ж было делать,
Прикладывая тело всё и душу.
И Лев играл: то пикколо, то трелью.
Владимир водку пил, и слушал... слушал...
Пока не снял с души томленье,
И, наконец, не кончил... свой урок.
Сказав: — Пойду сосну, ты отдохни сынок,
А в пять — второе отделенье.
А Лев вдруг глянул на Владимира беззлобно
Ему понравилось, но самому
Себе признаться в этом было неудобно.
И вдруг проблеял голосом барашьим:
— Теперь мне хоть в казарму, хоть в тюрьму:
Мне больше в жизни ничего не страшно.
Людмила Ядъ 08.12.2011 21.01.
-------------------------------------
Ямы.
Л.Н. Толстой любил копать.
Его аж колотило прямо,
Лишь дай лопатой помахать.
Траншеи, выгребные ямы,
Шуфы, колодцы, котлованы,
Могилы, беломорканалы.
Копал он, где и как попало
А ему было мало, мало,
А население страдало.
И вскоре невозможно стало
Совсем из дома выходить,
Чтобы тот час не угодить,
Споткнувшись, мордососом в яму
Не успевая крикнуть — мама.
Описденев от этаких сюрпризов,
Народ Дубровского на помощю позвал.
Тот прибыл тот час (в положеньи ризы)
И сам немало в ямах поплутал.
Лев его встретил водкой и поклоном.
Владимир выпил, поцелуем закусил:
— Пошли, родной — сказал усталым тоном.
— Ну что опять ты, Зая, натворил?
Хоть полюбить успел тебя я, гада,
Как никого до селе не любил,
Ан вот отписдить должен! —
Лёва пискнул: — Мож не надо?
— Нет, надо Лев!
Меня народ просил.
И долго бил: от имени народа
И надругатой матушки земли,
От имени полей родной природы,
Которые траншеи рассекли.
За то, что не пройтить и не проехать,
За то, что смеха стало не слыхать.
Одна доступна стала лишь потеха —
Удобно с дому вытьти и посрать.
Кругом холмы да ямы — света не видать.
Вспотел, устал, закончив бить.
А Лев рыдал, уткнувшись между тить,
Покусывая и рыча родново Вову-палача.
— Послушай, Лев, пора кончать,
Нам с ямами уже и срочно закопать,
То что успел ты брат нарыть —
Сказал Дубровский оторвавши Льва от тить.
И, водки выпимши, собрался уходить.
— Через неделю я проверю — бросил на ходу.
— Я настеж для тебя открою двери! Жду!
Лев млея улыбался как в бреду.
Людмила Ядъ 11.12.2011 14:03
------------------------------------
Кузнец
Лев всех подковывал легко
Простым крестьянским молотком.
И без единого гвоздя,
На жертву весело глядя!
Кого угодно мог догнать
И тут же ловко подковать.
Лосей подковывал, гусей,
Оленей, уток, карасей,
Коней, коров, свиней и коз,
Собак, пингвинов и стрекоз,
Приделал шпоры петуху
И подковал Левше блоху.
Себе сказав - терпи сынок!
Он подковал подошвы ног.
А как то будучи поддат
Смог подковать троих солдат,
Извозчика и постового,
Двух депутатов, голубого
(тож депутата, но другого
созыва, партии, страны).
И часто били пацаны
Его своим же молотком,
Душыли трактором, катком,
Полителеновым мешком,
Писали жалобы в профком
И обзывали гамнюком.
Наверняка чтоб замочить,
4 раза жгли в печи,
Бросали в пропасть с высоты,
Пока ему свои понты
Не надоели самому
И взяв служанку и суму,
Он поспешил босой в народ:
— Прости народ, туды твой рот —
Воскликнул, пав на землю ниц.
Стянул колготки с ягодиц,
К нескромной радости девиц
И двух залетных пидорков:
— Порите люди, я готов
Принять ваш справедливый гнев.
Я не петух отнюдь, а Лев!
Я буду вам писать роман
(а сам залез рукой в карман,
где теребил свой оглапез,
так, по привычке — толку без).
Вдруг, пяткой штопанной сверкая,
Подковой искры высекая,
Галопом поскакал писать!
( писал лет 20-25
Но, вот пропИсью не умел он,
пришлось печатными лабать.
по-децки криво неумело).
Народ взирал оцепенело,
Никто ничё не мог понять.
Тургенев лишь один стоял,
Потупив грустные глаза,
Потом поехал на вокзал,
Скорее чтоб уехать за
Предел непонятой страны,
В родные Баден-Бадены.
Где жизнь влачил он еле-еле
И был задушен на дуэле.
С тех пор глаза его грустны.
А русский гений Лев Толстой,
Счастливый юный и босой,
С своей служанкой молодой
Поныне жив в стране Родной
Людмила Ядъ.
Стихотворение-вдохновитель автора Восенаго.
Восенаго
Пушкен и Толстой.
Сначала граф, как водится, родился.
Сосал сгущенку. Ножками сучил.
С младенчества ногтей не стриг. Не брился.
И крепостных не очень больно бил.
Ругался нехорошими словами.
Лицом – в отца. А бородою – в мать.
Любил крестьянок сечь. А вечерами
Ходил детишек с ними размножать.
Граф презирал заезжих плутократов.
Играя в покер, часто брал на понт.
Когда ж на Русь напали супостаты,
Он, бросив карты, поскакал на фронт.
Контужен был в бедро. Остепенился.
Романы стал писать. И бросил пить.
Потом на Софь Андреевне женился.
И босиком повадился ходить.
Прилюдно клялся, что не ест мясного.
Питаюсь, дескать, только огурцом.
А ночью жрал рубец с бараньим пловом,
Запихиваясь жирным холодцом.
Устали все от этаких сюрпризов.
Народ у Пушкена защиты попросил.
Тот срочно из Поляны графа вызвал
И – хоть и жалко – Леву застрелил.
11. 3. 2010
--------------------------------------------------
Лев на жену и на детей писал доносы.
В карманах прятал сало прозапас.
А по ночам, у кур сожрамши просо,
Срывал им бошки, грубо матерясь.
Пил вотку, спирт, лосьёны, тормозуху,
Одеколоны, освежители, духи.
Рукой блудил под грязную порнуху,
Пустив слюну и закатив белки.
Крестьянок голых кожаною плёткой,
По крепким попам сладостно хлестал,
Запрягши их в щегОльскую пролётку,
По Петербургу с ветерком летал!
Описденев от этакого свинства,
Народ Дубровского на помощу позвал
Тот прибыл тот час, водки лишь напился
И Льва нагаме насмерть затаптал.
***
На город обрушилось лето
На город обрушилось лето.
Уеду на поезде в лес.
Краюха, блокнот, сигареты.
Прокуренный тамбур —
Я здесь!
Иду, необутый, ликуя
Сквозь чащи неумолчный гам.
Иду по бревну и по мху я,
Доверившись босым ногам.
Босыми руками, щеками
Ласкаю травинки, стволы,
И прыгаю с кузнечиками
В янтарную кипень смолы.
И слышу знакомые звуки:
Чирикают мирно сверчки,
Ползут по травинкам пауки
И всякие прочьи зверьки.
Охотится мышка-норушка,
Под вечный строуберихил блюз.
Достану с пиджака горбушку,
И бережно с ней поделюсь.
Пав на спину в тихие травы,
У бога стихов попрошу...
Слезу вытираю рукавом,
Краюху жую, и пишу.
***
Ужос
Только успел написать:
В сад мой повадилась осень
Зелень листвы воровать...
Тут же припёрлася Просинь:
— Надо со Мной рифмовать!
Следом за нею — толпою:
Щасьте, Любофь и Моркофь,
Синий Туман Над Рекою,
В Жылах Застывшая Крофь,
Горькие Девичьи Слёзы,
Стонн Одинокой Душы,
Белые Розы, Морозы,
И у Реки Камышы.
Недоумённо моргая,
Я объясняю: — Нельзя!
Вежливо так предлагаю:
— Шли бы вы на хер, друззя.
Тут они, как заголгочут:
— Чё ты!..
— Внатуре!..
— Индюк!..
Вижу подходит Рабочий,
Пряча за пазухой крюк.
Месяц возник из Тумана,
С рожей бросающей в дрожь,
Ловко достав из кармана
Финский Сверкающий Нож.
Сумерки стали сгущаться,
Вдруг, среди Белого Дня,
И появилось Несчастье,
Гадко меня приобняв:
— Рвём поскорее отседа, —
Пукнул тихонько анал.
Чувствую — мокренько в кедах
(сильно тогда перессал)
Вспомнив, зачем Жопе Ноги,
В ужосе, как от огня,
Я ломанул без дороги,
Громко Мудями Звеня.
***
Шланг
Чуть вечерело. Воскресенье.
Забыв заботы и дела,
Сижу, курю, смотрю «мгновенья»
И не слыхал как Ты вошла —
Спокойной, тихою, босою.
Под балахоном вязкий мрак.
Но не с привычною косою —
В руках свился упругий шланг.
Петлю накинула засранцу
Легко, жалея и любя:
Аа а а ннигилирую в пространстве
Шипя, беснуясь и хрипя...
***
Лебядинный танец
Ты глядишь, подбочась коромыслом,
Из надбровных стремительных дуг.
Переполнена женственным смыслом,
Лебядём выплываешь на луг.
Под хоралы гармони напевной,
Поволокой задёрнув глаза,
Ты скользишь: то вперёд, то налево,
То направо, то снова назад.
То, всплеснувши руками по-птичьи,
Пятясь в бок, бутто-словно летя,
Грациозно несёшь туловище
Ягодицами нежно крутя.
То аллюром пройдёшься по кругу,
Гибким корпусом в зад накренясь,
Колыхая тяжолые груди.
Как хочу я лицом в них упасть!
Пососать, покусать, срукоблудить,
Надышаться, натешиться всласть.
И, к истокам припав под поневы,
Лобызать тебя, сердцем поя.
Ах уездная русская дева,
Лебядинная песня моя!
***
Рабочий
Лишь заводская проходная
На ружу выпустит меня,
Я улыбаюсь и шагаю,
Где дома ждёт моя семья.
Мне нету дела до кого-то,
Кто жизнь живёт баклуши бья:
Спешу домой скорей с работы,
Душой ликуя и поя!
Рабочьей строгою походкой
Я обхожу вертепы зла,
Там где наркотиком и водкой
Торгуются из-за угла.
Счастливый, песню запеваю,
Быстрее ускоряя шаг:
Ведь дома в койке ждёт родная,
Собака-кошка и хомяк.
Придя, покушав щей, к экрану
Сажусь про новости узнать
И сразу спать, ведь завтра рано
Мне на работу вновь-опять.
В труде прилежный дни и ночи,
За совесть, а не колбасу,
Я званье гордое Рабочий
Сквозь жизнь до гроба пронесу!
***
Отец Онуфрий
Душистый дым плывёт укутывая своды
уютной кельи; здесь любимец прихожан
отец Онуфрий, в услужении господнем,
в молитве светлой, тихой радостью дыша,
прилежно курит в ожидании прихода,
заправив трубку добрым шматом гашиша.
***
Птица
Уж мне двадцать лет — как за тридцать,
А мудрости так не всосал.
Залезвшь, воспарить будто птица,
Я с дуба об землю упал:
В паштет — селезёнка и печень,
И сильно глаза потекли.
А ноги по самые плечи
В моё туловИще вошли.
Мозги опустились в желудок.
ЯйцЫ по земле растеклись.
Я раньше был полный ублюдок,
А щас — прям вобще заибись!
