Ох, любит сердце разуму перечить,
Бороться с ним, буквально, каждый день,
Возможно, помогать или калечить...
Что ж, о картине, где цветёт сирень.
Примерно в детстве увидал картину -
На ней красив каждый пурпурный маз.
Уже мечтал, как толстый шкаф свой сдвину,
Её повешу - прям на радость глаз.
А мозг ещё тогда беду почуял
И свои страхи проявлял на явь:
- Прошу, бери другую ты, другую,
Оставь её подобным ты, оставь.
Но в глубине лёгкой души, сквозь дверцу,
Пройдя немного главных чувства три,
Мне прошептало тихо моё сердце:
- Ты мне её, пожалуйста, возьми.
И эта искра переросла в огонь,
А хладный разум растопился вмиг:
- Тебе она ещё доставит вонь, -
Лишь прозвучал и сразу же поник.
Итак, купил себе я ту картину,
Повесил вместо шкафа – лепота!
И очень счастлив был, теперь мужчину
Приветствует такая красота.
А разум всё ворчал совсем несчастно,
А сердце расцвело в благих цветах:
- Эта картина для тебя ужасна!
- Мы с нею тонем в радостных мечтах!
Но время шло и на моей картине
Вдруг появился длинненький разрез.
Конечно, правда, не посередине.
Но вот хотел, чтоб он скорей исчез.
Старался я, чтобы решить задачу,
Прикладывал усилия, труды,
Себя даже хотел переиначить ,
Возможно, я причина той беды.
Но, к сожаленью, всё и вся напрасно.
Хранить разрез – теперь её удел,
Но отчего и почему – неясно.
Как будто натюрморт сам захотел.
Мой громкий разум примчался тут как тут:
- Ну, что я говорил тебе тогда?
Сердце и чувства про картину врут,
Ты выкинь её быстро навсегда!
А сердце вновь шепнуло хоть не прытко,
Но всё же очень метко, верь не верь:
- Дай картине ещё одну попытку.
Поверь, не ошибешься ты теперь.
Поверил и всё шли недели, годы.
Картина же всё двигалась с горы:
Как будто с долгой тяжкой непогоды.
Наличие ещё одной дыры.
Потом ещё, ещё и снова, снова:
Картину было просто не узнать.
А то, как было мне уж нездорово ,
Увы, тебе читатель не понять.
И всё я игнорировал свой разум
И верил сердцу день за днём.
В своих глупых мечтах остался связан
И простодушным сердцем был пленён.
В один момент и краска потемнела,
Смолистым, едким стал её узор,
Моя сирень в момент тот посерела,
Не мог без боли обращать свой взор.
И появился запах никотина,
И очернилось быстро полотно ,
И даже угольная паутина
Не закрывала сильное пятно.
И мозг тут прискакал с ума вершины:
- Мой друг, уже настало твоё время
Сбросить во дно ужасно бремя,
Поступок совершить благой мужчины.
Выкидывай немедленно картину
Забудь про этот ты ненужный хлам.
В отличье от неё, тебя не кину.
Пора в дорогу собираться нам
В дорогу нашей уж жестокой жизни -
Искать мы будем новый чистый лист,
Что будет светлый, вовсе не капризен:
Без смоли, смрада, грязи – в общем, чист.
Готов был за собой закрыть я дверцу.
И вроде бы теперь всё решено,
Пути другого вовсе не дано...
Но всё ж опять заговорило сердце.
- Ещё в груди угли горят, пылая .
Не можешь бросить это полотно,
Хоть попросту с тобой играя,
В душе твоей ещё лежит оно.
Ведь это самый лучший твой улов -
Не отпускай его, ещё шанс дай.
Но я промеж всех этих слов
Услышал лишь слова: «Страдай, страдай»
Готов тяжко страдать, наверно, вечно,
Всю свою жизнь лишь об одном моля,
Но наконец простился скоротечно.
- Не правда! С ней простился только я.
Сказал мне разум, тяжесть понимая
И уходя на бренный свой покой,
Что будет дальше – я, увы, не знаю
Ему уж не сказал я даже «стой».
Вся наша жизнь – война, но лишь без нас:
Мы сами в ней участники, иль нет?
Но всякий блеклый, скучный, нудный раз
Скорей всего – уж не минуем бед.
Вся наша жизнь - важнейшая борьба:
Холодный разум затмевает душу,
Но даже и в мёрзлые холода,
Скорее будешь сердце слушать.