Моя подборка в Московском Комсомольце

Наталия Максимовна Кравченко

*  *  *
Как хлопьям снега, радуюсь стихам.
Я их тебе охапками носила.
И мир в ответ задумчиво стихал,
поверив в их бесхитростную силу.

Был каждый день как новая глава.
Мне нравилось в шагах теряться гулких
и близко к сердцу принимать слова,
что бродят беспризорно в переулках.

Их мёрзлый бред отогревать теплом
единственно нашедшегося слова,
и дальше жить, мешая явь со сном,
во имя драгоценного улова.


*  *  *
Незаметна стороннему глазу,
я по жизни иду налегке
за волшебно звучащею фразой,
что маячит ещё вдалеке.

Начинается новой главою
день в косую линейку дождя.
Зеленеет и дышит живое,
о своём на ветру шелестя.

Чтоб мотив тот подхватывал всякий,
напевая его при ходьбе...
А когда моя муза иссякнет,
то я буду молчать о тебе.


*  *  *
В эту дырявую насквозь погоду
я как под душем бродила одна,
в улицу, словно в холодную воду,
погружена, никому не видна.

Жизнь потемнела, всё кончено будто.
Встали деревья, дома, чтоб уйти.
Дождь моросящий следы мои путал
и зеркала расставлял на пути.

Всё приводил он собою в движенье,
правдою жеста зачёркивал ложь.
Дождь с необычным воды выраженьем,
чистым и синим сверканием луж.

И открывались мне улиц улики,
встречной улыбки несмелый цветок...
Блики на лицах, пречистые лики,
капелек хлебет и струй кровоток.

В лунную глубь человеческой ночи
падало с неба как в руки ранет,
противореча, переча, пророча –
влажное да – пересохшему нет.


*  *  *
Когда хорошо – мне грустно.
Ведь это скоро пройдёт.
Читаю с помощью Пруста
себя всю ночь напролёт.

Пока глаза не смежались –
копалась в своей золе.
Какие пласты слежались
в душевной моей земле?

Когда устаёт дорога
и жизни замедлен ход –
вгрызайся в свою утробу,
в колодец глубинных вод.

Там дремлет ночная тайна,
скрываясь за далью вех...
Невидимая реальность
невидима не для всех.

Пусть карта навеки бита
и слёзы текут из век –
но детский кусок бисквита
вернёт тебе прошлый век.

И жизнь по глоточку цедишь...
Минуту, неделю, год
в конце особенно ценишь –
ведь это скоро пройдёт.

Узнаешь, души не чая,
по-новому жизнь кроя,
как выплыть из чашки чая
в лазоревые края.

Не надо делать ни шагу –
земля сама за тебя
идёт, вынося из мрака,
как плачущее дитя,

в боярышник и шиповник,
в сиреневый шум и дым...
Как важно всё это помнить,
чтоб было навек живым.

В погоне за вечным раем, –
неужто же без следа? –
когда-то все умираем...
Но это не навсегда.


*   *   *
О, где тот младенческий пир,
свет, бивший из скважин,
когда был загадочен мир –
а не был загажен.

Когда и не брезжило дно
у чаши сосуда,
и всё нам казалось чудно,
и всё было – чудо.


*  *  *
Скоропостижно клёны облетают,
качая непокрытой головой,
и листьев треугольники витают,
как похоронки Третьей Мировой.

Эпоха фарса, блёсткая наружно
и выжжено-бездушная внутри,
когда всё можно и ничто не нужно,
когда никто не нужен, хоть умри.

Но есть же мир живой и неказённый,
где радуются солнцу и весне.
Таращатся невинные глазёнки
цветов, что не слыхали о войне.

И я иду средь прочих невеликих,
тропинками исхоженных орбит,
улыбки собирая как улики
того, что мир не умер, не убит.


*  *  *
Я себя отстою, отстою
у сегодняшней рыночной своры.
Если надо – всю ночь простою
под небесным всевидящим взором.

У беды на краю, на краю...
О душа моя, песня, касатка!
Я её отстою, отстою
от осевшего за день осадка.

В шалашовом родимом раю
у болезней, у смерти – послушай,
я тебя отстою! Отстою
эту сердца бессонную службу.


*  *  *
Луны недрёманное око
следит за каждым из окон,
напоминая, что у Бога
мы все под круглым колпаком.

Души незримый соглядатай,
ты проплываешь надо мной,
напоминая круглой датой,
что всё не вечно под луной.

Чего от нас судьба хотела,
в час полнолуния сведя,
когда в одно слились два тела,
над сонным городом летя?

И, может быть, ещё не поздно
вскочить в тот поезд на бегу...
Ловлю ворованный наш воздух
и надышаться не могу.

Придёт зарёванной зарёю
иной заоблачный дизайн...
Летящий отблеск над землёю,
побудь ещё, не ускользай!


*  *  *
Наша жизнь уже идёт под горку.
Но со мною ты, как тот сурок.
Бог, не тронь, когда начнёшь уборку,
нашу норку, крохотный мирок.

Знаю, мимо не проносишь чаши,
но не трожь, пожалуйста, допрежь,
наши игры, перебранки наши,
карточные домики надежд.

В поисках спасительного Ноя
не бросали мы свои места.
Ты прости, что мне плечо родное
заменяло пазуху Христа.

Будем пить микстуры, капать капли,
под язык засунув шар Земной,
чтоб испить, впитав в себя до капли
эту чашу горечи земной.

...Мы плывём, как ёжики в тумане,
выбираясь к свету из потерь.
Жизнь потом, как водится, обманет,
но потом, попозже, не теперь!

Небо льёт серебряные пули,
в парусах белеют корабли,
чтобы подсластить Твою пилюлю,
в небеса обёрнутой земли.