КАШТАНЫ
Надели за лето
тесные скорлупки!
По ас
фаль
ту
с мягким перестуком
каштаны катятся.
Так вырастают дети
из крохотных кроватей.
Цвета шоколада,
гладкие как смальта,
катятся каштаны -
ах, какие сальто!
Кожура - зелёными
шубками без пуговиц -
не так ли вызреваем мы
их прошлогодних путаниц?
Не так ли вылетаем мы
из крена нелюбви?
Любимыми бросаемы -
я, ты, она, он, вы...
И не найдя отдушин,
устав от бед и дел,
так выпадают души
из оболочек тел.
;
БАБЬЕ ЛЕТО
Этот, принятый из рук его,
на исходе лета бабьего
лист – узорчатей кленового,
и прилипчивее банного.
Не конфета , и не роза ведь –
ан и сладок и душист,
Лист осенний, будто исповедь,
когда рядом ни души…
А прожилки – не записка ли
о любви и о судьбе?
Я иду филателистом
с маркой редкостной в руке!
Я иду себе по городу
под счастливый перестук –
а подарочек-то с норовом! -
хочет вырваться из рук.
А края какие острые!
Знать, порежусь до крови.
Обещался завтра в гости,
властно скажет: отопри.
Сердце, не стучи так весело -
послезавтра он уйдет.
Не позволено - не велено
быть тебе теплей, чем лёд.
Замолчи сейчас же, скверное!
Будет ночь черным-черна,
и наверняка неверною
станет честная жена.
Замолчи, уймись несносное!
Легче птичьего пера –
бабье лето. Краски осени.
Краденой любви пора.
;
ТАБЛО
Я не могу тебя простить,
поскольку дождь идёт весь вечер.
Друзей озябших угостить
кроме мороженого, нечем.
Поскольку в сырости грибной
одна твоя душа повинна.
Ты можешь весь уйти к другой,
с моею вместе половиной.
Ты можешь есть, и пить, и петь
с твоими жуткими друзьями.
Я не могу тебя согреть –
мне нечем, нечем, и нельзя мне –
ты раздаёшь моё тепло,
оно тебе не нужно вовсе.
…всю ночь на улице табло
горит и ничего не просит.
;
ВОТ И ПРОЖИЛИ ЖИЗНЬ...
Вот и прожили жизнь, душа моя.
Нету плоти. Осталось - вместилище.
Руку греет изнанка шершавая –
лист как пропуск из ада в чистилище.
Это точно тот свет, мой единственный.
Ну а мы – привиденья с тобою.
Врозь мотаем срока в жёлто лиственном,
Расписном, золочёном покое.
;
НОЯБРЬ
…а сочная сентябрьская листва,
и спелая трава – как в негативе
белым-белы, и – чёрное, родства
не помнящее, небо над квартирой.
Как много целлофана и стекла
прожитые года мне оставляли!
Судьба моя, сгоревшая дотла,
ты всё ещё идёшь за мной, цепляя
колючкой ли, крапивой ли, кустом,
слепой стеной, уткнувшеюся в брови,
чужим домашним светом и теплом…
Прошу тебя, пожалуйста, без крови.
Не мучай и не мучься. Отойди.
Ты – вымысел всего лишь, привиденье,
стоишь на полдороге. Полпути
собою заграждая во спасенье.
Не надо ни спасать, ни убеждать.
Расстаться – всё ровно что съехать с дачи…
…по небу клин плывёт. Его вожак
курлычет. Как бы кличет, как бы плачет.
;
ЗДРАВСТВУЙ, НОЯБРЬ...
Здравствуй, ноябрь, диктующий крупно
солью зернистой минуты, секунды!
Здравствуй, приятель, с характером трудным,
в небо вставляющий звёзды-корунды,
чтоб не сломались и не заржавели
старых наручных часов механизмы,
чтобы не гнили поля и не прели,
дряхлых очков протирающий линзы.
Здравствуй ноябрь, целительный месяц
прозы кладбищенской, псовой охоты,
ссор, расставаний за сутки раз десять,
с постной ли пятницы, с отчей субботы.
Месяц ноябрь, на окраине нашей
ходит с котомкой, с ружьем за плечами,
глаз, следопыт, не спускающий с пашен,
к вечеру выспавшись, бродит ночами.