Похож на пингвина — Я Птица!
Добился чего я хочу!
Пора мне на юг торопица:
Я щас от всех вас улечу!!!
***
Муза
История рассказанная сантехэкспертом Дристаном Говноборовым.
Ко мне припёрлась Муза как-то ночью.
Стоит и смотрит не мигая, как змея.
Ну я ей говорю: — Чиво ты хочешь?
Я не поэт, не музыкант, — сантехник я.
Уйди, чтоб не видать тебя ни разу.
На што мне Муза? Жизнь моя — гамно.
Я чищу ванны, трубы, унитазы.
Мня петушка, рубаюсь в домино.
И нету для меня забавы слаще,
Чем водки взять, и смыв с себя гамны,
Бухать, тараща зенки в телеящик,
Глядя поносно-рвотные кины.
Она, потупясь, тихо извинилась,
И тысячу кладёт на край стола:
— Ты бы зашёл ко мне, там что-то засорилось: и не посрать, и не умыться — вот дела...
***
Эстетика
Полуулыбкой озарён, расправив плечи,
Небесной силою к прекрасному влеком,
Большой красивый добрый человечный,
Я выхожу пописать на балкон.
Июльский вечер нежно-влажно-душноватый
Ласкает писю мягким лучиком заката,
Струю хрустальную купая в свете золотом.
***
Грусное лето
однажды нёс хомяк в нору пельмень
сияло сонце
птичечки свистали
вдрук хому чем-то сзади uebali
и сунули каг тряпочку под пень
очнулся: ни пельменя — ни башки
да — хер с башкой, защёчные мешки
изчезли вместе с нею безвозвратно
и стало хоме очень неприятно:
куда я стану прятать семечки?
на чём носить монокли и очки?
из горла крикнул он...
чирикали сверчки
стояла ночь — бездушна и прохладна
жестокий тать укрытый в ночи тень
спал сжрав башку хомячью и пельмень
в кусточках придорожных пыльных где-то:
так грусно начиналось это лето...
***
Смерть Тарелкина
Борис Ефимович Тарелкин
Сидел в воронке у реки,
Держа барашек от горелки
Культёй оторванной руки.
Над ним, магически красиво,
Будто в замедленном кино,
Парили: лодка, водка, пиво,
Шашлык, и белое вино.
Кружили в небе полу-рыбы,
Полу-орлы. Садилась пыль.
Большой бесформенною глыбой
Лежал родной автомобиль.
Тарелкин грустно догадался,
Не обнаружив ног и рук,
Что газовый баллон взорвался.
И испустил предсмертный хрюк...
= " =
Из Гор-газа прислали:
Как был златой закат прекрасен,
Увы — уже не видел он...
Товарищ, знай — взрывоопасен!
Пропан-бутановый баллон
***
Птичька
маленькая птичечька
прык прык прык: фить фить
видит колобочичек
на неё летит
птичечька отпрыгнула
малость не туда
и её писдыкнуло
насмерть
вот беда
***
Парня из армии жду
На нашей скамеечке в сквере
Мороженко грустно лижу,
И переживаю потерю:
Я парня из армии жду.
Сижу одинокий, но гордый,
На танцы ни с кем не хожу.
Осталось каких-то полгода:
Я парня из армии жду!
***
Пушкин и Ядъ
ПУШКИН И ЯДЪ
(пиеса)
СЦЕНА — 1
Ядъ: Мы с Пушкеным на дружеской ноге!
Скажи, брат Пушкен?
Пушкин: Бееееее е е е!!.
Ядъ: Он говорить не может — мальчик пережрал.
Всё заблевал здесь... Ты мой гений!
Ну не бодайся... Это ты кивал?!
Пушкин: Бля аа... нна хх... Я встретил Вас сс...
Вы оказались — пидарас сс!!.
Ядъ: Прощайте господа. Спокойной ночи.
(Пушкину)
Пойдемте, счастие моё! Чево мы хочем?!
Нет, выпить больше не проси! — Такси!
(уезжают на такси)
Через 200 метров машина останавливается.
Таксист с матами на пинках выкидывает обоих на ещё не остывший от дневнова зноя асфальт и уезжает.
Влюблённые долго стоят на коленях, целуясь взасос.
Сцена сильно раскачивается: влево — вправо, вправо — влево.
СЦЕНА — 2
Ночь. Улица. Фонарь. Аптека.
Вокруг не видно, практически, ни одного человека.
Мимо пробегают вприпрыжку, взявшись за руки, Л.Толстой и А.Блок, шлепая босыми ногаме по ночному асфальту.
КОНЕЦЪ
***
Брат
Тебя увидев, сразу понял, что мы братья,
Как только я забрался под трусы;
Хоть ты была накрашена и в платье
С ногами выше средней полосы.
Ты хохотала, бросив голову на плечи,
Другой рукою лезла мне в штаны.
И я узнал в тот незабвенный вечер,
Что оба мы с тобою пацаны!
Одно яйцо у нас с тобою было
Под канделябром — и одни отцы:
— Ну здравствуй, брат, — однояйцовая Людмила.
Мы братья! братья-близнецы!
Пускай — по одному яйцу на брата,
Мы вскоре поженились с близнецом.
Мы ж дети и ни в чём не виноваты:
Ведь дети не в ответе за отцов.
***
На берег милый
на берег милый
с баркаса «Малый»
сошёл суровый
моряк усталый
в штормах просолен
он долго плавал
служа на совесть
а не для славы
его встречает
в косынке алой
с малышкой сыном
родная Клава
за руки взявшись
три человека
навстречу счастью
уходят в лето ...
***
Лето
Людмила Ядъ
Лежу... а ненасытный берег
Волну глотает за волной.
Лежу и не могу поверить,
Что это (всё это!) со мной!
Лежу... застыл в глазури моря
Пастилкой белой теплоход.
Кокосной стружкой чайки (sorry)
Рассыпаны вокруг него.
Лежу... сияя красотою!
И солнце мягко золотит,
Моей любуясь наготою,
Атласный глянец нежных тит.
= " =
----------------------------------
sorry
Нет рифмы у меня.
А, "споря" - не хочу.
***
Жил человек
Жил человек. Родителей любил.
Тихонько рос. Ходил в детсад и в школу.
Завёл семью, детишек наплодил.
Грустил. Был весел и беспечно молод.
Жил долго, трудно: то впадал в тоску,
То радовался жизни будто чуду.
И умер прошептавши — как уснул:
— Не буду больше... никогда не буду...
***
Портрет
Страдая с вечера вчера,
Приняв под утро два стакана,
На жопе кончиком пера
Красиво выколол «Оксана».
И — во всю ширь лицо твоё!
С родною, милою улыбкой,
Испачкав чешское бельё.
Я без тебя страдаю шибко...
В слезах и водке дни топлю.
И перед зеркалом в туалете
Стою подолгу и смотрю
В глаза любимой на портрете...
***
Медведь, яйцо и сапоги
Однажды нёс медведь яйцо к себе в светлицу,
Чтобы спокойно им на завтрак насладица.
А на дороге сапоги на солнышке стояли, посушица.
Медведь взалкал тех сапогов,
Запрыгнул в них и был таков.
А это были — скороходы!
И просто ждали дураков,
Пока хорошая погода.
И ну давай его носить:
Об землю мордососом бить,
Да плюхать по говённым ямам,
Запихивать под юбки дамам,
И разорять дичайших пчёл,
Потом — тулОвищем оппол.
Медведь кричал: — Помилуй мама!
Раз двести "Отче наш" прочёл.
А сапоги кричали: — Получай козёл!
Медведь летал, забыв про всё:
Про утро, солнце и яйцо.
Которое, конечно же, разбилось,
Ну или где-то закатилось.
Идя с яйцом, ты трогать не моги,
Стоящие на солнце сапоги.
Под их личиной прячутся враги.
Беги не в них — от них беги!
***
Муха
Гамно для Мухи — стол и дом,
Роднее нет его и слаще.
А если свежее притом,
То это праздник настоящий!
А Муха — чем она не птица?
С наивной мушьею душой.
Летает, соколом кружится
Над пряной кучею большой.
То уткой понизу стелИтся,
То в небо взвеется орлом,
И хитрым глазом вниз косится
На гамняной мушиный дом.
И вдруг, решительным фрегатом,
Отвагой смелою полна,
Падёт, стремительным домкратом,
Собой пронзая кал до дна.
Внутри, резвяся как ребенок,
Ходов нароет и пещер.
Объевшись, будто поросёнок,
Пингвином выпрыгнет наверх!
В истоме сытой лижет лапки (передние)
Лежит привольно на спине,
Раскинувши крыла и лапки, (задние)
Блаженно нежась на гамне.
---
Но, как-то Муха захотела
Потешить сладким хоботрот,
А рядом фабрика пыхтела
С названьем ласковым «Врот фронт».
И вот, орлицей воспаряся,
Увидев сверху сладкий мир,
Помчалась пулею, вонзяся,
Насквозь пробив собой зефир!
Внутри резвилась, как ребенок.
Ходов нарыла и пещер.
Объелась, будто поросенок,
И — пингвинОм опять наверх!
Прожрав траншею в мармеладе,
Валялась в мёде и муке,
И искупавшись в шоколаде,
Плыла как вишня — в коньяке!
На утро было ей непросто:
Болело телоголова,
Вся диатезною коростой
Покрылась, как пером сова.
Тяжелой выпью над холмами
Плыла на бреющем домой,
Где пахло сладкими гамнами
Любимой родины родной.
С последних сил, как пуля быстра,
Пронзивши родину до дна,
Покой желанный с сердцем чистым
Навеки обрела она.
***
Пагубная привычка
На Бейкер стрит в квартире № 20,
Где Шерлок Холмс и доктор Ватсон жил
С хозяйкою (Зелёной) миссис Хадсон,
Стоял угар табачный — Холмс как лось курил.
Кумар висел вокруг на пол-квартала.
Воняло прелым старческим лобком:
Холмс пыхал, строя умное хлебало,
Рвя щёки огромадным косяком.
Описденев от этакого свинства,
Порушив святость дружеских границ,
Стал Ватсон, чтобы наказать спесивца,
Вставлять себе мундштук меж ягодиц.
Пердел с присёром жидким, месть лелея,
Неделями очко не подмывал,
И по ночам, от дерзости хмелея,
Счастливый с трубкой в жопе засыпал.
С утра, сквозя холодными глазами,
Смотрел лицом чеширского кота,
Как друг клянёт последними словами:
— Ебись же в тыкву — трубка то не та!
За месяц Ватсон свыкся с трубкой даже.
Днём без неё свербила пустота,
А душу грели Шерлока пассажи:
— Ну вот же, сцуко, — трубка уж не та...
И день настал: забыта трубка, спички.
Но вот в чём поучительный итог:
Холмс отошёл от пагубной привычки,
А Ватсон, к сожалению, не смог..
***
Ты и я
Ты коврик.
Я твой пылесос.
И мы целуемся взасос.
***
Крыши детства
ВС
Когда по весне сердцу хочется плакать
На старый чердак забираюсь тайком.
Как в детстве далёком, сажусь я покакать.
Мне здесь каждый гвоздик до боли знаком.
На запах слетаются толстые мушы,
Живым изумрудом на солнце дрожа.
Теплом наполняя озябшую душу,
Щекочут яйцЫ переливно жужжа.
Вас, Синие Птицы далёкого детства,
В своей голове через годы пронёс
И глядя сейчас — не могу наглядеться.
Без вас: ни запор, ни понос — не понос.
