Вспомнилось старое: снова открыт блокнот,
Руки машинально плывут над клавиатурой.
В голове сноп мыслей, что не находят рот,
Они – как цветы распадаются, теряя структуру.
О чём писать: о том, как сильно скучаю?
Как вспоминаю наш крестовый поход?
Или как хорошо я теперь поживаю?
Обрастаю грибами, старея из года в год?
Высокий полёт превратился в усталый шаг,
Фантазия скукожилась до пределов соития,
Я – хромоногий, скосившийся бывший маг,
Ведомый распорядком в тумане подпития.
Да, муза, прости мне, я всё пропил и просрал,
Продался за право спокойно и просто жить.
А помнишь, как я надменно, наигранно врал,
Что-то шептал отражению про Ариадны нить?
Забыл я про луговые цветы и вершины гор,
Стены города машин сделали своё дело.
Теперь у меня выборы, и под ногами пол,
Который выбить некому вновь, довести до предела.
Я старею, муза, обрастая синим узором вен,
Хочется орать беспрерывно отборным матом.
Мне страшно, понимаешь? Я – Курт Кобейн,
И я не пойду опять к врачам-дегенератам.
Как видишь, я совсем плох, положение критическое.
Не помогут слова поддержки и вера во что-то там.
«Верните мне мою юность, отрезанную от меня физически», –
Я кричу невпопад во все стороны, но вокруг пустота.
Я уже вызывал кого-то на бой – это видно по прошлым трудам,
Я сидел не дыша, ожидая годами в пятне тусклого света,
Я кричал, что жизнь моя, и я никому её просто так не отдам,
Но никто ко мне так и не пришёл, я так и не дождался ответа.
Вор ушёл, ему не было смысла бороться.
Он забрал, что хотел, чтоб потратить потом.
Я остался сидеть, я всё думал, что кто-то вернётся…
Вот, погляди – это сухая ладонь, что когда-то была кулаком.