Я еду к тебе, и слова не хотят писаться.
Когда-то мы вместе считали пролёты станций,
И были землёй, по которой гуляет ветер,
И помнили всё о каждом совместном лете.
Мы были, вы были, они, безусловно, были.
Склонения множатся фактами в лжеэфире.
И правда растёт и колется, как подросток.
Вот так в двадцать три из бара ведёшь на воздух
Девицу, стерильно дышащую: "Я в порядке".
И так она смотрит, как будто бы ты - зарядка,
И тянет ручонки, пока каменеешь разом.
Так в двадцать четыре автобус прибавит газу,
Случайно вильнёт, не задев тебя на перекрёстке,
И ты никуда не сядешь и будешь поздно.
Так в двадцать минут, припрятанных на утёсе,
Ты вспомнишь, как ранит грязью ручная осень,
И как идеал живого приятен глазу.
Я еду к тебе, и зеркало вторит фразы.
Их не записать, не выучить, не исполнить.
Когда ещё будем столь же близки и полны?
Когда ещё будем едины землёй и небом?
Я еду, и не сожалею, что всё же еду.