И бледные булки так радостно дышат,
Обласканы нежным весенним теплом.
В верху только небо, а снизу лишь крыши
И я в середине — сидящий орлом.
Сижу, вспоминаю счастливое детство;
Как здесь вечерами со Стеллкой Херзон,
за руки держась скромно пукали вместе,
И тихо смеялись, попав в унисон.
С друзьями мы многому здесь научились,
И здесь я впервые мужчиною стал,
Когда мы с Андрюшкой друг дружке дрочили,
Взяв дома «Работницу» взрослый журнал.
Душою оттаяв, сижу наблюдаю,
Как мухи кружАтся жужжа о своём,
Тихонько на краешек крыши сползая,
Чтоб в небо взлететь, позабыв обо всём.
***
Мадонна
Пускай я возрастом не Лила,
Чтоп не сказать ещё хужей.
Кой чё, конешно, подзаплыло
Уже на нижнем этаже.
Зато душою я невинна,
В отличие от неглиже.
К тому ж есть денюшки, квартира,
И трое ласковых мужей.
Как с Рафаэлевой Мадонной
Живут в согласии со мной,
Сатир и Фавн с Купидоном
Семейной жизнью половой.
***
Летающий мущина
Амбре шибая из подмышек и кальсон,
С улыбкой гения на медленном лице,
Лениво мня себе пиастры и писон,
Он появился на обосранном крыльце.
И обозрев тяжолым глазом небосклон,
Пушечно пёрднул (сносочка, пардон)*
Вспугнув ворон и двух залётных пидорков,
Включил пропеллер — да и был таков.
= " =
*Варианты: автор бьёт поклон; пья одеколон; бья земной поклон; как Ален Делон; дум высоких полн; как протухший слон; как взорвавшийся баллон; притворившись что не он.
***
Голубыи чирвики
в вечернем парке у реки
на трупе дохлой кошки
друг дружку дрючат чирвики
олег и два серёжки
***
Стальной кулак
Как тысячежопый стальной кулак,
Неся просвещение в массы,
Решительно-мило чеканя шаг
Колонной идут пидарасы.
ЦвЕта неба полОтна знамён.
Много в строю великих имён.
Встанем же с ними — я, ты и он.
Раздавим домкратом упругих срак
Закостеневшего ханжества мрак.
Мы — тысячежопый
стальной
кулак!
***
Космическая планета
Погибшим и замёрзшим в затеряных просторах космоса — посвещаеться
Летают в небе всякие планеты,
Там, луны-солнца всякие вокруг кружат.
Но нету для моего сердца на свете
Такой единственой планеты на всегда,
Которую могла любить я всей бы силой,
Стремлюся я к тебе моей негасимой,
Моей единственой хорошей сердцу милой,
Космической планеты — на всегда...
***
Космос мстит
Посвещаеться Г.А.Гарину.
Мы внуки дедов и оцов нашых дети!
Мы с космоса вышли в нево и уйдём!
На нашей космической круглой планете
Мы хуже скатины свой образ ведём...
Когда-нибуть космос нам это припомнет.
Когда-нибуть мордой в гамно своё ткнёт.
И будем мы рвать волоса в нашых жопах
На спину планета когда упадёт...
***
Роланд
Роланд Арнольдыч Твердопёрдов
Разрушил свой семейный быт,
Тем, что не мог ответить твердо,
Зачем не серет — а пердит.
Его жена, красотка Роза,
Добыть ответа не смогла:
Роланд вставал в тупую позу
Немого гордого орла.
На замечания соседей
Он неизменно отвечал:
— А вы понюхайте медведей.
Вот у кого воняет кал!
Он писджен был неоднократно:
В суде, автобусе, в кино.
(и поделом, кому приятно
чужое (не своё!) гамно).
Поток нерадостных фрустраций
Он у знакомых вызывал,
Пердя и немогя просраться,
Имея оченъ твёръдый калъ.
И кирпичи гамна недели
Лежали в жопе у него.
Все срали — будто песни пели!
А у Роланда — ничего.
Но вот писдец к нему подкрался,
Свершив логический финал:
Он говнобомбой разорвался,
Врагов сразивши наповал.
Гамна шрапнелины со свистом
Кромсали всё что есть вокруг:
Так был ужасен и неистов
Последний — главный в жизни пук!
***
Трилогия - В поисках Бога
ЧАСТЬ — I
БОГ С НУТРИ
Бог не с наружи — Бог с нутри.
Прощай тюрьма — свобода здравствуй!
И Бог с нутри мне говорит:
— Ко мне пришёл не впервыйрас ты.
Я ждал тебя немало лет.
Ты позабыл дорогу г дому.
Ты помнишь, как давал обет
Своёму Богу внутренному?
И ниц я пал перед собой,
Молясь и ноги целовая:
— Прости меня, о Боже мой,
И указуй дорогу к раю.
А Бог с нутри мне говорит:
— Иди ко мне, мой сын прекрасный
Иду — в последний свой ритрит.
Прощай тюрьма — свобода здравствуй!
ЧАСТЬ — II
БОГ С НАРУЖИ
С наружи Бог — а не с нутри.
Прощай тюрьма — свобода здравствуй!
Мне Бог с наружи говорит:
— Опять пришёл не впервыйрас ты.
Я снова ждал немало лет.
Ты позабыл дорогу г дому.
Ты помнишь, как давал обет
Своёму Богу наружному?
И ниц я пал перед тобой,
Молясь и ноги целовая:
— Прости меня, о Боже мой,
И указуй дорогу к раю.
А Бог с наружи говорит:
— Иди ко мне, мой сын прекрасный.
Опять — в последний свой ритрит.
Прощай тюрьма — свобода здраствуй!
ЧАСТЬ — III
БОГ ЕСТЬ ВСЁ
Вокруг глазами посмотри,
Колено-приклонивши ноги.
Бог ни с наружи — ни с нутри:
Бог есть во всём и всё есть в Боге.
КОНЕЦ
***
Кусты сирени
Когда я бзжу, а бзжу всегда я,
Вокруг стоит такая вонь:
Из носа сопли вышибает,
В камине пыхает огонь,
Клопы и мухи погибают.
Я коротаю дни одна...
И лишь пышнее расцветают
Кусты сирени у окна.
***
Девочка Петя
С благодарностью соавторам: Ю.Могилкину, Я.Смелякову, Н.Некрасову, С.Михалкову.
Сокращённая версия.
Полная здесь: http://www.stihi.ru/2012/03/22/4938
***
Вдоль маленьких домиков белых
акация душно цветет.
Хорошая девочка Петя
на улице Южной живет.
Ее золотые косицы
затянуты, будто жгуты.
По платью, по синему ситцу,
как в поле, мелькают цветы.
А крупные редкие зубы,
Что жёлтые перлы у ней,
Но строго румяные губы
Хранят их красу от людей.
И вовсе, представьте, неплохо,
что рыжий пройдоха апрель
веснушками будто горохом
засыпал ей грудь и е бель.
Красавица, миру на диво,
Пускай и косая слегка,
Принять любит водочки с пивом,
И телом согреть мужика.
И голод, и холод выносит,
Всегда терпелива, ровна.
А, как она денюшек просит!
- Ну дайте мне денюшек, на...
Обычно томится в бездельи.
Зато вам ее не узнать,
Когда похмелившись с похмелья,
Начнёт хохотать и плясать!
Такого сердечного смеха,
И песни, и пляски такой
За деньги не купишь. «Утеха» –
Твердят мужики меж собой.
Всегда с настроеньем веселым
соседи глядят из окна,
когда на занятия в школу
с портфелем проходит она.
Идет по дороге качаясь,
Босой по весенней воде,
И яркое солнце играет
В косматой её бороде.
В оконном стекле отражаясь,
по миру идет не спеша
хорошая девочка Петя.
Да чем же она хороша?
Спросите об этом мальчишку,
что в доме напротив живет.
Он с именем этим ложится
и с именем этим встает.
Недаром на каменных плитах,
где милый кирзач наступал,
"Хорошая девочка Петя!" -
в отчаяньи он написал!
Людмила Ядъ 20.03.2012 14:10
«Не может людей не растрогать
Мальчишки упрямого пыл.
Так Хутин влюблялся, должно быть,
И так сам Киркоров любил.
Он вырастет, став знаменитым,
Пропьет по запарке комод.
И в теле его башковитом
Эрекция вдруг расцветет.
Влюбленные дяди – не дети,
Всему есть законный исход.
Хорошую девочку Петю
Мальчишка к себе позовет.
Погладит ее бороденку,
Прижмется к небритой груди,
Потом соблазнит потихоньку,
И скажет: «Вся жизнь впереди!»
Нет лучшего счастья на свете –
Нетрезв, как всегда, и небрит,
Хорошая девочка Петя
Дочурку Степана родит».
Юша Могилкин 20.03.2012 20:10
И станут закаты–рассветы
Они над рекою встречать
Семьёю всей: Стёпа и Петя,
И Оля (так папочку звать).
Три дивных души. Три нарцисса.
Три нежных прекрасных цветка.
Три слаткие няки. Три кысы -
Красивых таких голубка.
Но годы промчатся и Оля
Заметит - Степан влюблена,
В красивую девочку Колю,
И скажет он Пете: - Жена,
Прекрасную дочь мы взрастили -
Степана красавицу, мать.
Степан и Колян полюбили,
И скоро нам свадьбу играть!
И Стёпа, краснея невольно,
Невесту обняв за живот,
С хорошею девочкой Колей
По жизни красиво пойдёт!
Людмила Ядъ 20.03.2012 21:42
...И попик по имени Маша
Лукаво кадилом взмахнет:
«Вся сила великая наша
В достойном лобзанье бород!»
А тетя Сергеич заметит,
Мудями своими звеня:
«Нет лучше племянницы Пети!
Послушайте, дяди, меня!»
И дяди во всем согласятся,
Помадя кармином уста:
«Дык, верно! А если же вкратце,
То Коля – сама красота! –
Могучие спелые груди,
И ножки – не сыщешь стройней,
Работает Коля в ОРУДе*»
И ловит разбойных людей!
Крепки у нее ягодицы…
Степан наш влюбилась не зря!»
«От счастья гаспоть заискрится» –
Пропел Маша у алтаря.
*Навеяно гимнюком Михалковым:
«Тут сотруднику ОРУДа
Дядя Степа говорит:
– Что, братишка, дело худо?
Светофор-то не горит!»
Юша Могилкин 20.03.2012 22:59
Стали жить Колян и Стёпа
И любить до ломоты
В чреслах - две красивых тёти.
И пошли служить в менты.
Тётя Коля – участковый.
Тётя Стёпа – постовой.
Маму Петю с папой Олей
Сильно радуя собой.
Кто не знает тётю Стёпу?
Тётя Стёпа всем знаком!
Знают все, что тётя Стёпа
Был когда-то мужиком.
Тётю Стёпу уважают
Все, от взрослых до ребят.
Встретят - взглядом провожают
И с улыбкой говорят:
- Да, такому молодцу
Тити девичьи к лицу!
Если встанет на посту,
Все увидят за версту.
*
Кто шагает шагает по району
От двора и до двора,
Тётя Коля - участковый,
С пистолетом кобура.
Он с кокардой на фуражке,
И с пажами под ремнём,
И чулочки на дурашке,
Груть и попа - всё при нём!
Он идёт из отделенья,
И какой-то пионер
Рот раскрыл от изумленья:
- Вот так ми-ли-ци-о-нер!
Жили тёти: Стёпа с Колей,
Как любимые мужья.
Тёща Петя с тестем Олей!
