Ой, не знаю то, давной ли
Над горою, под горой ли…
Только знаю я о том,
Что случилося потом:
Жил да был в одной деревне
Посреди чащобы древней,
Среди пашен и лугов
Тот, кто ведал цену слов.
Бают так: лишь он родился
Им уже весь свет гордился.
У ребячьей колыбели
Неумолчно птицы пели;
Звон ручья звучал чудесней,
Дождь стучал – печальной песней.
Даже пегая коза,
К небу закатив глаза,
Рядом с детскою качелью
Соловьиной пела трелью.
Рос дитя. Росла и слава.
Хором вкруг него дубрава
Гимны солнцу воспевает,
Он же – всюду поспевает.
Едва пару слов сказал –
Тут же в стих их и связал.
Песнь поет вдвоем с отцом
Голозадым сорванцом.
Только подросла ладонь –
Стала петь в руках гармонь.
Балалайку вместе с дедом
Мучал он перед обедом.
Ну, а съев полмиски каши -
Ложками стучит и пляшет.
Дудочку у пастуха
Выменял за петуха,
И свирель, что всех нежней,
Смастерил из старых пней.
И работы не чурался,
Но за что бы он ни брался,
Все в его руках звучало
Как не думалось сначала:
Звонко чавкал помидор,
Грозно так жужжал топор,
Тонко плакала пила,
В тон свистели удила….
Старый из-под кваса жбан
Был как-будто барабан;
Под вечернюю кантату
Приспосабливал лопату;
А однажды, всем на диво,
«Барыню» сыграл на вилах.
Коли не было порою
Хоть ухвата под рукою -
Ритм ступнями отбивал
И все время напевал.
Мать с отцом – дитю подмога.
Видят, что талант от Бога, -
Не бранили, не ругали
А все это поощряли.
Батька, хоть и не с руки,
Тут подался в батраки,
И за год работы черной
Заработал рубль червонный.
И решил: мол, на торгу
Сыну дар купить смогу.
Взял расчет, поклон отвесил
На спину мешок повесил,
Покрестился, плюнул в пол
И на ярмарку пошел.
Путь не близок – и не долог:
За город ведет проселок
И на берег тот реки
На лужок, в борщевики.
К торгу тропка – по мосту
Что длинной чуть не с версту.
Батька, ох и размечтался!
Шел и пел, плясал, смеялся,
Но к несчастью над водой
Выдал в плясе финт такой,
Что монеты с кушака
Выпали от гопака.
Рубль об доски шустро – звяк
Шумно в реку сверху – бряк
Вглубь волны – и был таков.
На мосту – пять медяков.
Горе, горе мужичине!
Рухнул он на мост в кручине;
В голос бешено ревет
И волне проклятье шлет:
«Год работал я задаром:
Уж не будет сыну дара!
Ненасытный Царь морской
Проглотил мой золотой!
Подавись же ты, зараза!
Тьфу тебе на оба глаза!
Чтоб тебя кусила муха,
Чтоб схватила золотуха,
Чтобы семь моих потов
Развели тебе клопов!
Чтобы рубль, что ты украл
Костью в горле тебе стал!»
Долго плакал над водою…
Медь собрал, омыл слезою,
И бездумно, будто вол,
Все ж до ярмарки добрел.
А торжище – это диво!
Осетры, рубахи, пиво,
Мед, хрусталь и даже брют -
Что желаешь продают.
Тятька стал. В затылке чешет:
Что же горе-то утешит?
И пошел промеж рядов
Вдоль заполненных лотков.
Мимо репы, груш и лыка
Вдоль лаптей, холста, шашлЫка,
Лошадей, козлов, овец
На ремесленный конец.
Ну а здесь тоска острО
Вновь схватила за нутро:
На одном из покрывал
Чудо - гусли увидал!
Словно корабля бока
Изогнулося доска,
Сделана из клена,
Лачена, морена.
Колки медные на ней
Ярче праздничных огней.
Струны светят серебром
Вдоль краев – резьба углом.
А по красной стороне
Скачет витязь на коне.
Солнышко над ним сияет
В небе – горлинка летает.
Мужичина чуть не взвыл:
Вот чего бы он купил
Кабы сам не сплоховал
И рубля не потерял!
И от горя, и от злобы,
И забыться тоже чтобы
Тут же выпил браги
Полторы баклаги
(Благо стоит то добро
Пол полушки за ведро).
Захмелел, и в забытьи
К речке вновь решил идти.
И дошел. До камышей…
Белых помянул мышей,
За корягу зацепился,
Рухнул спьяну и забылся.
Во хмелю все нипочем -
Хоть исполосуй мечом…
Но вот утренний туман,
Будь ты хоть мертвецки пьян,
Хоть скотину, хоть людей
Пробирает до костей.
Мужичок, дрожа, проснулся,
Ойкнул, лежа повернулся,
И к воде быстрей бежать:
Чтоб пожар во рту унять.
Рухнул прямо с бережка,
Сделал три больших глотка
И застыл, как был – в воде
С ряской в чахлой бороде.
Перед ним – волшебный клад -
Гусли чудные лежат!
Гусли - словно на торгу,
Но самой доски дугу
Здесь украсила резьба
Как озерная трава.
Вместо солнца – стайка рыб,
Осьминог обвил изгиб,
И внизу черным-черна
Океанская волна.
«Чур меня, неужто сбрендил?»,
Сам себе отвесив пендель,
Гусли наш мужик схватил
Да и к дому припустил.
Ну а дома – пир горой!
Ох, кормилец! Ох, герой!
Воротился, наконец.
«Сын, возьми. Играй, малец!»
Сын – в плечах косая сажень
Бухнувшись в колени даже
Принял гусли. И сыграл
Так, что волос дыбом стал.
Вся деревня – как один
Враз застыли без причин.
Кто смеется, кто рыдает,
Кто-то мамку вспоминает,
И у каждого, зело,
Зацепило за нутро.
Матушка же, вся в слезах,
Пряча за надеждой страх,
Сына крепко обняла
И такой наказа дала:
«Вот и вырос ты, сынок!
Нам женить тебя уж срок,
Только чую я душой:
Твой удел теперь другой!
Не тебе пахать и сеять,
Не тебе в овчарне блеять,
Не тебе молоть муку,
Бить баклуши на току.
Ты не раб и не батрак,
Не служивый, не варяг.
В сердце у тебя поет
То, что всех переживет!
Гусляром тебе, знать, быть,
Сердце песней веселить.
Мы родить тебя смогли
Для крещеной всей земли,
Так что ты иди-ка с Богом,
Пусть тебя ведет дорога
К лучшей доле. Поспешай:
Песню - людям отдавай,
У умелого – учись,
А богатства – сторонись.
Знай, что злато- серебро
Многих увлекло на дно».
(to be continued)