бесхребетная мразь без возможности выбора
ночью горько выревет,
задыхаясь от бессилия и одиночества,
чтобы завтра спасти, поддержать очередного выродка,
ноющего о дерьме, не видевший его воочию,
чтобы снова вернуться на дно,
где, как ложкой, помешивает повар,
блюдо под названием "всё снова дерьмово"
и скажет: да, сегодня и правда немного скверно.
и так каждый день я мешаю перед собой себя -
повар оставил затею, смирившись в её неисправности, как и я.
накидал что душе его захотелось и оставил на радость чертям,
чтобы я лютую ночь закрывал всю мразотную кашу на ключ,
а она кипит, пузырится, пенится, рвётся назад.
только кофе – бальзамом на душу, противоядом на яд.
и я спешу рассказать, а некому,
самому себе и снова в тиши.
и если люблю своей мерзкой любовью, то только двух женщин:
ту, с которой сплю, отбирая одеяло с её оголенной души,
и которая обратно укладывала в кровать,
когда я лунатил в пять.
я подонок, который всегда уходил, как только уют раскрывал мне двери,
вторая, меня стоило отдать в приют,
чтобы клеймо несчастных на нашу семью
наклеивал кто-то другой,
кто справится с этой ответственностью, кто из таких.
а я не тяну крест обиженной жизни
и вообще - ни жизнь, ни крест, ни обиду.
но могу за других.