Не-на-ра-до-ва-ли-ся.
Людмила Ядъ 21.03.2012 09:50
И с тех пор поем и пляшем,
Жизнь – сплошной вселенский рай:
В государстве славном нашем
Что ни мент – то полицай.
Вот, идет походкой павы,
Каблучками плац долбя,
Гордость нашенской Державы,
Вся такая из себя:
Мини-юбочка, чулочки,
Ножки, сумочка… Ништяк!
…А под блузкой бугорочки,
Уместились кое-как.
Обогнал, воскликнул звонко:
«Кто ты?!. Твой прекрасен вид!»
И ответила девчонка:
«Нургалиев я, Рашид!»
Юша Могилкин 21.03.2012 20:50
http://www.stihi.ru/rec.html?2012/03/16/7578
Лихая кавалерийская песьня
Людмила Ядъ
Исполняетца на мотив: "Люба — братцы — Люба"
А первая пуля,
А первая пуля
Голову на вылет
Прострелила у меня...а...
А вторая пуля,
А вторая пуля
Голову на вылет
Прострелила у коня...а...
Мчимся... Ветер воет
Дырявыми бошками.
Всех врагов пред нами
Жуткий ужос наполня...а...т...
Люба, братцы, Люба
Люба, братцы — жив!
Наш лихой, с конём в бошку
Простреленный, комдив!
- = 1924 = -
***
Гамбургер
круглой колобочичек
полесу — прык прык
средь болотных кочичек
повстречал шашлык
мяско ему крикнуло:
спрячь миня в себя
станем вместе — гамбургер
дружная сеьмя!
***
Хрустя разбитым хрусталём
Хрустя разбитым хрусталём,
Уходишь от меня.
О чем-то думаешь своём,
Другую полюбя...
Когда-нибудь наверняка
Ты может быть поймёшь,
Что лучше в мире — чем меня
На свете не найдешь!
***
Паучок и чирвичок
посвящаецо пауку Терентию
тихий скромный паучок
жил один на кухне
но однажды чирвичок
родился из мухи
стали вместе жить они
нежась в паутинке
и друг дружку так ebli
что звенели крынки
в шкапу
***
Путник
Жара...
Он долго шёл. Устал.
Ботинки снял,
Сев у дороги.
О, как, воняя, пахли ноги ...
***
Пастух весёлый
Пастух весёлый рано на рассвете
Уводит в горы пожилого ишака.
Где скалы голые ласкает нежный ветер,
Он отъебёт Иашу — друга — старика.
А тот ответит долгим страстным криком,
Любовь в котором с дружбою слилась:
Соединится вновь прекрасное с великим,
И в бледных звездах растворится страсть.
И после, здесь ничто уж не нарушит
Торжественно-печальной тишины.
Здесь дружбою помолвленные души,
Любовию навек обручены.
***
Думы
Сияла бледной жопою луна,
Эксгибиционируя над прУдом.
Я какал в думах: Кто мы? И откуда?
— Скажи, Господь! Я вновь сижу без сна...
В ответ лишь мух навозных изумруды
Жужжали радостно в оправе из гамна.
***
Двор детства
Стою.
Октябрь.
Дождик.
В горле ком.
Мой старый двор.
И — слёзы, вдруг, из глаз,
На крик с площадки детской под окном:
— Иди ты, Саня, в жопу — пидарас...
***
Гомо-Эректус
Весна приходит — ухожу из дому,
Прости-прощайте три любимые жены.
Я просто не умею по другому,
Душа и тело просят новизны!
В полях-лугах, лесных уютных чащах
Я шпокаю различных юных дев,
А так же старых, страшных и лядящих
Да и не дев порой и даже не людей.
Люблю я всё что движется и дышыт,
Что трепетно в обьятиях пищит,
Что музыку любви из сердца слышыт,
С весны до осени которая звучит.
Дупло иль белочку увижу на сосёнке
Иль щучьи хитры глазки в ручейке,
Во мне как в похотливом поросёнке
Вскипает кровь, как кофе в котелке.
Ну просит тело этой сладкой ласки!
Пред коей невозможно устоять,
Когда бобриха строит тебе глазки
Или лошадка начинает ржать!
Всё лето я любовью занимаюсь
На гомуса-эректуса похож,
А к осени щастливый возвращаюсь
Любимых жён всю зиму шпокать тож!
***
Кончита
Посвящается Л.Г.
Ничто не может длиться вечно,
Ни жизнь, ни смерть и ни маразм.
Жизнь коротка и быстротечна,
Не исключение — оргазм.
Но как всегда в начале мая,
Сама немного не своя,
Я очень длительно кончаю,
Душой ликуя и поя!
От солнца радостного вспышки,
Мычанья юного бычка.
От босоногого мальчишки
Или седого старичка.
От мух и запаха сирени
И от весеннего дождя.
От красных удостоверений,
И бюста нашего вождя.
От утра залитого светом
И от ночного фонаря.
От голоска подружки Светы
И даже в зеркало смотря!
Немея, млея и вздыхая,
В мечтах, во сне и наяву,
На обе ноги припадая,
В оргазме длительном живу.
И устаю я бесконечно,
Не всё кончается на раз...
Как хорошо, что всё не вечно!
Не исключение — оргазм.
***
Утро в лесу
Зайчиком воробушек прыгает по ветке,
Клювиком кромсая нежных чирвичкоф.
Девочки-синички — милочки-кокетки,
Беззаботно хрумкают сладеньких жучкоф.
Дятлы полосатые, дупел обдолбившись,
В поисках добычи по траве снуют.
Снегири-пузатики объедают вишню.
Чижики, напыжифшись, клопиков жуют.
Совы на осинах спят собравшись в стайку.
(мышки все поедены можно и поспать)
Сойка уплетает спизженную сайку.
Всё, я закругляюсь и — домой.
Пожрать.
***
Феррари
Течет, хлопочет речушка, струится серебристая,
Клокочется и пенится, как то вино игристое,
Что у меня в бокалушке играется пузыристо,
А я сижу на стульчике красивая счастливая!
Гляжу вокруг и радуюсь: луга кругом, да травушки,
Берёзушки-сосёнушки, да горушки высокие,
Что широко раскинулись раскинувшись раскидисто.
А у меня машинушка красивая-красивая!
И я свою машинушку, феррарюшку спортивную,
Натру до блеска вымою шампунюшками всякими,
Поставлю на пригорушке залупушкою красною
И стану любоватися да на свою машинушку.
***
Народный Депутат
Диванных кож мерцает тусклый глянец.
Среди портретов, сувениров и столов
Смердит: Иуда, Кровопивец и Засранец —
Народный Депутат, Иван Говнов.
В фамильи дело? В русской ли природе?
Уму и сердцу не дано понять:
Вновь избранный на длительные годы,
Он в душу светлую избравшему народу
Привычно и обильно будет срать
***
Из Канады с любовью
В Квебеке — трахом опалённый,
Такой родной и некрасивый —
Гондон на облетевшем клёне,
Мне вдруг напомнил о России...
***
Бальзам классическово слова
Нам чужды ШекспирЫ-БайрОны —
ФаУсты с Гётами не наши.
Я бьюсь в набат для обороны
Родного Пушкинова Саши.
Саркомы мондель-штампо-блоков
Жрут мозги кружевом амнезий,
Нас разлучая от истоков
Живых Есеньевских паэзий.
Нам Кафкой души измельчило
На вред отеческой культуры:
Забыты пестни Ядъ Людмилы,
Канцоны Лермантого Юры.
Страдает Вова Маяковский,
И Гоголь с Васенагой Коли:
Бес славы маятца, по-скоцки,
Бессмертным гениям — доколе!
Читайте Гоголя-Толстова
И Васенагу (из Ростова)
Хлебайте Родника Жывова.
Бальзам
Классическово
Слова!
***
«Треш. Обсцен. Провокативная перцепция.»
Без мата
Стиху без мата — грош-цена.
Он, как Отчизна без солдата.
Смешон, как пуля из говна.
Как *** построенный из ваты.
Он, словно вечер без заката —
Пустой капкан без кабана.
Как мальчуган без самоката.
Стиху без мата — грош-цена!
***
Чернозём
А вы когда-нибудь ****и чернозём?
Пронзая радостно брозду весенней пашни.
Где, обвитая нежно дождевым червём,
Его кормила пися тёплой простоквашей...
***
Печальный свет страдающей души
Любви и состраданья достойны все живые существа
Хоть иногда ебите пидорасов.
Пускай не по любви, а просто так.
Быть может вы поймете, как прекрасно
Бурить шурфы мужских упругих срак.
Из состраданья глубже их ебите,
Раздвинув булки в утренней тиши.
И может через жопу разглядите
Печальный свет страдающей души.
***
В мою холодную постель
В мою холодную постель
Давно ****а не забредала,
И не пронзали жопы сала
Рапиры крашенных ногтей.
Давно мудей литые гири
Не разносили в хлам корму.
Засохли на стенах квартиры
Болота спермы в утках мух.
Висит, когда-то весь налитый
Пунцово-алой булавой,
***ло, вокруг ноги обвитый,
По полу волочась за мной.
Всё чаще слышу из анала
Я пердежа густую трель...
В мою холодную постель
Давно ****а не забредала.
***
Предзимье
Дрочит последних два листка
Опавший клён порывом ветерка.
Под ним течет Манда-река,
Изъёбана в преддверье зимних дней
Упругими телами краснопёрых окуней.
Уж сладко дремлют жопы нор в полях,
Укрытые седыми волосами трав пожухлых.
Созрели семена в огромных, пухлых,
Кедровых шишек наливных мудях.
Уже готов стыдливый чернозем
Укрыться снега белыми трусами,
И *** свой вялый с опустевшими яйцАми
Я, до весны не нужный, оставляю в нём.
И про дупло сосны он будет видеть сны,
Землей родною убаюкан до весны.
***
Один на двоих
В описдененьи, радостным барбосом,
Не помня где, брожу уже полдня...
Сегодня Вы божественным отсосом
Нежданно осчастливили меня.
Сгорев дотла в какие-то минуты
В карминовом пожаре губ тугих,
Мы были с Вами счастливы и глупы
Всего одним минетом на двоих.
***
Автопортрет
Стоячих сисек гуттаперчь.
Крутой абрис железных булок.
В ****е огонь, а в жопе смерч.
И здесь не место для прогулок.
Здесь нет посуды для слюней,
Соплей зелёных и вонючих:
Здесь место гибели коней
***яйцастых злоебучих.
Здесь вам не старческий приют,
И нету тюри из морковки.
Здесь *** на завтрак подают
И жрут продукты с упаковкой.
Здесь пидараса евнуха
Съедят с гамном и сапогами.
Здесь пьют хмельную кровь стиха
Кроваво-красными губами.
***
Грусть
****ой распахнутой на травы я ложусь,
Губами жадными припав к росе стыдливо,
И сердцем чувствую печальные приливы —
Родных полей неёбанную грусть…
***
старик державин
ас пушкин дельвига минетил
тот с писей чудеса творил
старик державин их заметил
и в гроб сходя благословил
***
Мы все оттуда
Есть станция с названием "Манда".
Где мандавошек тучные стада
Пасутся на лугах травы волосной —
На полосе невзлётной, двухполосной,
Ведущей в жопу, будто в никуда.
Там вишней спелою на губках
Висят напитые клещи.
Там киснут суточные щи —
Усталый боцман курит трубку.
Туда, от века испокон,
Приходит кожаный дракон.
Мы все оттуда:
Я — и ты — и он.
***
ФЕВРАЛИНА ШМОЛЬ
она была бревнистка
она была бревнистка
а он простой электрик
она крутила сальты
а он паял утюг
и он как говориста
без всяческих эклектик
сманил её на мальты
где млеет знойный юг
дарил ей шубы польты
и всяческие бусы
и сильные колени
рейтузом украшал
кутил паля из кольта
соря как бох капустой
грассигуя как ленин
кудрявясь как ришар
она его ласкала
тулОвищем руками
и стоя на коленях
трубила нежно в рог
еноты полоскала
читала мураками
давила на сцепленье
подогревала грог
летели дни как пули
закончилась зарплата
и он простой электрик
от горя загрустил
бревнисточка лапуля
сбежала в эмираты
и выня пистолетик
себя он пристрелил
***
с сольфеджии шла
со скрипкой в футляре
в берете
красива легка весела
хорошая девочка Петя
до дому с сольфеджии шла
звонок раскололся трамвайный
истошно визжат тормоза
овечка по имени Аня
лежит закативши глаза
потухли весенние краски
у Пети тремор на губе
когда заглянувши ей в глазки
овеча сказала: бе бе...
и выгнув в агонии спинки
копытами мелко суча
обеи её половинки
забилися кровоточа
водитель Чебыкина Таня
хотела слинять налегке
но взвился футляр из титана
в девчоночьей тонкой руке...
прибавилось горя на свете:
кровища
мозги
мусора...
хорошая девочка Петя
в ту ночь не спала до утра
***
тайга
люблю тайгу как олень пургу
где пихты макушкой луну подпирают
где летом москиты — зимою пурги
раскинулось в ширь от конца и до края
и в длинь — гля! — зелёное море тайги
туда не идут ни какие маршрутки
ни трактор ни конь не проедет туда
лишь зайцы олени и прочие утки
случайно порой залетят иногда
там в чёрных озёрах тяжолые щуки
кайманом добычу под берегом ждут
сжырают с гамном без единого звука
ёжа кабана и слона — коль найдут
Ярмак здесь бродил бечевою на лодках
и выбросил за борт бухую княжну
и слышно с тех пор по ночам на болотах:
Ермак твою мать... помогите тону...
да лёччик Матросьев зимой в сороктретем
с военною саблей в скафандре без ног
до дзота шагал восемьсот километров
но у амбразуры с ангиною слёг
не раз заходило сюда лесорубов
и всех погибало тот час в один миг:
то пьяные бошки отрубят друг-другу
то трезвые рубят — в тайге один фиг
тайга это бутто чужая планета
куда не ступала живая нога
в кармане иметь надо двух пистолетов
тайга — это так вам скажу я:
т а й г а
***
баллада о пуле
из цикла: рассказы ветеранов
в том бою под бухом
кончилися пули
заряжаю мухой
и палю — а хули...
бах бля — одиночным
трррах — очередями
мухи били точно
зыря цель глазами
по степи свистели
жутким смертным жужжом
рвали вражьи цепи
сея смерть и ужос
жертвуя собою
мухопули смело
телоголовою
прошибали стены
возвращались выжив
кто ползком кто раком
раны чуть залижут
и опять — в атаку
те кто промахнулись
тоже мчат обратно
грозной мухопулей
бить врага двукратно
им бы отлежаться
нет — они в обоймы
лезут заряжаться
вновь готовы к бою
и врага писдячит
мушый град разящий
враг визжит и плачет
и играет в ящик
пусть года промчались
мухи фронтовые
в голове остались
пулями живыми
глядя на какашку
помолчу я стоя...
вспомню смертью павших
маленьких героев —
как кормил с ладони
раненую муху...
многое я понял
в том бою под бухом
***
Комбинат
над комбинатом
мясным чревоблудие
пахнет не фетом
не тютчевым тут
чайки обсратые
грязными клювами
кишки вонючие
весело жрут
***
На смерть кота
Прощальная речь мыша у открытой могилы.
Отважной смелости храбрейший образец,
Блистая мужественно доблестной отвагой,
Ты жыл и пал, поигрывая шпагой:
Сын, брат, племянник, деверь, муж, отец.
Пускай — нетрезв, невиден, некрасив,
И не носил колготок и пуантов,
Ты мчал к Парнасу, фалды закусив,
Меняя, как перчатки, Росинантов.
О, как тебя нам будет не хватать!..
(тфу на того, кто мне сичас не верит)
Ты был конешно тать — ни дать, ни взять:
Бил мать, жену, систру литцом об двери.
Ты ел пичужек, крал металлолом.
Детей пугал косым холодным глазом.
Пах Красным Маком, Шипром и гамном.
Бил во хмелю затылком унитазы.
Жевал пальто, козюльки, нюхал клей,
Душыл собак и соблазнял старушек.
Курил гашиш, ледок, пух тополей.
Лишал семью ставриды и ватрушек.
Срал, сидя в кресле. Слушал Мотор Хэд.
Напильником зарезал управдома.
Циганам продал родину, буфэт,
Купив у них за деньги три диплома
Об окончаньи всяческих наук,
Которых не слыхали и доценты.
Придумал зразы, стринги, ноутбук.
Чючьваркина поставил на проценты.
Тебя любили нищие, менты,
Кондукторы, суфлёры, адьютанты.
Сироты, вдовы, девы, пииты
Твоих лобзали фалды аксельбантов.
Ты чпокал всё, что пело и росло,
Мыча, кукуя, хрюкая и воя.
Во всем лесу не сыщется дупло,
Однажды не проткнутое тобою.
Гулял походкой дерзкой не спеша,
Луны волшебной музыке внимая,
И нежной лапой каждого мыша,
Каг брата шерстяного обнимая.
И вот, когда ты мирно, сладко спал,
На ужыне покушав вкусным салом,
Через тебя проехал самосвал,
И жысь твоя, как птичька отсвистала...
Покойся с миром, доблестный пиит,
Под тяжестью земли, песка и глины.
Народ, тебя оплакав, сочинит
Шарады, анекдоты и былины.
***
у меня собака
у меня собака Игорь
любит лаять есть и прыгать
и кусаться головой
и почпокаться с ногой
и на коврике в ночи
жопой стряпать калачи!
***
дятел Егоров - времена года
дятел Егоров шагал по сосне —
весел
спокоен черезвычайно
жопки жуков отовсюду торчали
было легко
как всегда по весне
***
гремело лето
солнце кувыркаясь
каталося румяным колобком
Егоров пел и чпокался влюбляясь
хрустя свежеотловленным жуком
осенний сплин — в суровой серой нови
разрушил лета радостный альков
вдруг захотелось мяса
тёплой крови —
серьёзно
тяжело
без дураков
по анфиладам стынущих проспектов
снежок ноябрьский змейками кружит
домой за полночь одинокий некто
неверным шагом из гостей спешит
плывёт тяжёлой льдиною не тая
луна
возглавив диких звёзд парад
Егоров цельнаправленно шагает:
бушлат
наган
топор
холодный взгляд
ночную тишь гармонией нарушив
коротеньких наганных партитур
Егоров делово обвалит тушу —
сосредоточен
быстр
немного хмур
придя домой
он залпом выпьет кваса
с мешка добычу вывалив на стол
и станет жадно рвать парное мясо —
безумен
неприкаян
страшен
зол
***
самописные руки
никто не знал зачем Толстой
всегда как лось ходил босой
в ногах копилась грязь и копоть
их приходилось часто штопать
крепчайшей ниткою суровой
от боли Лев ревел коровой
тогда решил он написать
роман огромный и здоровый
чтобы со стула не вставать
лет двадцать или двадцать пять
чтоб ножки отдохнули саму малость
на них живого места не осталось
о, как же хорошо тогда ему писалось!
стать геньем случай тот ему помог:
так было больно штопать своих ног
Понятно, что изначально помогая Льву Николаичу ходить, ноги в какой-то момент по недосмотру мастера утратив часть традиционных функций, послужили побудительной причиной, толчковым механизмом, фетишем, позволившим проснуться спящему гению.
Случай, кстати, нередкий:
Так, для Герцена подобным фетишем стали десантники-декабристы батутно-парашютного полка.
Для Пушкина побудительной причиной явилась ранняя детская страсть (плотская) к няне.
Для Салтыкова-Щедрина — репа из монрепо.
Тургенева заставляла до старости мама писать. (с ремнём зачастую)
Михалков очень любил Родину, не любил голодать, и хотел жить в Переделкине.
Но, всё же главной причиной плодовитости метра явились Самописные руки.
Вот как описывает сей феномен неизвестный биограф Толстого, Альберт Мудыженский.
Самописные руки.
Сидит Толстой, пишет и думает:
— Вот я стал писателем: сижу, пишу — и хорошо ему, светло на душе от этого делается.
Пишет, да на правую руку посматривает, да ножкой под столом посучивает, притопывая.
А строчки бегут ручейками по странице, торопятся, заполняя листы до краёв.
Левая рука сама листы подкладывает.
Правая сама пишет и знаки препинания ставит.
— Золотые вы мои ручки самописные — говорит он вслух, любовно глядя на работающие руки.
— Особенно правая, лапочка моя — и начинает её целовать.
— Ручечки самописные неустанные неугомонные заечки мои сладкие — почти поёт он, ликуя и целуя левую.
Стопка чистых листов становится всё меньше и меньше. Исписанных — больше и больше.
А руки пишут, строчат без остановки.
Лев пробует читать написанное и начинает скучать; чешется ногами, смотрит по сторонам, — в окно; плюёт, пытаясь попасть в форточку. Из десяти плевков два попадают на стекло, три на иконостас, один на портрет жены, и четыре в бороду, повиснув неопрятной бахромой.
Постепенно он начинает уставать и хотеть кушать.
А руки пишут и пишут, вызывая уже раздражение такой трудоспособностью.
В какой-то момент это становится невыносимым.
— Да, чтоб вас... — чертыхается он вполголоса.
Руки строчат.
— Чтоб вас отсохло, окаянные! — стонет Лев уже громко, со слезой, и начинает от безысходности раскачиваться вперёд-назад, вперёд-назад, вперёд-назад, становясь похожим на сумасшедшего пианиста; бьётся лбом об стол, некрасиво воя, и размазывая сопли с бороды по рукам и рубахе.
Руки работают... пишут... строчат...
К утру он засыпает, сидя за столом, и ему снится, что он писатель, и, что он сидит и пишет, пишет, пишет, пишетпишетпишет...
Проснувшись от собственного крика, Толстой тут же начинает писать снова.
***
осень
природа тихо угасает
конец приходит сентябрю
лежу...
и вишенку бросаю
и ягодицами ловлю
***
тайна туркменской земли
в недоумении дехканин
обходит знойные поля
на них чего бы ни сажали —
родится мак и конопля
пытались сеять кукурузу
арахис хлопок и табак
бананы дыни и арбузы —
родится конопля и мак
писали богу и учёным
шаманов вызывали зря
ходили к магам звездочётам —
родится мак и конопля
ловили вражеских шпионов
спалив читальню и сельмаг
сажали гадов-агрономов —
родится конопля и мак
веками эту тайну строго
хранит туркменская земля
и всё обильней год от года
родятся: мак и конопля
***
ни о чём
женщине собрату пера — посвящается
мило сижу и пишу ни о чём
и ни о ком
абсолютно
пальчики скачут
открылось плечо
льют ноготки перламутром
кофе
конфетка
торчит язычок
котик
реснички
чулочки
великолепно писать ни о чём
прыгают зайчики-строчки
буковки-ляли — ну ты посмотри!
кофе глоток
сигаретка
сделалось вдруг как-то сладко внутри
умница!
кыса!
кокетка!
перечитала
ах как хорошо!
рифма
размер:
всё как надо
миленький вышел малышка-стишок
лягу поем шокалада…
*
вот у окна я пишу ни о чём
а во дворе — толковища:
Петя по Васе ударил ключом
скорая
мозги
кровища
крики
угрозы
разборки
менты
Васина с Петиной бабы
рвут друг на дружке прикид в лоскуты
ползая в луже как крабы
пьяный Семёныч под лавкою спит
в шубе в носке без ботинок
птички щебечут
немного парит
сеттер Роланд на Семёныча ссыт
я открываю маслинок
терпкий мартини прошёл горячо
вкусно курю
потеплело
дальше сижу и пишу ни о чём
в тесном халатике бееелом...
***
Николай
По мотивам стихотворения Н. Восенаго.
http://www.stihi.ru/2011/02/05/1954
Как хороши, как свежи были Розы –
Две неразлучные сиамские сестры.
Какие буфера! Какие позы!
В них страсть горела, как в ночи костры!
Вокруг крутилось множество мерзавцев.
И штатских. И военных. В сапогах.
Но только я ласкал все сорок пальцев –
По двадцать на руках и на ногах .............
***
Когда невинной барышней была я,
Гуляя с кем попало до утра,
Влюбилися в меня три Николая,
И Ника — их сиамская сестра.
Красивые, дородные мужчины:
Природы удивительный каприз —
Срослись навеки руки, ноги, спины;
Но только Ника — головою вниз.
Приблизившись ко мне полукругами,
Они вступили в светский разговор.
И увидавши это оригами,
Меня швырнуло в трепетный восторг!
Одной рукой мне дали вкусных булок.
Другою — два ромашковых цветка.
И я, готова всяческих прогулок,
За третью ухватила мужика.
И я влюбилась в эту икебану:
Как Коля был, целуя, нежно-груб! —
Вращались револьверным барабаном:
Шесть глаз, одни усы и восемь губ.
И лишь танцуя с ним на вечеринке,
За щиколотки Никины держась,
Смущало, что с расстёгнутой ширинки
Мне бёдра жёг её прелестный глаз.
Когда ж он хором спел мне караоке,
Исполнив балалаечный квартет,
Я, как индейка, выпустила соки
И тут же мы сплелися тет-а-тет.
С тех пор немало лет на белом свете,
Цветёт благословенная семья:
Три Коли, Ника с мужем, наши дети,
Любовники, любовницы и я.
***
Батыр
На улице Паромной,
тяжолый, как баржа,
лежал батыр огромный
с дырою от ножа.
ТулОвище тянулось
квартала поперёк,
загромождая улиц...
Чудеснейший денёк
воспрянуть собирался,
рассветом разбужён.
Мертвец уже чесался...
Налипла меж колонн
лучей медовых мякоть,
точа ночную стынь.
Иконы стали плакать.
Солёная Чердынь,
плетеньем ветхих улиц
линованная в крест,
тихонько улыбнулась...
И юноша воскрес.
Чердынь — удивительный древний город на юге Урала.
***
поглядела в окошко
поглядела в окошко а там
одиноко лежит мужичок
он вчера шевелился стонал
а сегодня затих и молчок
вмёрзла мёртвыми пальцами в снег
ветка высохшей чёрной руки
так до дому какой уже век
по росее ползут мужики
***
роза на снегу
Не чуя холод и пургу,
Во льдах бескрайних и торосах,
На ослепительном снегу,
Сидела пьяненькая Роза.
Ушёл круизный ледокол.
Зато в руках она держала
Вискарь и севший телефон,
И громко «ямщика» орала!
***
солнечным днём
на гамне лежали боровы
солнечным днём
было им тепло и здорово
вместе вдвоём
кувыркалися и брызгались
но в этот миг
вдруг по свиньям кто-то выстрелил...
и — на шашлык
***
Зая
в соавторстве с Никой http://www.stihi.ru/avtor/natalimariy
ох наливная тяжесть
деву к земле пригнула
спят десятины ляжек
дрыхнут гектары булок
млечными поросями
спят наливные титы
баиньки утром ранним
слаще любой молитвы
стразами виснут росы
травы клоня напиты
тише звените косы
Заюшку не будите
*
Заюшку не будите
Заюшка вдруг проснется
будет кровопролитье
молча и без эмоций
вздрогнут монбланы мышц
центнеры целлюлита
гневной ноздрей задышит
лапой прихватит биту
ринется в бой спросонок
щёки к ушам прижамши
может пусть спит ребенок?
баюшки-баю Зайчик
*
баюшки-баю Киса
храпушки-храпы Птича
губочек спят ирисы
глазочек барбарисы
лишь иногда нескромно
в нежном атласе булок
гром прогремит утробный
зычен могуч и гулок
***
любимая
шансон
ждала любимая
и вот — нас только двое
объятья тесные ремнями перекрест
янтарной свежей кровию напоен
поёт двумя турбинами «вэ шесть»
холёным телом жмёмся к тёплой трассе
на двести стрелка — пуля у виска
кисель воздушный лижет сладострастно
породистую спину и бока
окрестных скал кривые обелиски
в полупрозрачный выстроились ряд
в траурных кольцах кованые диски
серебряными нимбами горят
***
бухгалтер
обычный служащий — бухгалтер
пришёл не раньше и не позже
снял комбинацию бюстгальтер
чулочки — с волосатых ножек
поел и лёг сказав устало:
блять дни до тупости похожи...
***
грусное лето
однажды нёс хомяк в нору пельмень
сияло сонце
птичечки свистали
вдрук Хому чем-то сзади uebali
и сунули как тряпочку под пень
очнулся: ни пельменя — ни башки
да — хрен с башкой
защёчные мешки
изчезли вместе с нею безвозвратно
и стало хоме очень неприятно:
куда я стану прятать семечки?
на чём носить монокли и очки?
из горла крикнул он...
чирикали сверчки
стояла ночь бездушна и прохладна
жестокий тать укрытый в ночи тень
спал сжрав башку хомячью и пельмень
в кусточках придорожных пыльных где-то:
так грусно начиналось это лето...
***
чирвики
в вечернем парке у реки
на трупе дохлой кошки
друг дружку дрючат чирвики:
олег и два серёжки
***
Musca Koprofilus Auratus
над травами росистыми
восстал пурпурный шар
Говнянки Золотистые*
на пастбище спешат
прядут крылами нежными
и тянут хоботца
отведать вволю свежего
парного гамница
*Musca Koprofilus Auratus
***
Сибириада
(черновик)
prologue
тут вам Сибирь а не Анапа:
мой клифт на вате шуз из драпа
exposure
завалило наш город по крыши
спим толпой в телогрейках в пимах
в снежных норах как леминги-мыши
мы полгода тусуемся на
снегоступах простуженный скачешь
трупы трупы повсюду в снегах
косишь глазом и молишься плачешь
доползти б до аптеки в пургах
и к бутылочке ртом примерзаешь
боярЫшник из горлышка пья
как раздеться покакать не знаешь
потому не едим ничиво
да и нечего кушать к тому же
магазин постоянно закрыт
слов таких как обед или ужин
наш суровый забыл алфавит
скоро лето придёт на неделю
в лес рванём быстро шишек пожрём
и — назад чтоб успеть до метели:
понимаем в Сибири живём
и расслабившись сыты и пьяны
песьню славную нашу споём:
«ах как хочется в тёплую Мьянму
но мы Родину не продаём!»
в центре города каменный Ленин
охраняет наш трудный покой
и упав перед ним на колени
эту песню ты с нами пропой
выдь москвич по на красную площадь!
пусть защиплет в бесстыжем глазу
на колени упав (кто захочет)
урони на брусчатку слезу
мавзолей это ж память о прошлом
чтобы ты под икру и шартрёз
помянул бы Володю хорошим
средь кремлёвских плакучих берёз
выдь татарин мордвин кабардинец
осетин адыгеец удмурт!
встань стеною калмык и тувинец!
вылезайте цыгане из юрт!
песней звонкой восславим героя
что жывее всех нас до сих пор
подаривший советского строя
пионэрию и комсомол
лампы книги колхозы заводы
он раздал человеку труда
и бревно в окаянные годы
сам носил за собою всегда
он сумел чтоб не стало богатых
чтоб за щасьте безмерно страдать
чтоб революционным солдатом
жизнь свою коммунизму отдать
чтобы в холоде снеге по крыши
спать в фуфайках коммуной большой
и Кобзона по радио слыша
умываться скупою слезой
так давайте же трудное братство
наших дедов отцов сохраним
и врагам не дадим надругаться
над Володею вечно живым
верю я и мьянмийцы восстанут
от дурманного страшного сна
свергнут будд курбаши и султанов
под напором меча и огня
всех к тачанкам привяжут за ноги
и помчат по степи волоча
но заставят работать в итоге
вспомнят братья завет Ильича
больше хватит бездельничать буддам
труд на благо — вот главный почёт
будут счастливы нищие люди
и заря коммунизма взойдёт!
epilogue
пусть в щасьте проживают люди
на круглой матушке земле
в Галапогосе и Бермуде
Новосибирске и Кремле
пусть доят скот и землю пашут
детей и яблоки растят
пора работать — пусть ибашут
а отдыхать — пусть отдохнят
вино из шишек ананасов
пусть гонят — кто на что горазд
на всех пусть хватит адидасов
и прочих всевозможных яств
а нашу ленинскую будду
мы не позволим разлюбить!
(пойду сдам почку и посуду
и стану пить и пить и пить…)
***
птичька
маленькая птичечька
прык прык прык: фить фить
видит колобочичек
на неё летит
птичечька отпрыгнула
малость не туда
и её писдыкнуло
насмерть
вот беда
***
смешная девчонка 1
у девчонки с носу
выросли усы
заплети хошь в косу
хочешь так носи
***
смешная девчонка 2
один в один — похожа на лося
лицо
рога
тулОвище —
да вся...
***
колобок 1
смог
жара
асфальт
каток
на асфальте колобок
склиф
разряд
адреналин
будет жить
щастливчик
блин
***
колобок 2
вечер
дом притихший пуст
вилка
стон
ужасный хруст
шёпот: уж прости сынок
ужин
дед и колобок
***
колобок 3
гольф
трава
удар
полёт
колобок идёт на взлёт
лунка
сопли
кровь
земля
больно но приятно
бля
***
Февочка
(\ /)
( ..)
c(")(")
маленькая девочка
спущенный чулочек
Фева Фева Февочка
городской цветочек
дохлая козявочка
в красеньких ботинках
куколки на лавочке
да блестит соплинка
***
сахарок
жду когда закончится урок
а в кармане тает сахарок
ведь у школы – славный пёс Пират
проводить меня до дома рад
ах какая липкая рука
весь карман промок от сахарка:
на, Пират
и строго не смотри
я всего лизнула раза три...
***
ветренный каприз
дороже пчёлок и стрекоз
мне жук — нательный кровосос
под ним таится сочный прыщ
и я давлю его — кыбздыщщ!..
с фонтаном изумрудных брызг
таков мой ветренный капри
***
когда мобилы были большими
я диск мобильника задумчиво кручю
слезу каленкой нахаду смахая
я сновым парнём познакомитца хочю
а старому всю морду исплюваю...
***
братско-сестринский монастырь
в молитве светлой ненатужно
день проводя обычный свой
живут здесь братьясестры дружно
здоровой жизнью половой
***
и это всё о ней
пелотка
дразнилка
манилка
копилка
бюджет
касса
корыто
котлета
бабья совесть
лохматый сейф
волосатый треугольник
муфта
мочалка
мясные шторы
потроха
шуба
хавырка
вехотка
поддувало
хромосома
чесалка
ковырялка
шмонька
шапка
лоханка
мышеловка
мясное ассорти
гуляш
чума
яма
мидия
стелька
лушпайка
зажигалка
жернова
губася
деревяшка
забава
защёлка
кастрюля
берлога
мясорубка
активистка
грелка
виннипухочка
игрушка
киса
кожа
шалаш
кормилица
общественница
рванина
рогожа
рыжуха
сберкасса
сверхурочница
сыроежка
дефицит
лягушка
мокрица
трещина
морщина
дас ист фантастиш
мыший глаз
пассатижи
цинга
вертикаль
улыба
парадняк
курага
панама
пирожок
***
и это всё о нём
болт
елда
балда
затейник
мутумба
хачетунга
ванька-встанька
шандыбин
розовый кадиллак
ключ от мохнатого сейфа
мотовило
одноглазый джо
кожаное морожаное
дуло
петушок
страшило
вождь
хозяин
пиночет
паломник
фантомас
крот
верхушечник
пачкун
суфлёр
баклажан
водопроводчик иванов
хулио ибаньес
гегемон
делегат
подосиновик
тюльпан
чупа-чупс
шнырь
шутник
прогульщик
плейшнер
губошлёп
пупс
градусник
сопливый
торпеда
глубиномер
хобот
хрен
головастик
колбаса
нахал
торчила
шатун
шишка
штуцер
бляйштифт
щекотунчик
бельмондо
бетонный дятел
пих-пах
кувалда
рыгун
налим
пердак
полтора-ивана
ботало
чудильник
поросёнок
мохнатый шмель
подсердечник
третий глаз
прерыватель дыхания
шлямбур
питательный тюбик
шмайсер
прибор
мундштук
гобой
флейта волосянка
шляпа
восьмицветик
толстолобик
будулай
келдыш
присылайте народные и свои варианты
наиболее удачные будут занесены в список
пс: варианты смотрите в рецензиях
вот здесь постарались: http://www.stihi.ru/rec.html?2013/05/28/6006
***
возьми красивое фамилио
Поэт, возьми себе красивое фамилио! для стихотворения, рассказа, псевдонима, в паспорт, права, диплом и тд..
Босоруков, Здуреев, Медвежонов, Хладозвёздов, Полукуров, Сияев, Волосалов,
Навзрыдов, Мимоходов, Движопов, Тихощёков, Крзащек, Вышл-Заступил, Двояев,
Блесталов, Салососов, Самолюбов, Троекротов, Паскуцкий, Хохотов, Раскатов,
Водопатов, Мущинов, Жоцкий, Былтаков, Залунский, Перегадов, Гамдонов, Зайсанский,
Суцкий, Калботов, Ослепляев, Хуэев, Дырогулов, Расплескаев, Суепукин, Вжёпупьян,
Кшюпшецапа-Пшекшюцапский, Всполохов, Самососов, Милогнидов, Пурпуров,
Босоруков 2, Сухоплюев, Противин, Милососов, Пидорадов, Женщинов, Взасосов,
Сукопилов, Забабник, Вовеков, Одиногов, Полуямбов, Кулакуев, Гнилозвёздов,
Туловищев, Вомхуев, Одноразов, Змиядов, Громоздин-Пыздин-Гвоздин, Взахлёбов,
Тухлопаров, Перекрёстков, Таракамов, Шмоль, Златомясов, Туткактутов, Сухоглотов,
Восьминогов, Хитрогрызов, Кря-Му-Мыр, Мудыженский, Пукин, Великобританов,
Ближопов, Нанебов, Исподлобов, Кавка (жен), Лижопов, Письцкий, Гнидынин,
Комчугезов, Гематогенов, Естудэев, Восьмицветов, Хумбухтуев, Твердопёрдов,
Полукуров, Необгадимов, Сепультуров, Дипурплеев, Баскедболов, Воледболов,
Никумарий, Свистоплясов, Кокакалов, Птицеплюев, Жиропеев, Нельзяев, Гоннов,
Якоки-Мнуруками, Лосик, Пере****ов, Куроблудов, Свиноносов, Пукшкин, Сисесосов,
Васефедин, Шыкспыров, Сестробратов, Курикрякин, Локтеусов, Шёпотов-Полусветов,
Душепятов, Свиноматов, Птицекотов, Овцеёмов, Толстоевский, Лермонтютчев,
Анапестель, Салокатов, Полуботинов, Полукетов, Полустанов, Невзначаев,
Малобыдлов, Белоснежнов, Ухожоров, Плексиглызов, Эбонитов, Круглоносов-
Квадрокатов, Жаропылов, Жом, Юла.
Фамильи обмениваются на баллы, деньги, алкоголь (дорогой), еду, дым и проч..
Или отдаются даром безвозбездо.
Список будет пополняться.
Или не будет.
***
скороговорки
Карл у Клары украл ксерокопию приказа строго запрещающего несанкционированное разглашение предварительных результатов федеральной квартальной проверки конструкторских разработок контрольных параметров расчётов передвижения, определяющих предельные размеры периметра в процессе проведения строительных работ, требующих уверенно-равномерного горизонтального перемещения электрических башенных рельсовых кранов, оборудованных полуразборной непарной двутавровой треугольной стрелой Караваева, армированной нарезной гофрорейкой с продольным держателем, контролирующим критические параметры распределения вертикальных нагрузок переменного радиуса поворота стрелы, в экстремальных условиях критических отрицательных температур крайнего севера.
Клара у Карла украла рабочую копию распечатки проекта государственного промышленного реестра, призванного оптимально сократить сроки определения периодичности пересмотра государственных стандартов, регламентирующих нормы структурной разработки принципов определяющих правила и сроки проведения инспекторских проверок разработчиков государственными организациями контролирующими своевременность, надёжность, качество и безопасность проведения ремонтно-профилактических работ, в судостроительной, сталепрокатной и нефтедобывающей отраслях промышленности, обеспечивающих необходимое соответствие современным прогрессивным международным стандартам, дающим твердую уверенность в бесперебойной и безаварийной работе тяжёлых турбин, моторов и агрегатов, положительно сказывающейся на сохранности торцевых, горизонтальных, вертикальных и продольно-поперечных трюмных гидроизоляционных перегородках корпусов северной эскадры пограничных сторожевых крейсеров, по праву считающихся гордостью эскорта морской охраны президента Российской Федерации – Великой России, неизменно изумляющей мировые народы железным постоянством неотвратимой уверенности в собственной правоте; неумолимо претворяющей в жизнь незыблемые ценности общемировых прогрессивных тенденций развития современного независимого государства европейского уровня - на основе принципов: гуманизма, свободы и демократии
***
под окном
под окном моим
за ночь
вдрук
белый белый
расцвёл урюк
***
пробухали вертолёт
на далёком севере
на огромном сейнере
передохли вмёрзнув в лёд
***
МОДЕСТ ЛОСИК
Бжу
Луна — янтарным абрикосом.
Свеча оплывшая горит.
Я бжу, чуть бледен и небрит,
Как мудрый Навуходоносор.
Уснуть поэту не дают
Ножом у горла два вопроса:
Зачем мы здесь? И кто мы тут?
И — папиросы... папиросы...
***
Пока студёная роса
Пока студёная роса
Лежит не вылизана солнцем,
Иду в звенящие леса
С непритязательным блокнотцем.
Ступаю тихо, необут,
По влажным ласковым муравам.
Зачем давно я не был тут?
Прельщённый города отравой...
Вот ствол разлапистый ольхи
Увитый плотно ковылями.
Повсюду маки, васильки.
Шмели парят над коноплями.
ТулОвищем к стволу приник,
И слышу, как любви признанье:
То беличий весёлый крик,
То бурундучье бормотанье.
Вот пробежал мохнатый жук.
Чу! — где-то селезень токует.
Вот зорким глазом нахожу
Грибочек махонький во мху я!
В полях заплакала гюрза,
Вещая середину лета.
И покатилася слеза
Из щёк несчастного поэта.
Зачем живу? Зачем грешу?
Упав в траву, себя жалею.
Лежу и плачу... и пишу...
И — написаться не умею.
***
Хочешь, тебе подарю
Седой, но ещё моложавый,
Как дуб молодой в январю,
Страдая душой за державу,
Сижу, бескорыстно творю.
Кап воском — слезиночка справа:
Пусть свечкой растаю, сгорю...
А слава — на кой она, слава?
Ну хочешь тебе подарю.
***
На город обрушилось лето
На город обрушилось лето.
Уеду на поезде в лес.
Краюха, блокнот, сигареты.
Прокуренный тамбур —
Я здесь!
Иду необутый ликуя
Сквозь чащи неумолчный гам.
Иду по бревну и по мху я,
Доверившись босым ногам.
Босыми руками, щеками
Ласкаю травинки, стволы,
И прыгаю с кузнечиками
В янтарную кипень смолы.
И слышу знакомые звуки:
Чирикают мирно сверчки,
Ползут по травинкам пауки
И всякие прочьи зверьки.
Охотится мышка-норушка,
Под вечный строубе'рихил блюз.
Достану с пиджака горбушку,
И бережно с ней поделюсь.
Пав на спину в тихие травы,
У бога стихов попрошу...
Слезу вытираю рукавом,
Краюху жую, и пишу.
***
Души прекрасные позывы
Души прекрасные позывы
Не бойся расплескать зазря.
Пойди в луга, где зреют нивы
Под звонкой трелью журавля.
С утра, лишь солнца теплый лучик
Разбудит в луговых полях
Весёлых уток стай летучих,
Пасущихся на ковылях —
Зайди в лесные частоколы:
Кругом грибов волшебных рать,
И птиц и дятлов стук весёлый,
А ягоды — не перебрать.
Наложив полное лукошко,
Ты лесу в ноги поклонись.
Да и постой вот так немножко,
Землёй Родимой надышись.
И поцелуй её украдкой,
Ноздрёю чуткой уловя,
Какою вкусною и сладкой
Бывает Матушка Земля.
Побудь немножечко добрее
К тем кто убог и дорог нам.
И не спеши пинать скорее
Ногой по быстрым муравьям.
Пусть в сердце заживут нарывы,
Их забинтует Мать Земля.
Души прекрасные позывы
Не бойся расплескать зазря.
***
Отпуск
Из моря, из солнца, культурно
Меня уложив наповал:
Глазищи с запретом лазурным,
Лица невозможный овал,
Атлас гуттаперчевых ножек,
Фарфоры тончайшие плеч,
Прошли, навсегда уничтожив
Желание верность беречь..
***
Она была гребнистка
она была гребнистка
а он мелиоратор
она качала спину
он осушал ручей
его как говориста
сослали в уланбатор
налаживать плотину
монгольских басмачей
а там ветра да кони
и нет родной гребнистки
степей простор широкий
ни капельки воды
гребнистка на фальконе
сплелась с аквалангистом
и в правильные сроки
произошли роды
шли годы он вернулся
привёз подарков горы
различных тубитеек
халатов и сапог
и сыну улыбнулся
не выдавая горя
смущаясь и краснея
на подкосивших ног…
***
Лебядинный танец
Ты глядишь, подбочась коромыслом,
Из надбровных стремительных дуг.
Переполнена женственным смыслом,
Лебядём выплываешь на луг.
Под хоралы гармони напевной,
Поволокой задёрнув глаза,
Ты скользишь: то вперёд, то налево,
То направо, то снова назад.
То всплеснувши руками по-птичьи,
Пятясь в бок, будто-словно летя,
Грациозно несёшь туловище,
Ягодицами нежно крутя.
То аллюром пройдёшься по кругу,
Гибким корпусом в зад накренясь,
Колыхая тяжолые груди.
Как хочу я лицом в них упасть!
Пососать, покусать, срукоблудить,
Надышаться, натешиться всласть.
И к истокам припав под поневы,
Лобызать тебя, сердцем поя.
Ах уездная русская дева —
Лебядинная песня моя!
Понева, понёва, понька, понни — крестьянская шерстяная юбка.
***
Девочка в серебряной лисе
девочка в серебряной лисе
с длинными красивыми ногами:
мы сплелись на лесополосе
в некое подобье оригами
***
Эстетика
Полуулыбкой озарён, расправив плечи,
Небесной силою к прекрасному влеком,
Большой красивый добрый человечный,
Я выхожу пописать на балкон.
Июльский вечер нежно-влажно-душноватый
Ласкает писю мягким лучиком заката,
Струю хрустальную купая в свете золотом
***
Первый снег
Ночного неба свод горит
Стотыщеваттным канделябром.
Спокоен, тщательно побрит,
Семён Иваныч Чупакабров,
Выходит на пустой проспект.
Как хрусток первый чистый снег!
Топорик острый у крестца —
Добыть для ужина мясца.
***
Под линзою неба лазурной
Размышляя на палубе круизного лайнера
Под линзою неба лазурной,
Обласкана негою вод,
Над бездной паря изумрудной,
Какашка беспечно плывёт.
Волны неустанной каскады,
И солнца златого каприз,
Дробят на спине шоколадной
Алмазы сверкающих брызг.
Вкруг айсбергов белые глыбы —
Бескрайних морей облака...
Блестящие быстрые рыбы
Ей щиплют литые бока.
Под песнь колыбельную чаек,
Вдали от жестоких земель,
Заботливо-нежно качает
Малышку, стихия-постель.
Кто он? неизвестный родитель
Тебя произведший на свет:
Рыбак? пограничник? учитель?
Учёный? философ? поэт?
Как жил? О чём думал? Что ел он?
В рассвете — закате ли лет?
Тот, кто твоё пряное тело
Родил через жопу на свет.
А может быть юная дева
В гальюн поутру не дошла?
Рукою, немея и рдея,
Тебя из трусов извлекла.
Иль боцман, моржина усатый,
Объевшийся флотской лапши,
Кряхтя наложил на лопату,
За рубкой в вечерней тиши?
Вопросами думушки полны,
Чредой бесконечной летят.
Баюкают вечные волны
Родимое жопье дитя.
Так мы, в бесконечной юдоли,
Покинув отеческий дом,
Не зная куда и доколе,
Беспечно по жизни плывём.
***
В молитве светлой
Душистый дым плывёт укутывая своды
уютной кельи; здесь любимец прихожан
отец Онуфрий, в услужении господнем,
в молитве светлой, тихой радостью дыша,
прилежно курит в ожидании прихода,
заправив трубку добрым шматом гашиша.
***
Любовная лирика
Н. М.
Нет, не сумел я не влюбиться
В очей лазоревую синь.
Ты мягкой лапкою, тигрица,
Моё большое сердце вынь.
Испей из радостной аорты
Любви божественной глоток.
И я тебя, от счастья мёртвый,
Умчу на сильных, стройных ног.
Сплетут ветра в тугие косы
Твоих волос пургу-метель.
И пусть о том, как любит Лосик
Курлычет долго коростель
***
Сибирь
нахлобучило осенью раннею
городишко таёжный
окрест
птичьих стай началось улетание
покидая насиженных мест
ожиданья напрасно обмануты
палисадник отпах резедой
баба дремлет мохеровым мамонтом —
безразлична
грязна
с бородой
***
Народ и власть
Строитель Гоша Иванов,
Изрядно пьяный, без штанов,
Стоял вдоль незнакомого забора.
И тут его засунул в джип
Красивый питерский мужик —
Помощник городского прокурора.
У них случилось это — вдруг:
Сначала — друг, потом — подруг.
И вот уже — помощника супруга
Даёт себя ушпокать всласть!
Неправда, что народ и власть
Вовек не смогут полюбить друг друга.
***
Дела обычные
дела обычные в отчизне
такой народ непобедим:
то по хлеблам друг друга pizdim
то молча в сторону глядим...
***
И я уйду
как и любой на эту жизнь дерзнувший
уйду в один из светлых летних дней
земля легко мою отпустит душу:
нас много сиротинушек у ней...
***
Лось
Немыслимой болью — разорвалось.
Неслышный выстрел гремит.
Огромною птицей
Убитый лось,
Ломая тайгу, летит.
Но, стало движение...
Боли нет.
Нет почвы и быстрых ног.
Смятение. Двое. Жуткий рассвет.
Лосиха и лось, сынок.
***
На майском бархате лугов
На майском бархате лугов
Прозрачна сталь небыстрой речки.
По ней легко скользят овечки
Опорожнённых облаков.
Их бег так нов...
Вдали бессмертие дубов
Взрывает почки оглушительно-неслышно.
Всё дышит. Земляные ниши
Залил грунтовых вод потоп.
Стеблями высосан поток,
Хлестнувший в листья и цветки,
Кормящие взахлёб, вперегонки
Шмелей басистых, бабочек неслышных
Слетевшихся, собой колыша,
Цветочной чаши аромат.
Стоит в восторге без ума
Травы податливой зелёный чад.
Коровы в предвкушеньи радостно мычат.
А мраморных грибов столбы
Тела отдали для гульбы
Червям прозрачно-белым с чёрной головой
И многоножкам чешуйчАто-глянцевитым.
Тела грибов насквозь пробиты
И, умирая, тают счастьем
Кормить собой весь этот рой;
Их ватный хруст так сочно глух
Вибрирует, гриба лаская слух,
И — гриб протух, пуская в воздух стаи мух.
Лопух тягучим фейерверком
Расправил праздничным конвертом
Морщины сетчатых листов;
Он так суров
И он не нужен никому
И радостно от этого ему:
Наступит час,
Он дробь дождя швырнёт во тьму.
***
Старый дом
Умирает, заселён
Сном позавчерашним.
Надпись на стене углём:
Пашка + Наташка...
Горбит спину, хороним
Вечным листопадом.
Сядем тихо. Посидим.
И не плачь... не надо.
***
Похороните тихо
Похороните тихо на опушке.
Скамья. Могилка. Дерево над ней.
Чтоб я сумел растерянную душу
Переселить в движение ветвей.
Пусть счёт начнут мои года иные,
Под журавлиный клёкот в небесах.
Ну что вам стоит, добрые, родные,
Позвольте мне хотя бы думать так.
***
Вторник или четверг
Кухня. Водка. Сигарета.
За окном — не отогрета
Осень пасмурным деньком.
Водка. Сигарета. Мысли.
Высоко зависли смыслы.
Кот сидит боровиком.
Сигарета. Водка. Кухня.
Начинаю день, опухнув,
Неразменным мудаком.
***
Маленькое лето
Пухом белым выстелило город
Утюгом застывший в творогу.
Расстегнув рубахи лёгкой ворот,
Утром надышаться не могу.
Дребезжат далёкие трамваи,
Торя по асфальту колею.
Я собственноручно проживаю
Жизнь происходящую мою.
Вечность — от рассвета до заката.
Выси пораскинулися вширь:
Маленькое лето шло куда-то,
Через огромадную Сибирь.
***
Выросило лето спозаранку
Млечными туманами окрест.
Запрягаю мерина Каштанку,
Объезжать верхом родимых мест.
Далеки повсюду кругозоры:
Шири пораскинулися в высь.
Расплела земля свои узоры
По полям несметным, что держись.
На парче взошедшего рассвета
Цветом заневестились луга.
Я скачу землёю, мной воспетой,
И кошу духмяные стога.
Еду косогорами степными,
В перелесках вспахивая зябь.
У Каштанки налилося вымя,
Жаль доить до времени нельзя.
Пососать чуть-чуть наверно можно:
Я решаю тихо меж собой.
И к сосцу родному осторожно
Припадаю левою губой.
И напившись прямо из лошадки,
Счастье открывается во мне.
Плачу слёз раскатистых украдкой,
Засыпая лёжа на коне.
***
Неверность
Под занимавшейся луной,
Идущей с негою во взоре,
Совсем, практически, одной,
Я в Вас влюбился возле моря.
На бледность Ваших декольте
Садились капельки и мошки.
И увидав глазами ножки,
Я вмиг пленился тем и тем.
Пастилкой белою луна
Застыла моря на глазури.
Происходили времена.
И началися жизни бури:
Ты разлюбила невзначай,
Поправ наивные признанья.
И губ взахлёбные лобзанья
Обжог измены молочай.
Брожу до вечера без сна,
Подняв повыше шапки ворот:
Неверность ныне лишь верна
Себе одной — не на оборот.
***
Сынобрат
сын на матери женился
мама рада
сына рад
через год у них родился
славный пупсик сынобрат
***
Единоног
жил одноногий носорог
единоног-единорог
был одноглаз и близорук
и сам себе жена и друг
***
Подражая гениям
Быть недрочимым некрасиво:
Не это поднимает ввысь.
Перебирай свои оливы.
Рукой над писею трудись.
Дроча, не оставляй пробелы
Несмелой кистью между ног.
Дрочи размашисто, всецело.
Дрочи, как диавол и, как бог.
Дрочи без слёз, без самозванства.
Дрочи, чтобы в конце концов
Привлечь к себе любовь пространства,
Услышав будущего зов.
Цель дрочинга – самоотдача,
А не шумиха, не успех.
Позорно дрочеру, лишь начав,
Закончить на глазах у всех.
Другие по живому следу,
Пройдут твой путь за пядью пядь,
Где пораженье от победы
Прилежно нужно раздрочать.
Танцуя радостную польку,
Рукой работай от плеча.
И будь живым, живым и только,
Светло и радостно дроча.
***
Иду, шагаю по Москве
Едва забрезжит над домами
Восходом розовым рассвет,
Заднепроходными дворами
Иду, шагаю по Москве.
Дремают голуби и птицы,
Пока прохладно от жары.
Ещё по койкам спит столица,
Лишь только дворники бодры:
Привычно красят мостовые,
И мажут ржавую качель,
И полевают полевые
Цветы на клумбе. И ни чьей
Не слышно ругани и драки.
Разлито в воздухе весной.
И две весёлые собаки
Лежат под бочкою квасной.
И вот уж день не за горами
Вступается в свои права.
Цветут вдоль улицы герани.
И просыпается Москва.
***
Я не люблю
Я не люблю которых сверлят,
Пусть даже в середине дня.
Нальёшь полста. На вилку стерлядь
Возденешь ловко, вдруг, уйня
За стенкой страшно затрещала,
Когда ты с нежною слезой
Весь мир любя и всем прощая,
Разинул челюсти гюрзой.
Я не люблю которых смотрят,
Секут, косят и пялятся.
Кто унижает баб, животных
И в драке бьёт по яицам.
Я не люблю, кто любит слушать
И помнить всё, что ты сказал,
Чтобы потом нагадить в душу.
Я не люблю базар, вокзал.
Я ненавижу всяких сборных:
Хокей, фудбол и воледбол.
И срать в общественных уборных —
Как наихудшее из зол.
Я не люблю тупых старушек:
Сварливых, жирных и глухих,
Большие сиськи, слово "кушать",
Похмелье, зиму и стихи.